– Об этом не может быть и речи, сын! Слишком опасно. Ты станешь гранильщиком волшебных камней, как и я.
Снова раздался треск, и это вернуло Колена к действительности. Кусок тучи оторвался от неба и упал вниз. Земля содрогнулась под ногами мальчика, и пыль заполнила рот.
Это было одно из последствий взрыва динамитом. Тучи крошились, из них сыпались обломки. Иногда какой-нибудь такой кусок задавит корову или сплющит дом… со всеми жителями. Никогда не знаешь, куда упадет обломок.
Колен побежал к строительным лесам вокруг гигантской статуи, над которой его отец работал уже полгода. Раньше люди очень ценили камни счастья. Ослепительно-белые, они отражали солнечный свет и наполняли его особой волшебной силой. Любой, кто становился под их лучи, чувствовал, как его охватывает необъяснимая радость. Когда грусть или скука наполняли душу, достаточно было «искупаться» в лучах, отраженных от стоящих на перекрестках статуй, и печаль покидала сердце.
– Как это действует? – спросил однажды Колен. – На первый взгляд всего лишь каменные статуи людей, потрясающих щитами…
– Именно, – ответил его отец. – Без солнечного света магия не может выйти из статуи. Как ты и сказал, эти идолы слишком банальны, и у них плохие пропорции, по той простой причине, что я не очень хороший скульптор. Но когда всходит солнце, его лучи падают на щит каменного человека и, отражаясь от него, словно от зеркала, усиливаются в несколько раз… происходит нечто магическое. Идол перестает быть просто кривой статуей. От него исходит необыкновенный свет, который лечит людей от печалей.
И правда, Колен не раз мог в этом убедиться. Достаточно было войти в зону сияния статуй, как все огорчения улетучивались. Становилось понятно, почему столько людей собиралось толпою около гигантов, высеченных Жордошем. Сидя в траве, они ждали, когда появится заря и солнечные лучи упадут на каменных рыцарей. И тогда, до наступления темноты, они забывали свои сердечные страдания, презренную жизнь…
Колен присоединился к ним, когда Тумок, его пес, умер от укуса ядовитой змеи. Волшебный свет высушил его слезы, и потеря Тумока перестала быть невыносимой. А однажды, когда Колен пробыл несколько часов подряд в сиянии статуи, он совсем забыл о существовании Тумока! Этот приступ беспамятства привел его в замешательство, и потом он стал избегать волшебной статуи.
Новый кусок тучи откололся от неба и подмял под собой деревья. Осколки гипса полетели во все стороны, глубоко порезав ноги мальчика. Кровь заляпала его рваные башмаки. Он выругался и пролез между балок строительных лесов. Он поднимался вверх, перелезая с поперечной балки на распорную. При каждом неосторожном движении Колен стукался лбом о статую.
Жордош никогда не был хорошим скульптором; в течение многих лет он воспроизводил одного и того же персонажа: тридцатиметрового рыцаря в доспехах, с овальным щитом над шлемом. Щит перехватывал солнечные лучи и направлял их к земле под углом в сорок пять градусов. Рыцарь был плохо сложен, кривоног, со слишком большим носом, с неправильно расположенными глазами. И разным количеством пальцев на руках. Но никто не обращал на это внимания. К статуям приходили не затем, чтобы любоваться произведениями искусства, а чтобы искупаться в лучах счастья!
Колен быстро лез по балкам, а в голове гудело от вопросов, на которые он не находил ответов. Почему его отец до сих пор упорно вытачивает статуи, если они больше не нужны? С тех пор как тучи превратились в гипс, солнце появлялось очень редко, и идолы сделались бесполезными. Ни малейшего лучика не доходило до них, нелепые статуи стояли вдоль дорог, и никто больше не садился у их подножия, ожидая рассвета. Потеряв магическую власть, они казались еще более уродливыми и смешными, так что Колен даже их стыдился.
– Не стоит продолжать, отец! – бросил он однажды вечером, уткнувшись в свою миску с супом. – Ты зря стараешься. Без солнечного света статуи представляют собой лишь скопища больших камней… к тому же на них неприятно смотреть.
– Ты прав, сын, – вздохнул Жордош. – Но я больше ничего не умею делать. А так хоть какое-то занятие… и потом солнце когда-нибудь вернется. Надеюсь, я увижу его перед смертью.
Подросток наконец добрался до вершины лесов. Его отец сидел там, прислонившись к огромной голове каменного рыцаря. Весь в белой пыли, с неподвижным взглядом, Жордош смеялся, крепко сжимая в руках инструменты.
– Отец! – закричал Колен. – Здесь нельзя оставаться. Все небо в трещинах. Тучи ломаются на куски. Тут опасно!
Но Жордош не слышал его и продолжал смеяться, причем невозможно было понять, что же его так насмешило. Он походил на лунатика или сумасшедшего. Колен потряс его за плечи.
– Отец! – повторял он. – Надо спускаться.
В этот момент кусок тучи, падая, задел голову идола, оторвав ему нос. Жордош засмеялся еще громче, словно это была самая смешная вещь на свете.
«Болезнь счастья, – подумал подросток, вынуждая отца подняться. – От долгого пребывания вблизи идолов радость сменяется приступами ненормальной веселости. Все время смеешься без причины…»
Жордош же обрабатывал волшебные камни с четырнадцати лет. За эти годы он вдохнул в себя столько каменной пыли, что вся семья удивлялась, как он еще не превратился в статую. Он помешался, и периодически его охватывали приступы такого смеха, что он забывал обо всем. Он хохотал по десять часов кряду, а потом обессиленный падал замертво. Колен видел, как отец смеялся во сне, во время еды… или когда зубной врач выдирал ему зуб. От недуга не было лекарств. Врачи называли это «профессиональной болезнью».
Держась друг за друга, отец и сын стали спускаться по строительным лесам. Все большие и большие куски откалывались от туч. Щит идола разбился, а руки сломались в локтях. В его изуродованном лице не осталось ничего человеческого.
«С нами случится то же самое, если мы не уберемся отсюда!» – подумал мальчик, волоча отца подальше от строительных лесов. Жордош не держался на ногах. Приступ смеха забрал все его силы, если бы сын не понес его, он повалился бы на траву, не в состоянии сделать и шага.
– Папа, – умолял Колен, – прошу тебя!
Хоть он и был крепким подростком, скульптор оказался очень тяжелым!
Прерывисто дыша, Колен схватил Жордоша Манике под мышки и потащил его к скалам, в надежде найти там убежище.
Едва они добрались до них, как огромный кусок тучи оторвался с окаменевшего неба и упал на строительную площадку, разбив на мелкие кусочки статую и строительные леса! Камень взорвался бесконечным множеством осколков, которые просвистели в воздухе. Колен еле успел упасть ничком. Однако один осколок все же попал ему в левую бровь. Кровь потекла в глаз, наполовину ослепив парня.
«Мы были на волосок от гибели», – подумал Колен, посмотрев на подмостки, превратившиеся в гору разломанных деревяшек, и на статую, от которой уцелели лишь ступни (правая длиннее левой!).
Он повернул голову в ту сторону, откуда раздавался пронзительный скрежет; его мать бежала с тачкой. Она плакала, лицо ее было испачкано мелом. Жестом она показала сыну, что надо уложить отца в тачку. Хорошая идея, так скульптора было проще перевезти.
Они удалились с места катастрофы, толкая трясущуюся на кочках тележку. Колен хотел как можно скорее укрыться в скалах.
– Дом… – плакала мать. – Если хоть один из этих проклятых камней упадет на наш дом, мы станем бродягами…
Колен хотел бы ее утешить, но она, к сожалению, была права. Опасность, что их хижину погребет под обломками туч, была слишком большой. Хоть бы камнепад прекратился!
Прерывисто дыша, они укрылись в расщелине в скале. Отец по-прежнему смеялся, но сил у него оставалось все меньше, он начал уставать.
– Ему надо принять лекарство, – прошептала мать, вытащив из-за корсажа склянку с красной жидкостью. – Если долго смеяться, можно и умереть. Так произошло с твоим дедом, тоже скульптором. Он заболел болезнью счастья. Смеялся так сильно, что не смог перевести дыхания, так и умер.
Колен посмотрел на небо. Трещина не увеличивалась. Каменный дождь затихал. Он вздохнул с облегчением, но в нем поднималась ярость. Сколько еще им жить под угрозой небесных камнепадов? Сколько еще пройдет времени, пока подрывники наконец раздробят этот непроницаемый панцирь?!
Его охватили отчаяние и ярость.
– Ну все, – прошептала мать. – Можем идти домой.
– Да, – вздохнул Колен, берясь за тачку. – По крайней мере, строительной площадки больше не существует. И отец туда больше не вернется.
– Ну да! – пробормотала Мария Манике. – Зато он хоть чем-то занимался. От безделья он становится злым.
– Он может поискать другую работу, – проворчал подросток.
– Вряд ли, с его приступами смеха, – прошептала мать. – Никто не захочет его нанять.
Колен сжал зубы. Скоро дома не останется ни гроша. Деньги, заработанные Жордошем во времена его славы, растаяли, как снег на солнце. Мария Манике хоть и была очень экономной, но уже тратила последние сбережения. Уже давно они ели только постные супы и черствый хлеб.
