Но она заупрямилась с первой же минуты: «Буду вести себя так, чтобы он не догадался, что я на самом деле думаю». Заупрямилась глупо, как младенец. Теперь только она видела, до чего это было глупо. Одно лишь её оправдывало — такое случилось с ней впервые.
Ну хорошо, оправдывайся не оправдывайся, а теперь за все эти «детские штучки» приходится расплачиваться.
Она посмотрела вверх и, ощутив бесконечность нависшего над ней мрака, почувствовала такое дикое одиночество, что на миг закрыла глаза. Потом снова торопливо оглянулась: может, всё-таки кто-нибудь из них появится поблизости?
Никого. Она была совершенно одна.
Вот тут-то её страх сменился злостью. «Чего ты боишься, дура?» — подумала она.
Она всегда гордилась своими способностями к точным наукам и логическому способу мышления: Алику то и дело попадало от сестры за склонность к поэзии и другим видам изящных искусств. Правда, больше всего ему доставалось за то, что он совершенно не умел да и не хотел скрывать своих чувств.
«Чего ты боишься? — повторила она. — Ведь ясно же, что ничего плохого тут случиться не может. От поверхности не оторвёшься. В пространстве не потеряешься. Чего же бояться? Космоса? Это ещё глупее, чем испугаться моря, стоя на берегу. Правда, Ион намекал на какую-то опасность, но ведь понятно же, что он просто устроил ехидный розыгрыш. Так чего же тут бояться? Разве что перевернёшься, когда начнёшь скользить, разобьёшь колени или что-нибудь в этом роде?»
Алька уже забыла, что боялась и злилась на себя, но чувство одиночества в космосе было таким гнетущим, что Алька никак не могла решиться двинуться с места.
Да, то, что простиралось вокруг, действительно было величественным, но насколько ближе сердцу красота… ну, хотя бы того ботанического сада, которым так восторгался Ион.
И Алька, которая в самом деле умела мыслить логично, наконец начала понимать, за что её наказали.
— Поделом мне, — шепнула она.
— Что ты говоришь, Алька? — удивлённо спросил Ион.
— Я вас не вижу, — тихо сказала она. — Куда мне идти? Скажи, Ион.
Ион несколько секунд молчал. Это был критический момент — он заколебался. Он даже взглянул на Робика: может, хватит? Но Робик реагировал совершенно неожиданно: он беспомощно развёл руками.
Тогда Ион решил любой ценой подавить слабость, недостойную мужчины.
— Посмотри прямо перед собой, — сказал он. — Видишь созвездие Орла?
— Да, — прошептала она.
— Так вот, двигайся прямо на его центр.
— Хорошо, — ответила она уже совершенно спокойно.
— Только смотри… — сурово напомнил он. — Не гоняй как бешеная на этом катке.
Алька не стала спрашивать почему.
— Еду! — крикнула она.
Тогда Ион кивнул Робику, и оба бросились в сторону, противоположную той, с которой должны были появиться брат и сестра.
Слева мелькнула фигурка Алика, поэтому они ускорили шаг.
— Эгей, Ион! — заговорила Алька запыхавшись. — Где ты?
— Я тоже вас что-то не вижу, — сказал Алик. Ион молчал.
— Ион! — уже нетерпеливо крикнул Алик. — Что это значит?
Потом оба замолчали.
Ион и Робик большой дугой обошли место, с которого стартовали, и остановились около квадратной крышки лифта.
Здесь Ион наконец заговорил как ни в чём не бывало:
— Интересно, Робик, почему они молчат? Уж не перепугались ли?
— Все может быть, — проворчал Робик.
— Да нет, пожалуй, — так же весело продолжал Ион. — Кто ж тут может потеряться? А здорово, правда? Космическое удовольствие!
— Мгм, — согласился Робик. Они снова замолчали.
Послышался взрыв сдерживаемого смеха. Смеялся Алик.
— У, бродяги! Я вас уже вижу! — сказал он. И действительно, из-за опалесцирующей линии горизонта выскочила маленькая фигурка.
Алик нёсся стремительно и уверенно, словно всю жизнь только и гонял по Разведчику.
— У, вы, сатурнийские бродяги! — торжествующе воскликнул он и затормозил совсем рядом, безошибочно и уверенно, удерживая равновесие. — Ну, ручаюсь вам, — сказал он, — буду теперь гонять здесь при каждом удобном случае.
— Ура! — крикнул Ион.
— Ура! — повторил Робик.
— Эгей, Алька! — закричал Алик. — Не позорь славное имя Роев!
Алька отозвалась не сразу.
— А мне всё ясно! — сказала она наконец. — Но я не в обиде.
Алик и Ион переглянулись.
— А за что бы тебе обижаться? — спросил Ион, изображая на физиономии предельную наивность.
— За глупые шутки и запугивание, — пояснила Алька.
Ион почувствовал, что ни с того ни с сего краснеет. Алька же продолжала изрекать, как будто докладывала о серьёзном научном открытии:
— И вообще должна вам категорически заметить, что только варвары могли бросать жертву в воду на глубоком месте и воображать, что учат плавать.
— А где тут вода? — резонно заметил Робик.
— Где вода, не знаю, а вот где вы, уже вижу! — крикнула она.
Они тоже увидели её. Алька двигалась так же бесстрашно и точно, как Алик и даже Ион. Она летела легко и очень быстро, а Ион, глядя на её движения, чувствовал себя все глупее.
На его счастье, Алька чересчур рано поверила в своё умение и слишком поздно начала тормозить. Только она стала продолжать свои нравоучения: «Я считаю, что…» — как вдруг поняла, что ноги несут её слишком далеко. Теряя равновесие, она мигом забыла про все свои нравоучительные намерения и беспомощно села.
Алик расхохотался.
— Вполне приемлемый способ остановки, — серьёзно заметил Робик, — только немного болезненный.
Ион не смеялся. Он с восторгом смотрел на Альку. Она была из того типа девчонок, которые симпатичнее всего тогда, когда меньше всего об этом заботятся. Даже Алик начал разглядывать свою сестру с явным любопытством. И пришёл к выводу:
— Знаешь, Алька, чем больше ты злишься, тем симпатичнее выглядишь!
Алька даже вида не подала, как будто вообще не слышала. Встала, подошла к Иону и посмотрела ему в глаза.
— А ну, выкладывай! — потребовала она. — Объясни немедленно, что всё это значит?
— Слушай, — ответил он, — ну, должны же вы хоть чем-нибудь, наконец, на самом деле заинтересоваться! На тебя посмотреть, так на Разведчике только и есть, что «неплохие видики»… Задираешь нос, будто не собираешься на Центавра, а уже вернулась с него месяц назад. Ну, я и решил тебя немного разыграть.
— Я так и подумал! — восторженно заорал Алик.
Ион пожал плечами.
— Если что-нибудь не так, — сказал он с лёгким смущением, — ты извини, пожалуйста,
Она смотрела на него, широко открыв глаза. Потом облегчённо улыбнулась и положила ему руку на плечо в знак примирения.
— Нет уж, — сказала она, — это нам нужно просить у тебя прощения. Правда, Алик?
Алик убеждённо кивнул.
— Правда.
— Дело в том, — сказала Алька, — что мы, земляне, иной раз… ну, не замечаем просто, что людям с других планет кажемся неприятными, даже противными, наверно…
— Но… — закричал Ион, совершенно смутившись, — но…
Она не дала ему кончить:
— Возвращаемся?
— Возвращаемся, — согласился он, и они шагнули на квадрат лифта.
Прежде чем Ион отдал приказ, Алька сжала ему руку и произнесла:
— Ты очень хороший, Ион.
* * *
— Ну, что вам теперь показать? — спросил Ион, когда все четверо вышли из кабин переходного зала.
Близнецы посмотрели друг на друга.
— Говори ты, Алька, — предупредительно сказал Алик.
— Нет, ты говори, Алик, — ответила Алька.
— Итак? — спросил Ион.
Алик и Алька сверкнули ослепительно белыми зубами в абсолютно одинаковых улыбках.
— Видишь ли… — начал Алик.
— …у нас, как правило… — помогла ему сестра,
— … абсолютно противоположные желания, — докончил Алик.
— Ну, тогда я сам буду решать, — заявил Ион.
— Вот именно! — в один голос, как будто сговорившись, ответили близнецы.
Ион взглянул на Робика, Робик — на Иона, и на этот раз на всех четверых напал приступ «смеха охрипшей кукушки». Не только Алик, но даже Алька незаметно для себя начала подражать Иону.
— Странное дело, — печально вздохнул Робик, — вот вы, люди, ничего не перенимаете так легко, как дурные привычки.
Алик покачал головой, Алька пожала плечами. Но Робик довёл свою мысль до конца:
— Наверно, у человека слишком сложно устроен организм, поэтому он легко портится.
— Что это с ним? — с изумлением спросил Алик.
— Чувство юмора, — ответил Робик.
— Что?! — крикнули близнецы.
— В моей конструкции предусмотрено чувство юмора, — объяснил Робик. И тут же обиделся: — Над чем вы смеётесь?
Но смех обидой не остановишь. Наконец все успокоились. Ион поднял голову к потолку и произнёс довольно странную фразу:
— Внимание, Рапер! Добрый день.
— Добрый день, — тут же ответил какой-то глубокий, приятный и очень звучный голос. — Чем могу служить?
