Растерянность исчезла. Ее неприятные догадки и впрямь верны! Пан Владзимеж давно поглядывал жадным глазом на оставленное ей наследство да пугал намеками на сватовство своего полоумного сынка. Но право же, она не ожидала, что отец с сыном решатся на похищение! Впрочем, страха не было. Уж больно комичной и нелепой выглядела сия ситуация со справжним шляхетным рыцарем пришелепкуватым Томеком, который намеревался увезти ее на край света в соседнее имение для составления брачного контракта.
– Пан Тимиш, это вы мне так предложение делаете? – сдерживая смех, спросила она.
Томашек задумался:
– А чего же – и делаю! Ты, панночка, хоть из пришлых, однако богатая да знатная, чего бы мне на тебе не жениться? Хотя мне больше простые девчонки нравятся…
– С девушками простого звания ваше поведение было бы более уместно. – Татьяна почувствовала, что начинает злиться. Как он смеет, хам? Право же, таких женихов надобно бежать, как огня! – Для начала следовало выяснить, желаю ли я, чтоб вы на мне женились!
– А тебе-то какая разница? – простодушно поинтересовался паныч. – Все едино твоя экономка сегодня вечером тебя сговорит – не за одного, так за другого. Кто денег даст больше, – добавил он.
– Что за бред, пан Тимиш? Что сие значит?
– То и значит, панночка, – сообщил от дверей густой голос, и пан Владзимеж выступил из черного хода, по пути легко отцепив Татьянины пальцы от дверного косяка. Бросил уничижительный взгляд на сына и пробормотал: – И впрямь пришелепкуватый – ничего поручить нельзя. – Повернулся к Татьяне: – Пани экономка на твоей помолвке добрый куш сорвать желает. Ее тоже понять можно, – рассудительно заметил он, – кто ж из панов шляхты дозволит простой бабе и дальше графским добром управлять? Годик попанствовала, набила карман как могла, девок своих приблудных подкормила да принарядила – будет с нее! Самое милое дело тебя, панночка, за кого из шляхетских сынков сговорить, а тогда уж с дорогой душой графским имением править. Знаешь, сколько соседей на твои луга, да поля, да коптильни облизываются? А почитай, все, у кого сынок холостой есть! Ежели б они друг с дружкой за тебя не тягались – ты б уже с полгода как просватанная была, и никакой траур тебе бы не помог.
Слушавшая его в оцепенении Татьяна наскоро перебрала в уме соседских панычей – и содрогнулась от ужаса. Все было не так, как она подозревала, а гораздо хуже!
– Ну а уж дольше траура терпеть тебя непристроенную никак не возможно, – продолжал невозмутимо рассуждать пан Владзимеж. – Вот твоя пани экономка и предложила: чтоб меж собой не ссориться, да чтоб она свое опекунство без шума сняла да из имения съехала, пусть паны соседи ей денег дадут. Кто больше всех даст, с тем она тебя своей опекунской властью и обручит. Сегодня вечером паны шляхта при деньгах на бал съедутся – тут все и решится.
– Она меня продает, – неживым голосом сказала Татьяна. – Как крепостную девку.
– Вот-вот, – согласно закивал пан Владзимеж, и на его полной физиономии расплылось хитрющее выражение. – Соседи-то согласились, а я думаю: много на себя берет пани экономка. Тебе обидно, нам – накладно. Мы с Томашком и удумали: поезжай, панночка графиня, с нами в имение. Поживешь с недельку-другую – и окромя Тимиша моего никто уж на тебе до скончания лет не женится. Как тогда пани экономка ни виляй, а придется ей тебя за моего сынка сговаривать.
Татьяна поглядела на пана недоуменно. Уж не лишился ли он рассудка? Предлагает ей себя по гроб жизни опозорить, чтоб из всех возможных женихов получить худшего? Она огляделась по сторонам – нет ли кого из дворни, чтоб защитил ее от сих безумцев. Однако никого не было, окромя незнакомого цыганенка, что шел по парковой аллее, ведя в поводу громадного вороного жеребца с белым пятном на лбу. Цыганенок глядел на них с любопытством, но помощи от него ждать не приходилось – кочевое племя в чужие дела не мешается.
– Ты не думай, мы не потому, что у нас денег нет, деньги-то нашлись бы, да только зачем лишнее тратить? – торопливо сообщил пан Владзимеж. – Тебе и самой не резон, чтоб муж будущий столько золота, почитай, на глупости выкинул. А из сэкономленного мы тебе потом колечко купим. Хочешь колечко-то? Матушки твоей шкатулку с драгоценностями пани экономка небось давно уж к рукам прибрала?
– Мне от вас ничего не надобно, – твердым голосом сказала Татьяна. – Извольте убраться прочь и больше не появляться в моем доме! Я с вами никуда не поеду!
– Да кто ж тебя спросит-то? – словно бы с сожалением вздохнул пан Владзимеж, нагнулся, подхватил Татьяну под коленки и, будто мешок, перекинув через плечо, понес к коляске.
Графиня отчаянно завизжала. Жесткая, пахнущая салом и дегтем рука с силой зажала ей рот. Татьяна немедленно впилась в эту противную лапищу зубами.
– Кусается, стервь! – вскрикнул у нее над головой пан Владзимеж. – Она за это поплатится! А ну-ка, Томашек, накинь невесте мешок на голову!
Татьяна забила ногами, понимая, что, если сейчас ее снесут с крыльца да бросят в коляску, спасения уж не будет. Крепкие руки намертво обхватили, не давая и шевельнуться, ухмыляющийся Томашек распахнул вонючий холщовый мешок…
Что-то гибкое и стремительное прянуло из темного провала дверей. Перед глазами Татьяны взметнулся вихрь черных волос, она увидела тонкую, до прозрачности белую девичью руку. Изящные хрупкие пальцы сомкнулись на горле Томашека… паныча подняло в воздух и с силой отшвырнуло на дорожку.
Черноволосая панночка крутанулась, взвихрив полы своей чудно́й, схожей с мешком, рясы. Висящая на плече у пана Владзимежа графиня даже зажмурилась – боже, какое неприличие! Не выпуская Татьяны, пан Владзимеж попятился с крыльца.
– Прочь, холопка, как смеешь! – гаркнул он, швыряя графиню в коляску. Больно ушибая локти и колени, Татьяна упала на сиденье, а когда выпрямилась, у пана Владзимежа в руках уж было охотничье ружье.
– Стой на месте, или свинцом начиню! – гаркнул пан и, не дожидаясь выполнения своего приказа, выпалил в лицо черноволосой заряд дроби.
Запряженная в коляску гнедая пара беспокойно затанцевала.
Черноволосая легким, нечеловеческим в своей гибкости движением изогнулась назад, будто лук. Заряд дроби пронесся над ней и усвистел в распахнутую дверь. Из глубины дома послышались испуганные крики.
А незнакомка взвилась в высоком, почти достигающем окон второго этажа прыжке, ее ряса и черные кудри разлетелись… и рухнула прямо на плечи пану Владзимежу. Выбитое из рук ружье отлетело прочь, с силой заехав в лоб начавшему было подниматься Томашеку. Паныч без звука вновь растянулся на земле. Тонкие бледные пальцы впились в горло старого пана…
– Отцепись, тварь! – хватая черноволосую за запястья, прохрипел тот, но разжать хватку этих хрупких рук было все равно что разогнуть стальные прутья.
Замершая в коляске графиня увидела, как девушка уставилась на шею пана со странной и пугающей жаждой. Ее изумрудные глаза затуманились необоримым желанием, она облизнула бледные губы кончиком язычка, приблизила свое лицо к горлу пана… Маленький ротик приоткрылся, и из-под верхней губы блеснули два острых, как шилья, клыка. С жадным вскриком она впилась пану Владзимежу в горло.
Тут же отпрянула прочь, затыкая себе рот ладонью. Татьяна увидела ее широко распахнутые, полные отчаянного ужаса глаза. Зажимая прокушенную шею, рухнул на колени пан Владзимеж. Кровавые капли сочились сквозь пальцы.
И без того напуганные лошади, почуяв запах свежей крови, не разбирая дороги рванули прочь, волоча за собой коляску. Татьяну швырнуло на дно, потом экипаж подпрыгнул, словно колесо перекатилось через некое препятствие. Из-под колеса донесся полный боли мужской крик. Коляску швырнуло в одну сторону, в другую…
Отчаянно цепляясь за поручни, Татьяна взобралась на сиденье и поняла, что – беда. Обезумевшие гнедые во весь опор неслись центральной аллей парка прямо к распахнутым воротам. Выскочивший на топот копыт сторож едва успел увернуться от идущей сумасшедшим галопом пары. Коляску ударило о кованую створку ворот, едва не размозжив Татьяне голову, и вынесло на мощенную брусчаткой дорогу.
Вожжи, где вожжи? Только бы добраться до вожжей, и она сумеет остановить разогнавшихся коней, недаром отец учил ее править упряжкой.
Изо всех сил цепляясь за поручень, Татьяна перегнулась через верх… и поняла, что пропала. Отвязавшиеся вожжи упали вниз и теперь болтались между копытами несущихся вскачь лошадей. Коляску снова швырнуло в сторону. Если не выдержит чека и отлетит колесо – она разобьется! Если выдержит – разобьется все равно. Впереди дорога делала крутой поворот, на котором коляску неизбежно разнесет вдребезги. Прыгать? Графиня с ужасом взглянула на несущееся мимо полотно дороги. На таком галопе ее размозжит о камни…
Сзади послышался настигающий топот копыт. Она обернулась…
