Как только настоящая Макс это выдерживает? Я сбилась со счета, сколько раз за сегодняшний день мне хотелось на них наорать, чтоб заткнулись, чтобы от меня отстали. Вот бы послать их всех к черту. Надж без передышки молотит языком. Газман — просто доверчивый идиот. И ему все равно, о чем по любому поводу спорить с Ангелом, голубое ли небо, понедельник сегодня или вторник. Ангел, кстати, меня здорово напрягает. Она совершенно неуравновешенна, и предсказать ее невозможно. Когда вернусь, обязательно доложу об этом наверх. Зато Игги — вообще балласт, правда, может готовить. Только как, убей меня бог, не пойму. В броне Клыка я пока не нашла никаких изъянов. Но это только дело времени.
Да еще они с собакой разговаривают так, точно это человек. Не надо тебе того, не хочешь этого? Какого хрена! Собака и есть собака.
Но теперь всему этому безобразию пришел конец и настало долгожданное время. Еще утром на экскурсии в ИТАКСе я всячески подчеркивала пробелы и слабые точки. Теперь под покровом темноты мы «крадемся» и вот-вот проберемся внутрь. Всячески делаю вид, что держусь настороже.
Должна сказать, что представление мое безукоризненно. Они ничего не подозревают. Вся моя тренировка, уроки, зубрежка — все себя вполне оправдало. И, естественно, еще раз подтвердило, что моя модель старой Макс сто очков вперед даст. Даже странно, что эти олухи с такой охотой и так безропотно всюду за мной следуют, подчиняются моим приказам. Только предложила «залезем в ИТАКС» — они уже построились маршировать в ИТАКС. Вместе со своей идиотской собакой. Выходя из гостиницы, я попыталась его запереть в номере, но Надж выпустила.
— На прорыв с собакой? — удивленно подняла я брови.
— Конечно, — Надж не понимает, почему это вообще нужно объяснять. — Он же всегда с нами.
Как хотите, думаю я. Не мудрено, что с вами запланировано покончить.
Короче, если не считать собаки, в остальном они полностью мне подчинялись. Привела их на поросший травой холм. Оглядываюсь постоянно, точно за нами кто по пятам гонится. Держи карман шире! Холм этот рядом с главным зданием, и на газон выходит его отопительно-вентиляционная система. Быстро отвинтили люк и заклинили палкой вентилятор. Пролезть между его огромными лопастями не составило никакого труда. Жаль, собака первой шмыгнула, а то я думала вытащить палку и снова запустить вентилятор, оставив пса снаружи. Так или иначе, лопасти опять вертятся, а мы уже внутри.
— Отличная была с вентилятором идея, — говорит Клык. Это ровно на пять слов больше, чем я слышала от него за весь день.
Я скромно пожимаю плечами. Что идея отличная, я и сама знаю. Но зачем педалировать. Я не Макс, чтобы себя нахваливать. Если она только о себе и думает, это отнюдь не значит, что я должна следовать ее примеру.
Веду стаю по воздуховоду. Время от времени нервно вздрагиваю. Когда, конечно, не забываю. Останавливаюсь на каждой развилке, как будто не знаю, куда поворачивать. А иногда замираю, приложив палец к губам, точно прислушиваюсь к приближающимся шагам. Представление — обхохочешься. Настоящий цирк.
Выходим в главный воздуховод, и я притворяюсь, что последний поворот, который должен вывести нас в подвал, результат внезапного озарения. Еще несколько минут, всего несколько сот ярдов — и моя миссия завершится.
И с ними тоже будет покончено.
128
После встречи с Джебом бункер показался мне истинным облегчением. Принимаюсь думать о том, что я в ответе за стаю, вспоминаю, что я непобедимая Макс, а белохалатники, заставляющие меня носиться, как белка в колесе, — просто кучка дуроломов.
Следовательно, сам собой напрашивается вопрос, как отсюда выбраться?
Я по-прежнему не могу сесть, по-прежнему ничего не чувствую. Меня по-прежнему одолевают галлюцинации. По-прежнему практически невозможно ни на чем сконцентрироваться.
Отличная стартовая позиция для побега.
Думай, Макс, думай!
И тут я вспоминаю про свой внутренний Голос: Голос, у тебя есть какие-нибудь идеи?
— Подумай, что именно от тебя хотят? — Как это он прорезался по первому зову? Сколько его помню, он ни разу не отвечал на мои вопросы, а тут ни с того ни с сего откликнулся.
— Значит, спрашиваешь, чего они от меня хотят? Хотят, чтобы я их подопытным кроликом оставалась. Или, если угодно, лабораторной крысой. Хотят, чтоб я продолжала плясать под их дудку.
— А что случится, если ты откажешься это делать?
— От злости, поди, лопнут — я просияла от одной мысли. — Только как, интересно знать, я могу от чего-то отказаться, если я закупорена в этой консервной банке.
— Вот на эту тему и подумай.
Как мне и велено, раскидываю мозгами. Шансов это мне не прибавляет. Их у меня раз, два и обчелся. Ни физическая сила, ни скорость, ни умение быстро и четко соображать мне здесь не помогут. Что же остается? От отсутствия надежды впадаю в глухое отчаяние. Я теряю сознание, теряю голову и вот-вот потеряю себя …
Они не хотят меня потерять. Им тогда некого будет дергать за нитки, не на ком будет ставить эксперименты.
Подожди-ка, Макс, подожди…
Потерять меня они могут только двумя способами: или я сбегу, или умру.
Сбежать мне отсюда исключено. Во-первых, банка закупорена наглухо, а во-вторых, мне ни ногой, ни рукой не пошевелить.
А что если…
Есть ведь еще и второй способ. А что если мне умереть? Хорошенькую я им тогда подложу свинью. Правда, мне и самой помирать особого резона нет. Но, может быть, их обдурить получится?
Голову даю на отсечение, здесь мониторов и скрытых камер на каждом сантиметре понатыкано. Если крысу в банку посадить и воздух ей перекрыть, то непременно следует фиксировать, как она будет мучиться, и пульс ей все время мерить. Они, поди, тут уже каждый мой всхлип записали.
Как бы мне теперь умереть поубедительней?
Упругая жидкость сама держит мое тело. Не надо голову поддерживать, не надо ни рукой, ни ногой шевелить. Ложусь на спину и полностью расслабляюсь. Дыхание замедлилось. Вдох — раз, два, три, четыре — выдох. Каждый мускул точно растворился. Я, как будто… ушла в себя. Похоже на аппарат, у которого один за другим поворачивают рычаги выключения. Только на сей раз не «поворачивают», а я сама щелкаю выключателями. По собственной воле замедляю все мои биологические системы.
В абсолютной тишине удары моего сердца все глуше и все реже. Глаза закрыты, вокруг полная неподвижность. А вдруг мне суждено навеки остаться в этой жидкой гробнице?
Замерло и время, и сознание.
Надеюсь, я все-таки не умерла.
Мертвой мне трудновато будет искать наших родителей, а спасать мир — и того труднее.
129
Не буду вдаваться в мелкие подробности. В конце концов, мы нашли дорогу в компьютерную лабораторию ИТАКСа. И пока все идет по плану.
Шуганула их всех в самый темный угол — они опять послушались. Включаю ближайший комп. Он бесшумно загружается. Надж, как я помню, хорошо разбирается в компьютерах. Я знаком подзываю ее к себе и шепчу:
— Посмотри-ка, что ты тут об ИТАКСе выудишь. Только быстрей, я не знаю, как долго мы здесь можем оставаться.
Ха-ха! По моим часам оставаться мы здесь можем ровно шесть минут сорок семь секунд.
— Ладно, — шепчет мне в ответ Надж и через секунду уже сидит перед экраном, просматривая список программ. Потом на строке поиска печатает какую-то ахинею.
Тяжело вздыхаю. Ее сейчас заклинит, и мне придется перехватить инициативу. Я готова — меня всему научили. Всему, что только может потребоваться для достижения поставленной цели.
— Нашла, — выдыхает Надж, и я оторопело смотрю, как страница за страницей заполняют экран листы с грифом «совершенно секретно». Хм-м-м… А ведь не скажешь, что у этой мутанточки хоть одна извилина в мозгу имеется. Похоже, эксперимент с ней дал некоторые положительные результаты.
Заглядываю к ней через плечо:
— Отлично! Постарайся прочитать, о чем там идет речь.
А про себя думаю: читай, читай, не торопись. А там, глядишь, время ваше и истечет.
130
Я, Максимум Райд, умерла, но этого никто не заметил.
А вдруг я и вправду умерла? Чем дальше эта бодяга тянется, тем мне безразличнее. Умерла, не умерла — одна малина.
Наконец мои тюремщики осознали, что вместо занимательной суетливой лабораторной крыски у них на руках оказалось дохлое и совершенно неинтересное безжизненное тело.
Крышка люка на потолке отскакивает, и у меня нет даже сотой доли секунды, чтобы приготовиться к хлынувшему потоку резкого света. Ты, дорогой читатель, даже не представляешь, чего мне стоило не выдать себя, оставаясь тем же обмякшим бесчувственным телом.
Чей-то голос орет:
— Что случилось? Кто вел за ней наблюдение? Уши оборву! Уволю!
Меня снова подхватывают какие-то руки и вытаскивают из бункера. Как и в прошлый раз, свет, прикосновение, звуки — все причиняет мне мучительную боль. Только теперь у меня откуда-то взялись силы широко открыть глаза, вскочить на ноги и зарычать.
