Бастилия.
— Я чувствую того монстра, — сказал я. — По крайней мере, его Линзы.
— Значит, и он может чувствовать нас?
Я покачал головой.
— Кости Нотариуса не Окуляторы. Эти кровекованые линзы, может, и сделали его сильнее, но у нас преимущество в плане информации. Мы…
Тут кое-что привлекло мое внимание, и я осекся.
Впереди, прямо над аркой виднелись какие-то закорючки. Примерно такие же мог бы начеркать маленький ребенок, который еще даже толком не научился рисовать. Для меня они горели ярко-белым светом.
— Алькатрас, — прошипела Бастилия. — В чем дело?
— Это Забытый Язык, — сказал я, указав на каракули.
— Что?
Для ее глаз каракули были почти что невидимы — я видел их так четко, лишь благодаря Линзам Ясновидца.
— Приглядись, — сказал я.
Чуть погодя, она кивнула.
— Ну ладно, кажется, здесь есть какие-то линии. И что с того?
— Они появились недавно, — ответил я. — Их написали всего несколько дней назад. И если это действительно Забытый Язык, написать такое мог лишь обладатель Линз Переводчика.
Похоже, что она, наконец-то, начала понимать.
— А это значит…
— Здесь был мой отец. — Я снова взглянул на отметины. — А я не могу прочитать его послание, потому что отдал Линзы.
Наступила тишина.
У моего отца есть Линзы, с помощь которых можно заглянуть в будущее. Мог ли он оставить послание, которое поможет мне победить Килимана?
Я почувствовал досаду. Надпись не поддавалась расшифровке. А если мой отец и правда видел будущее, разве он не должен был знать, что я останусь без Линз?
Нет — дедушка Смедри говорил, что Линзы Оракула слишком ненадежны и дают противоречивую информацию. Отец вполне мог предвидеть, что я буду сражаться с Килиманом, но при этом не знать, что я останусь без Линз Переводчика.
На всякий случай я попробовал применить Линзу, которую нашел в гробнице Алькатрас Первого. Но она не была Линзой Переводчика, так что прочитать надпись я все равно не смог. Со вздохом я положил ее обратно.
Информация. У меня ее не было. Я, наконец-то, начал понимать то, что мне все время твердил дедушка Смедри. Победителем не всегда становился тот, кто у кого была самая большая армия или лучшее оружие — а тот, кто лучше остальных разбирался в ситуации.
— Алькатрас, — обратилась ко мней Бастилия. — Пожалуйста. Моя мама…
Я взглянул на нее. Бастилия сильна: ее крутость — не притворство, как бывает с другими людьми. Но даже ее мне случалось видеть крайне, не на шутку взволнованной. Так всегда происходит, когда опасность грозит кому-то из дорогих ей людей.
Я не знал, заслуживает ли Драулин такой преданности, но точно не собирался ставить под сомнение дочернюю любовь, которую Бастилия испытывала к своей матери.
— Конечно, — ответил я. — Извини. К этому мы вернемся позже.
Бастилия кивнула.
— Хочешь, чтобы я разведала путь?
— Да. Будь осторожна. Я чувствую, что Килиман где-то впереди.
Других предостережений ей не требовалось. Я обратился к Австралии.
— Как быстро ты сможешь заснуть?
— О, минут за пять.
— Тогда приступай, — сказал я.
— Кого мне надо представить? — спросила она. — Такой облик я и приму, когда проснусь. — При мысли об этом она даже скривилась.
— Сложно сказать, — ответил я. — Насколько гибок твой Талант? Во что ты можешь превратиться, если попытаешься?
— Как-то раз мне снился жаркий день, и я проснулась мороженым на палочке.
«Ну что ж, — подумал я, — хотя бы здесь она меня обскакала». Так или иначе, это означало, что ее Талант был чертовски гибким — гораздо больше, чем считал Каз.
Бастилия вернулась спустя несколько секунд.
— Он там, — прошептала она. — Говорит через Линзы Курьера, но без особого успеха, потому что библиотека создает помехи. Думаю, он запрашивает указания насчет того, как поступить с тобой.
— Твоя мама?
— Связана у стены в той же комнате, — ответила Бастилия. — Они находятся в большом, круглом помещении, снаружи которого тянутся полки со свитками. Алькатрас… Каз тоже там, связан вместе с моей матерью. Он не сможет воспользоваться своим Талантом, пока обездвижен.
— Твоя мама? — уточнил я. — Как она на вид?
Лицо Бастилии помрачнело.
— С такого расстояния сложно сказать наверняка, но исцелиться она точно еще не успела. Скорее всего, ее Плотекамень до сих пор у Килимана. — Она вытащила из ножен кинжал.
Я скривился и перевел взгляд на Австралию.
— Ну так чей облик я должна перенять? — зевнув, спросила она. Надо отдать ей должное: сейчас она и правда выглядела сонной.
— Убери кинжал, Бастилия, — сказал я. — Он нам не понадобится.
— Это наше единственное оружие! — возразила она.
— Вообще-то нет. У нас есть кое-что гораздо, гораздо лучше…
* * *
Уверены, что я не могу прервать книгу прямо тут? Я к тому, что следующий пассаж не особенно-то и важен. Серьезно.
Ну ладно, ладно.
Мы с Бастилией ворвались в комнату. Она была именно такой, как описывала Бастилия — широкой и круглой, с выпуклой крышей и целыми полками свитков по периметру. Эти свитки были настолько старыми, что догадаться об их возрасте я мог даже без помощи Линз Ясновидца. Удивительно, что они до сих пор не рассыпались на части.
По комнате носилась группка призрачных Хранителей, и некоторые из них пытались соблазнить своими речами Каза и Драулин. Пленники лежали на земле — Каз выглядел взбешенным, Драулин — больной и потерянной — прямо двери, в которую вбежали мы с Бастилией.
Неподалеку от пленников стоял сам Килиман, а рядом с ним, на древнем столике для чтения, лежал меч Кристин. Когда мы вошли, он поднял взгляд и, похоже, был напрочь шокирован нашим появлением. Может, он и предвидел возможные неприятности, но явно не рассчитывал на то, что я ринусь в бой с открытым забралом.
Честно говоря, я и сам был малость удивлен.
Каз начал сопротивляться еще отчаяннее; один из Хранителей подплыл к нему и угрожающе навис над пленником. Килиман улыбнулся, и на его деформированном лице поползли вверх кончики губ — наполовину металлические, наполовину из плоти и крови. Вокруг его одинокого, похожего на бусину, стеклянного глаза, задвигались шестеренки, болты и винтики. Кость Нотариуса тут же схватил одной рукой хрустальный меч Драулин, а другой вытащил Линзу.
— Благодарю, Смедри, — сказал он, — что избавил меня от необходимости самому тебя искать.
Мы ринулись в атаку. По сей день это, пожалуй, одно из самых нелепых действ, в которых мне доводилось участвовать. Двое детишек, едва заделавшихся подростками, на вид совершенно безоружных, несутся прямо на семифутового получеловека-Библиотекаря с массивным хрустальным мечом.
До Килимана мы добежали одновременно — Бастилия специально сдерживалась, чтобы меня не
