– Я – нет, – возразил Гарри. – Я обещал Думбльдору никуда отсюда не уходить.
– Ах да, – сказал Рон. Он почистил еще пару стебельков и спросил: – А ты расскажешь Думбльдору про Злея и Малфоя?
– Ага, – отозвался Гарри. – Я бы рассказал всякому, кто способен это пресечь, а Думбльдор – первый в списке. Я бы, может, и с твоим папой поговорил.
– Жалко, ты не слышал, что все-таки делал Малфой.
– Откуда? Он же отказался говорить Злею.
Они помолчали, а затем Рон поинтересовался:
– Ты, конечно, знаешь, что тебе скажут? Папа, Думбльдор и все-все? Они скажут: Злей на самом деле не собирался помогать Малфою, а просто хотел выяснить, что тот задумал.
– Они же не слышали его интонаций, – без выражения произнес Гарри. – Никто бы не мог так правдиво сыграть, даже Злей.
– Да я чего… я просто так, – пожал плечами Рон.
Гарри, нахмурившись, повернулся к нему.
– Но ты-то сам мне веришь?
– Да, да! – сказал Рон. – Честно! Зато они все убеждены, что Злей – член Ордена.
Гарри ничего не ответил. Он уже думал о таких возражениях и словно бы слышал голос Гермионы: «Гарри, но ведь очевидно, что он притворялся, будто хочет помочь, а сам хотел выудить из Малфоя, что тот затевает»…
Но это только в воображении – ему не удалось рассказать Гермионе о подслушанном разговоре. Когда он вернулся на вечеринку Дивангарда, она уже ушла – так, по крайней мере, сказал раздраженный Маклагген, – и в общей гостиной ее тоже не было. А рано утром Гарри с Роном отправлялись в Пристанище, и Гарри едва успел пожелать Гермионе счастливого Рождества и шепнуть, что на после каникул у него есть очень важные новости. Правда, непонятно, слышала ли она; в то же самое время за его спиной Рон прощался с Лавандой – целиком и полностью невербально.
Одно, по крайней мере, Гермиона точно не сможет отрицать: Малфой определенно затевает какую-то пакость, и Злею об этом известно.
– Я же говорил, – с полным правом твердил Гарри Рону.
К сожалению, ему пока не представилось случая побеседовать с мистером Уэсли: тот все время работал допоздна, даже в Рождество. Но к вечеру все семейство Уэсли и гости собрались в гостиной. Джинни украсила ее так пышно, что она казалась эпицентром взрыва бумажных гирлянд. Верхушку елки венчал ангел, и никто, кроме Фреда, Джорджа, Гарри и Рона, не знал, что на самом деле это садовый гном, который укусил Фреда за лодыжку, когда тот вышел надергать морковки к рождественскому ужину. Его заставили остолбенеть, выкрасили золотой краской, запихнули в миниатюрную балетную пачку, приклеили на спину маленькие крылышки, и теперь на собравшихся злобно взирал самый уродливый в мире ангел с большой лысой головой-картошкой и довольно-таки волосатыми ногами.
Считалось, что все слушают по радио праздничный концерт любимой певицы миссис Уэсли, Селестины Уорбек. Из большого деревянного приемника неслись мелодичные трели. Флер, очевидно, находила Селестину невыносимо скучной и разговаривала, не понижая голоса. Миссис Уэсли, гневно раздувая ноздри, то и дело тыкала волшебной палочкой в сторону регулятора громкости, отчего рулады звучали все мощнее. Когда началась почти джазовая композиция под названием «Котел, полный крепкой и сладкой любви», Фред и Джордж рискнули затеять с Джинни игру в хлопушки. Рон украдкой поглядывал на Билла и Флер, словно надеялся набраться опыта. Рэм Люпин, худой и оборванный, как никогда, сидел у камина и смотрел в огонь, точно не замечая пения Селестины.
О, приди, ты приди, мой котел помешай, Если сделаешь это как нужно, Я сварю тебе крепкой и сладкой любви, Что согреет тебя ночью вьюжной.
– Мы танцевали под это, когда нам было восемнадцать! – воскликнула миссис Уэсли, утирая глаза вязанием. – Помнишь, Артур?
– А-а? – встрепенулся мистер Уэсли. Он чистил мандарин и отчаянно клевал носом. – Да-да… чудесный мотив…
Он с усилием выпрямил спину и глянул на Гарри, который сидел рядом.
– Извини, – сказал он, мотнув головой в сторону радио. К Селестине присоединился хор. – Это скоро кончится.
– Ерунда, – улыбнулся Гарри. – Как в министерстве, дел много?
– Очень, – ответил мистер Уэсли. – Был бы толк, я бы не возражал, но… три ареста за два месяца и, похоже, ни одного настоящего Упивающегося Смертью… только никому не говори, – прибавил он, внезапно окончательно проснувшись.
– Неужели Стэна Стражера еще не отпустили? – изумился Гарри.
– Увы, нет, – проговорил мистер Уэсли. – Думбльдор, я знаю, обращался напрямую к Скримжеру… то есть, все, кто допрашивал Стэна, единодушно считают, что он такой же Упивающийся Смертью, как этот мандарин… но высшим чинам надо создать видимость бурной деятельности, а «три ареста» все-таки лучше, чем «три ошибочных ареста с последующим освобождением»... но это тоже строжайший секрет…
– Я никому не скажу, – заверил Гарри. Он помолчал, раздумывая, с чего бы начать, а Селестина Уорбек тем временем завела балладу «Своим колдовством ты украл мое сердце».
– Мистер Уэсли, помните, что я говорил на вокзале перед отъездом в школу?
– Я проверял, Гарри, – тут же ответил мистер Уэсли. – Обыскал дом Малфоев. Мы не нашли ничего, ни разбитого, ни целого, чему там быть не полагалось.
– Да, знаю, я читал в «Прорицательской»… но тут другое… посерьезнее…
И Гарри рассказал мистеру Уэсли о подслушанном разговоре. Люпин повернул голову в их сторону, внимая каждому слову. Когда Гарри закончил, наступило молчание, лишь тихо ворковала Селестина:
О, бедное сердце пропало мое, Его чародейство украло твое…
– Гарри, а тебе не приходило в голову, – начал мистер Уэсли, – что Злей просто…
– …притворялся, предлагая помощь, а сам хотел выяснить, что задумал Малфой? – быстро закончил за него Гарри. – Я так и думал, что вы это скажете. Но можно ли знать наверняка?
– Знать – не наша забота, – неожиданно вмешался Люпин, который повернулся спиной к огню и смотрел на Гарри мимо мистера Уэсли. – А Думбльдора. Он доверяет Злодеусу, и этого должно быть достаточно.
– Но допустим, – возразил Гарри, – только допустим… что Думбльдор ошибается…
– Подобное я слышал уже много раз. В конечном счете это вопрос доверия Думбльдору. Я ему доверяю; следовательно, доверяю и Злею.
– Но Думбльдор тоже может ошибаться, – не унимался Гарри. – Он сам так говорит. А вам…
Он поглядел Люпину прямо в глаза.
– … Злей правда нравится?
– Я не испытываю к нему ни приязни, ни вражды, – сказал Люпин. – Это правда, – добавил он, заметив скептическое выражение на лице Гарри. – Конечно, мы никогда не станем добрыми друзьями после всего, что было между ним, Джеймсом и Сириусом; слишком много обид. Но можно ли забыть, что пока я преподавал в «Хогварце», Злодеус каждый месяц готовил мне аконитовое зелье, причем абсолютно правильно, чтобы я не страдал, как обычно при полной луне.
– Но он «случайно» проговорился, что вы оборотень, и вам пришлось уйти! – сердито воскликнул Гарри.
Люпин пожал плечами.
– Это все равно стало бы известно. Мы оба знали, что он метит на мое место, и ему ничего не стоило нанести мне большой вред, чуточку подпортив зелье. А он заботился о моем здоровье. Я должен быть благодарен.
– Может, он просто не осмелился мухлевать с зельем из-за Думбльдора! – бросил Гарри.
– Ты полон ненависти, Гарри, – слабо улыбнулся Люпин. – И я тебя понимаю; Джеймс – твой отец, Сириус – крестный, это у тебя наследственное. Ты волен рассказать Думбльдору все, что и нам с Артуром, но не жди, что он встанет на твою сторону или хотя бы удивится. Не исключено, что Злей допрашивал Драко по приказу Думбльдора.
Теперь, когда ты разорвал его на части, Верни мне сердце, я умру от счастья!
Селестина закончила петь на очень долгой, высокой ноте. Из радиоприемника понеслись громкие аплодисменты, которые порывисто подхватила миссис Уэсли.
– Кончьилось наконьец? – громко спросила Флер. – Хвала небьесам, что за жуткое..
– А не выпить ли нам на ночь по стаканчику? – громко предложил мистер Уэсли, вскакивая со стула. – Кто будет еггног?
Он отправился за напитком; остальные зашевелились, принялись потягиваться и переговариваться друг с другом.
– А чем вы сейчас занимаетесь? – спросил Гарри Люпина.
– Сижу в подполье, – ответил Люпин. – Почти буквально. Потому я и не писал, Гарри; отправляя письма, я мог выдать себя.
– То есть?
– Я жил среди своих сородичей, – сказал Люпин и, увидев, что Гарри не понимает, пояснил: – Оборотней. Они почти все на стороне Вольдеморта. Думбльдор решил заслать к ним разведчика и… вот он я, готовенький.
В его голосе прозвучала горечь. Люпин, видно, и сам это заметил, улыбнулся гораздо теплее и продолжил:
– Я не жалуюсь; работа необходимая, а лучшего кандидата, чем я, не найти. Но завоевать их доверие было трудно. Видишь ли, по мне сразу видно, что я жил среди колдунов, а они избегают нормального общества и добывают пропитание воровством – или убийством.
