Гарри позволил ей говорить, согласно кивая всякий раз, когда она делала паузу, но мысли унесли его далеко от разговора. Впервые с тех пор, как он узнал о том, что меч в Гринготтсе был подделкой, он почувствовал волнение.
Он был близок к поездке домой, к возвращению в то место, где у него была семья. Если бы не Волдеморт, Годрикова Лощина была бы тем местом, где он вырос и проводил каждые школьные каникулы. Он бы мог приглашать друзей… Может быть у него были бы братья или сестры… Именно его мама испекла бы ему праздничный пирог на семнадцатилетние. Жизнь которую он утратил, почти никогда не казалась ему настолько реальной как сейчас, когда он знал, что совсем скоро увидит место, где у него всё это отняли. После того, как Гермиона ушла спать той ночью, Гарри тихо достал свой рюкзак из расшитой бисером сумки Гермионы, и извлек оттуда фотоальбом, который давным-давно дал ему Хагрид. Впервые за долгие месяцы он внимательно просматривал старые фотографии его родителей, их улыбающиеся и машущие руками образы, которые были единственной вещью, оставшейся от них.
Гарри бы с радостью отправился в Годриковую Лощину на следующий день, но у Гермионы были другие мысли на этот счет. Как всегда уверенная в том, что Волдеморт ждет возвращения Гарри на место смерти его родителей, она решила, что они отправятся, только когда они будут уверены, что у них самая лучшая маскировка из всех возможных. И лишь спустя целую неделю, после того как они тайком раздобыли волосы невинных магглов, делавших рождественские покупки в магазине, и попрактиковались в аппарации вместе под Мантией- Невидимкой, Гермиона согласилась совершить путешествие.
Они должны были аппарировать в деревню под покровом ночи, поэтому уже смеркалось, когда они наконец выпили Оборотное Зелье, превратившее Гарри в лысеющего маггла средних лет, а Гермиону - в его маленькую и похожую на мышку жену. Расшитая бисером сумка со всеми их вещами (кроме Хоркрукса, который Гарри носил на шее) была спрятана во внутренний карман застегнутого плаща Гермионы. Гарри накинул на них Мантию-Невидимку, и они снова оказались в удушающей темноте.
Гарри открыл глаза, сердце стучало где-то в горле. Они стояли рука об руку на заснеженной дороге под темным голубым небом, на котором уже слабо сверкали первые ночные звезды. На другой стороне узкой дороги стояли дома, с мерцающими рождественскими украшениями на окнах. Короткая дорожка перед ними, освещенная золотым светом уличных фонарей, вела к центру деревни.
- Ох, уж этот снег! - прошептала Гермиона под Мантией. - Почему мы не подумали о снеге? После всех наших предосторожностей, мы же будем оставлять следы! Нам придется избавляться от них… ты иди впереди, а я этим займусь.
Гарри не хотелось заходить в деревню как лошади в пантомиме, прячась под мантией и заметая следы при помощи магии.
- Давай снимем Мантию, - сказал Гарри, и добавил, увидев ее испуганный взгляд. - Да ладно, мы не похожи на себя самих и вокруг никого нет.
Он засунул Мантию-Невидимку под куртку, и они беспрепятственно двинулись вперед. Морозный воздух обжигал их лица, пока они проходили мимо домов. И любой из них мог оказаться тем самым, где жили Джеймс и Лили или где сейчас живет Батильда. Гарри смотрел на парадные двери, их покрытые снегом крыши, на их веранды, ему было интересно, вспомнит ли он один из них, в глубине души понимая, что это невозможно, что ему было чуть больше года когда он покинул это место навсегда. Он не был даже уверен, что вообще сможет увидеть дом, потому что не знал, что происходит, когда люди, участвовавшие в наложении Заклятия Верности, умирают. Потом узкая улочка, по которой они шли, свернула влево, к сердцу деревни, и перед их взором предстала маленькая площадь.
Повсюду были развешены цветные огни, в центре было что-то вроде военного памятника, частично затслонённого качающейся на ветру рождественской елкой. Было несколько магазинов, почтовых служб, паб, маленькая церковь, окна из цветного стекла которой, ярко освещали площадь.
Там, где за день люди утоптали снег, он стал твердым и скользким. Жители деревни сновали по площади взад и вперед, их фигуры были ярко освещены уличными фонарями. Когда двери паба открывались, до Гарри и Гермионы доносились взрывы смеха и мелодии популярной музыки. Затем они услышали, как в маленькой церкви запели праздничный гимн.
- Гарри, я думаю сейчас канун Рождества! - сказала Гермиона.
- Правда?
Он потерял счет времени, они не видели не одной газеты на протяжении уже многих недель. - Уверена, что так оно и есть! - сказала Гермиона, глядя на церковь. - Они… они должны быть там, правда? Твои мама и папа? Видишь, там, за церковью, кладбище?
Гарри почувствовал трепет от чего-то, что было сильнее волнения, больше похожего на страх. Теперь, когда он был так близко, он не знал, в конечном итоге, хотел ли он это увидеть. Наверное, Гермиона догадалась, что он чувствовал, потому что она впервые взяла инициативу, схватила его за руку и потащила его вперед. Но пройдя до середины площади, она вдруг остановилась, как вкопанная.
- Гарри, смотри!
Она указывала на военный памятник. Когда они проходили мимо него, он изменился. Вместо обелиска, испещрённого именами, он увидел статую трёх человек: мужчину в очках с неряшливо топорщащимися волосами и, длинноволосую женщину с добрым милым лицом и малыша, сидящего на руках матери. Снег пушистыми белыми шапками лежал на их головах.
Гарри подошёл ближе, пристально глядя в лица своих родителей. Он не мог представить, что здесь будет такая статуя. Было так странно видеть самого себя в камне, счастливого малыша без шрама на лбу.
- Пойдём, - произнёс Гарри, когда он вдоволь насмотрелся, и они вновь пошли в сторону церкви. Когда они перешли через дорогу, он оглянулся через плечо: статуя вновь стала похожа на военный памятник.
Пение стало громче, когда они приблизились к церкви, и к горлу Гарри подкатил комок. Это очень сильно напомнило ему о Хогвартсе, о Пивзе, выкрикивыющем из доспехов грубые переделки рождественских песен, о двенадцати елях в Главном Зале, о Дамблдоре, надевающем дамскую шляпу, которую он выиграл в фанты, о Роне в вязанном свитере…
Они оказались перед узкой калиткой, закрывающей вход на кладбище. Гермиона толкнула её как можно тише, и они проскользнули мимо неё. По обеим сторонам от скользкой колеи, ведущей к дверям церкви, снег был глубоким и рыхлым. Они свернули с дорожки и пошли по снегу, оставляя за собой глубокие борозды, обходя строение, держась в тени под ярко светящимися окнами.
За церковью ряд за рядом припорошенные снегом надгробные плиты возвышались над бледно-голубым покрывалом снега с синими, золотыми и зелёными пятнами в тех местах, где падал свет, проникающий через цветные витражи церковных окон. Сжимая рукой палочку в кармане пиджака, Гарри приблизился к ближайшей могиле.
- Гляди, это Эббот, должно быть какой-то дальний родственник Ханны!
- Говори потише, - попросила его Гермиона.
Они углублялись в кладбищенский двор дальше и дальше, протаптывая на снегу за ними тёмные следы, останавливались, чтобы взглянуть на надписи на старых надгробьях, на каждом шагу вглядываясь в окружающую темноту, чтобы быть уверенными, что за ними не следят.
- Гарри, здесь!
Гермиона была в двух рядах могил за ним; он вернулся к ней, его сердце стало сильнее биться в груди.
- Это…
- Нет, но посмотри!
Она указала на тёмный камень. Гарри наклонился вниз, и увидел на замёрзшем замшелом граните слова «Кендра Дамблдор» и чуть ниже даты рождения и смерти «и её дочь Ариана». Также на камне была эпитафия:
Ибо где ваше сокровище, там будет и ваше сердце
Итак, Рита Скитер и Мюриэль были в чём-то правы. Семья Дамблдоров, по крайней мере, жила здесь, и часть её здесь умерла.
Видеть могилу было хуже, чем слышать о ней. Гарри не мог не думать о том, что и у него, и у Дамблдора были глубокие корни в этом кладбищенском дворике, и что Дамблдор должен был сказать ему об этом, но он так никогда и не поделился с ним этой связью. Они могли бы посетить это место вместе; на мгновение Гарри представил приход сюда с Дамблдором, о том, какой связью это было бы, и как много это значило бы для него. Но Дамблдору казалось, что тот факт, что их семьи лежат рядом на одном и том же кладбище, был неважным совпадением, не относящимся, возможнно, к работе, выполнения которой он хотел от Гарри.
Гермиона смотрела на Гарри, и он был рад, что его лицо скрывала тень. Он вновь прочёл слова на надгробьи. «Ибо где ваше сокровище, там будет и ваше сердце». Он не понимал, что значили эти слова. Конечно, это Дамблдор выбрал их, как старший член семьи после смерти матери.
- Ты уверен, что он никогда не упоминал?… - начала Гермиона
- Нет, - отрывисто произнёс Гарри. - Давай продолжим поиски, - добавил он и отвернулся, чтобы не видеть больше этого камня: он не хотел, чтобы трепет возбуждения, который он сейчас испытывал, был испорчен чувством обиды.
