— Я не уйду, пока ты не встанешь.
— Ну, сей–час… — Он сел на кровати.
— Давай–давай, ноги спускай.
— Ладно. — Он послушно поставил босые ступни на коврик.
— Умывайся и быстро на зарядку, Алена уже в ванной.
— Ладно, — отмахнулся он, вставая в полный рост.
В тот же миг отец улыбнулся и словно растаял. Он
опять остался один в своей комнате.
— Хоть бы раз, хоть бы раз, — бормотал он себе под нос, натягивая штаны, — хоть бы раз пришел по–на- стоящему. Уж лучше бы просто поставил будильник, чем так приходить. И вообще, кто дал ему право? Я ведь в его сны не влезаю и в мамины тоже. А он лезет. Весь кайф обломал на самом интересном месте. Когда еще такое увидишь, почти по–настоящему.
Отца он нашел в тренажерной. Подтянутый, стройный, в удобном спортивном костюме, с легким румянцем на щеках и влажным от пота лбом, тот поджидал сына, уже закончив серию утренних упражнений.
— Я думаю, тебе надо увеличить нагрузку на мышцы брюшного пресса, — заметил отец, критически осмотрев фигуру Андрея. — Когда ты в последний раз менял режим тренировок?
— В прошлый вторник.
— Значит, стоит увеличить интенсивность до ста тридцати килограммов в минуту.
2 Зак № 3945 о о
Он не стал спорить, вообще ничего не ответил, только послушно внес изменения в программу.
— Ждем тебя за столом, — напомнил отец напоследок и сразу исчез.
Андрей опустился в свое тренажерное кресло. «Значит, папа уже под душем. Не мог и вправду дождаться. И как это я ошибся? Сбили с толку капельки пота. Ну и ладно». Как всегда, он начал с разминки.
Завтракали и ужинали они почти всегда вместе. И всегда не более получаса. Но эти шестьдесят, поделенные между утром и вечером, минут Андрей не променял бы на все остальное время суток. Даже больше: чтобы растянуть завтрак и ужин, он отдал бы свое свободное время, даже игры и представления. И вовсе он не был обжорой. Сладкое, конечно, любил. Еще больше фрукты. Но вообще–то ничуть не больше других его сверстников, да и любого нормального человека. Но за столом они встречались все вместе. По крайней мере, так считал он. Они–то все думают по- другому, разве что мама иногда…
Ленка без энтузиазма ковырялась в тарелке. Просто отправляла подхваченные вилкой кусочки омлета в рот, торопливо глотала их, почти не пережевывая, — и уже новый кусок на вилке. При этом она легонько раскачивалась и качала головой, явно наслаждаясь каким–то новым клипом.
— Лена, — строго окликнула ее мама. — Сними их сейчас же. Всякую дрянь смотришь и смотришь. Можно хоть за завтраком отключиться?
— Ну мама, — вскинулась Ленка. — Он же смотрит свои «Новости».
Ленкина вилка указывала зубьями на отца.
— У меня нет на это другого времени, — возразил тот.
— У меня тоже, — нашлась Ленка. — У тебя на «Новости», а у меня на клипы. Кому я мешаю? Это вредно для пищеварения, — мамин тон обрел особую твердость. — И вообще, тебе не нравится, что заказали? Тогда, будь любезна, заказывай сама. Разумный рацион пока не для нас… Сними немедленно, слышишь?
Ленка сняла очки, положила их на стол и понуро уткнулась в тарелку. Она хмурилась, и глаз ее все равно не было видно.
Отец тоже снял очки, «Новости» закончились.
— Я давно говорю, — тут же привлекла его внимание мама, — нам в столовой лучше иметь обычный экран, чем эти очки. Хоть смотреть будем вместе.
— Ага, каждый свой квадратик, — съязвила Ленка. — Я не согласна. Он всегда клипы куда–то в верхний угол загоняет, — ее вилка опять повернулась в сторону папы. — Да и нет полноты ощущений.
— На фига он во–още тут светился, экран этот. Лучше просто так, без очков и экрана.
— Андрей, что это за «на фига»? Что это за «во- още»? Где ты этому научился? — одернула сына мама.
— Да что ты от него хочешь? — тут же услужливо подоспела Ленка, наконец он увидел два озерца василькового цвета с черными омутами зрачков посередине. — Он вчера опять полдня по улицам шлялся.
— Но уроки я сделал? Сделал. А где мне потом гулять — это уж мое личное дело.
— Ошибаешься, — не согласился папа. — Пока еще мы за тебя отвечаем. А потому в следующий раз будь любезен оповестить нас, где и как ты собираешься проводить свободное время. Пользы от таких прогулок я не вижу.
— И не забудь спросить разрешения, — добавила мама. — Не хватало еще, чтобы ты стал натуропатом. Между прочим, на прошлой неделе в соседнем дворе пристрелили бешеного. Во–первых, не пристрелили, а отловили, — уверенно заявил Андрей, — во–вторых, не бешеного, а двух бессловесных, в-третьих…
— Не хочу больше ничего слушать! — отрезала мама. — Уроки, бассейн, как обычно, музыка, потом можешь заглянуть к Петьке, ужинать и спать. Все! А у тебя, кстати, какие на сегодня планы? — переключилась она на папу.
— Да ничего такого особенного, тоже как обычно, — пожал он плечами. — Работа как работа. Ужинать будем вместе.
— Ну смотри, а то мы тебя уже почти не видим. Блуждаешь все где–то.
— Да где я блуждаю?
— Не знаю, не знаю. На работе, наверное, только ведь и о нас надо подумать.
— Все, я пошел, — поднялся из–за стола отец, забирая свои очки.
— Коне–ечно, — уже вослед ему протянула мама, — чуть речь о нас, ты на работу. Что тебе заказать на ужин?
— Как обычно, — обернулся в дверях папа. — Пиццу с курицей.
— А мне салат с крабами, — встряла Ленка.
— А тебе? — мамин вопрос был адресован Андрею.
— Испеки мне блины, как…
— Так, — обрубила мама, — печь я ничего не буду. У меня тоже должно быть свободное время. Если ничего не закажешь, получишь то же, что и вчера.
— Тогда пиццу, — вздохнул Андрей.
— Какую?
— Любую.
— Договорились. Господи! И когда у нас на завтрак, на обед и на ужин будет разумный рацион!
— Очень скоро, — остановился на пороге отец. — Как только Мир Рук станет Миром Лап и Зубов.
— Иного от тебя не услышишь, — отмахнулась мама.
Он опять встал из–за стола последним, когда мама, подтолкнув его легонько в спину, напомнила:
— В школу, в школу.
Ради этого тычка он готов был сидеть за столом вечно и поднялся почти счастливым. Хотя в школу и не собирался.
Он ушел в свою комнату и устроился на рабочем месте. «Пристегнувшись», небрежно въехал в десятые ворота Мира Разума, нырнул через «дырку от бублика» к школьному входу и занялся тем, на что ухлопал почти полгода. Семь потов с него сошло за это время, семь шкур спустил, заставляя себя учить, врубаться, искать подсказки, обращаться к специалистам, бродить по коридорам школы, мчаться по сверхскоростным тоннелям, прыгать через «нуль». До потери пульса корчил из себя увлеченного придурка, чтобы наконец сконструировать автономный образ. И все ради лжи. Это просто ужасно, но иначе было бы еще хуже. Для него, конечно, а для родителей лучше. Все–таки он — эгоист.
Еще минут десять Андрей увязывал образ с полем вынужденного диалога, закладывал школьное расписание. Потом, добавив несколько универсальных ответов на случай подколок, послал двойника по дневному маршруту. Сам же немедленно вырвался на волю.
Когда Андрей вышел из комнаты, жизнь в его доме почти прекратилась, Двери родительских кабинетов были плотно закрыты, Ленкиной комнаты тоже. И он, набрав код, запер свою снаружи, преградив доступ живому. Зато открыл дверь другую. Ту, которая не открывалась бы месяцами, если бы он ее не трогал. Еще мгновение, и дверь снова бесшумно закрылась, но его уже не было дома.
Утром Барди проснулся от холода и боли. Так как было еще совсем рано, направился к ручью. Там можно утолить жажду. Вода в ручье почти чистая, только совсем немного пахнет железом. Шея болела, он с трудом мог поворачивать голову. Приходилось держать шею в напряжении, чтобы не отдавала болью при каждом шаге. Тигран — нехороший пес.
Напившись, он почувствовал себя лучше, даже постоял, посмотрел, как скачут лягушки. Вот кто вообще никогда не заговорит, чего бы на них ни повесили, — жалкая участь. Попробовал по привычке детства накрыть одну из них лапой, но снова ударило в шею. Затею пришлось оставить.
Уже совсем рассвело, и можно было выполнять задуманное. Он обязательно должен сегодня же оказаться в городе. Только неплохо бы поесть и обязательно починить ошейник. Неохота снова стать бессловесным. Гаврила–кормилец приедет с кухни на своей мототележке еще не скоро. Так что до завтрака, к которому надо вернуться домой, Барди успеет забежать в мастерские. Может быть, Крис уже там, он рано просыпается. Так что чем скорее — тем лучше. Барди поднялся от ручья по пологому бережку, повизгивая от боли, стряхнул с шерсти капли утренней росы и побежал к мастерским. Шея болела уже меньше.
В мастерских Криса не было, а дверь оказалась запертой. Не зная, что делать дальше, Барди присел возле этой преграды в растерянности. Зевнул и высунул язык. Теперь от волнения ему стало жарко. И почти тут же он услышал, как с другой стороны здания мастерской кто–то открыл ворота подсобного дворика — тихо скрипнули петли.