Тут он качнул головой, будто другого ждал.
— Ты ведь соврал, да, Дейви?
— Чего?
— Да ладно. Мы все врем. Ложь иногда очень помогает. Но вот я всегда знал, что стану кем-нибудь необыкновенным. Всегда знал, что меня ждет что-то совершенно особенное.
Помолчал, посмотрел на меня.
— А ты такого не чувствуешь? — спрашивает.
Я головой помотал быстро-быстро.
— Нет? — говорит он. — И ты не думаешь, что у тебя есть особое предназначение?
Я снова помотал головой.
Он брови приподнял — мол, я тебе не верю. А Джорди опять за свое:
— А ангел-то чего?
— А, — говорит Стивен. — Он поверг меня на землю, поднял снова, и после этого все изменилось.
Губы облизал, а мы к нему ближе наклонились. А он катает глину между большим и указательным пальцем, и я вижу — прямо на моих глазах возникает рука.
— Ты этим что хочешь сказать? — спрашиваю.
Стивен помолчал, вдохнул медленно, будто вбирал историю в себя, прежде чем рассказать нам. Пальцы продолжали работать. Кончиком ножа он вырезал лицо. И пока говорил, статуя делалась все больше похожа на человека.
— Это утром случилось, во вторник. Я был на пляже в Уитли-Бее. Шел, как всегда, один. Жара — страшная. Вокруг другие люди. Некоторые лежали на солнце. Дети вопили, собаки тявкали, и все они плескались в воде. Пахло жареной картошкой, сосисками и кофе. Все как обычно, совершенно обычно. И вдруг все стихло. Мертвая тишина, ничего не движется, будто время остановилось. А потом с неба раздался гром, и меня будто молния пронзила. Я понял, что ползу по песку. Слабый, будто младенец. Едва дышу. И тут увидел его.
— Охренеть, — сказал Джорди.
— Угу, — согласился Стивен. — Он был в небе над утесами, с огромными крыльями и с мечом в руке, и он был очень яркий, яркий, как солнце, яркий, как огонь, и я отворотил от него свое лицо. «Стивен Роуз! — вскричал он. — Стивен Роуз, тебе не спрятаться!» И казалось, голос его звучит повсюду, и внутри меня, и снаружи. Ничего я не мог сделать. Пришлось повернуться. И он спустился ко мне. Наставил на меня меч. «Кто есть Господь твой, Стивен Роуз? — спрашивает. — Отвечай! Ибо не спрятаться тебе. Кто есть Господь твой?» И я понял, как именно должен ответить. «Господь мой есть Отец наш небесный», — отвечаю. И тут вновь настала полная тишина, и стало темно, будто ночью, и я решил, что я умер, а тут ангел оказался совсем рядом и помог мне подняться, а меч висел в небе сам по себе, указуя на нас. «Ты хорошо ответил», — прошептал ангел. И он взял мои руки в свои, а руки его оказались очень нежными и сильными. И тогда он сказал: «Руки эти должны делать Господню работу, Стивен Роуз». И я почувствовал, как в руках прибывает силы. «Помни, что ты есть пыль и прах, — говорит, — но помни и то, что ты свят». И он толкнул меня вверх, и вот я уже стою на песке, и море снова задвигалось, и люди и собаки снова зашевелились. «Я стану присматривать за тобой, Стивен Роуз, — прошептал ангел, — до самого конца дней твоих. И да употребишь ты свой дар во благо». А потом он исчез.
Я посмотрел на Джорди. Джорди на меня.
— А кто-нибудь еще его видел? — шепчет Джорди.
— Эта благодать была дарована только мне, — говорит Стивен. — Отдыхающие продолжали жариться на солнце, дети продолжали вопить, собаки — тявкать, но для меня в тот миг все переменилось.
— Ни хрена себе, — говорю.
— Угу, — говорит Стивен. — И с тех пор он еще возвращался.
— Ни хрена себе, — говорит Джорди.
Стивен спрашивает:
— Вы мне верите?
— Не знаю, — говорю я.
— Не знаю, — повторяет он. Наклонился ко мне, всмотрелся в лицо. — Некоторым вообще трудно во что-либо поверить, Дейви. Им нужны доказательства. А если к тебе прилетит ангел, Дейви? Тогда ты мне поверишь? Или и тогда скажешь: «Не знаю»? Или если сила Господа будет явлена прямо здесь, в Феллинге, и ты это увидишь?
Он осмотрел готового апостола.
— Только не пугайтесь, — говорит. — Пока незачем.
Поднял апостола до уровня моих глаз — лицом к лицу.
Улыбнулся.
— Но придет день, — говорит, — я, может быть, покажу вам кое-что такое, отчего вы перепугаетесь до полусмерти. И уж тогда рассеются все ваши сомнения. И не будет больше никаких «может быть» и «не знаю». — Тут он заговорил шепотом: — Ты от этого опупеешь, Джорди. И душа треснет напополам.
И снова улыбнулся. А потом подмигнул Джорди.
— Шучу, — говорит. И рассказывает дальше: — Вскоре после того, как я был повержен и поднят вновь, к нам в школу пришел священник набирать студентов в семинарию. Я встал. «Я, — говорю. — Я буду священником». И вскоре мы уехали в Беннет.
Он положил апостола в костер, в самую середину. Подгреб к нему угли. Подкинул хвороста, подвеселил огонь. Я смотрел, как горят сучья.
А потом мы все вздрогнули и замерли. Над нашими головами, в Саду Брэддока, раздались шаги.
На краю каменоломни появились силуэты двух мальчишек.
— Скиннер, — прошептал я.
— Угу, — подтвердил Джорди, — а с ним, похоже, Штырь.
— Слава богу, не Череп.
— Это ваши враги? — спросил Стивен.
— Угу, — кивнул Джорди.
Сидим и смотрим, как они опустились над нами на корточки. Смотрят вниз. Перешептываются. Обошли каменоломню по краю. Слышно, как спускаются ко входу. Мы с Джорди вжались в тень под валуном — а они все ближе.
— Видишь? — шепчет Джорди. — Натянуть там проволоку — они бы уже барахтались в пруду.
— Давай выпрыгнем и заорем, — предлагаю. — Перепугаем их так, что они в штаны наложат.
Мы чуть не захихикали. Ждем, но первым с места двинулся Стивен. Он выскочил из пещеры и как рванет — стремительно, пригнувшись. Под боярышником началась какая-то возня, а потом пацаны из Пелау завизжали. Мы услышали, как они с топотом улепетывают. А потом голос Скиннера — с подвывом от ужаса:
— Он меня пырнул. Пырнул, мать его!
А потом Штырь — орет от края каменоломни:
— Мы всё Черепу расскажем!
Стивен вернулся, вытирает лезвие ножа пучком травы. А нас трясет. Языки отнялись. Пятимся назад.
— Что-то случилось? — спрашивает Стивен. — Всего-то царапина. В виде предупреждения. — И ухмыляется. — Вы вроде сказали, что он ваш враг. А кто такой этот Череп?
Мы смотрим на него, и все. А он опять:
— Кто такой Череп? — Потом плечами передернул. — Не хотите — не говорите.
Встал на колени рядом с костром. Плюнул туда, слюна зашипела. Джорди выругался чуть слышно; а потом к нему вернулся голос.
— Череп, — говорит, — это Чарли Черрис. Самый безбашенный пацан в наших краях.
— Так, Дейви? — спрашивает Стивен.
— Угу, — киваю.
— Череп — их кореш, — говорит Джорди. — Крепкий орешек. Здоровый, паскуда. И без тормозов. Он тебя теперь убьет. И нас тоже.
А Стивен снова:
— Так, Дейви?
— Угу.
— Ах ты господи! — говорит. — Что же я наделал?
Всхрапнул, сделал вид, что ахает и дрожит.
— Монстр! — говорит. — Ой как страшно!
— Вот идиот, — пробормотал Джорди.
Стивен наклонился над огнем, лицо так и светится. Уголья, окружающие апостола, мерцают во тьме. Стивен пошевелил их палкой. Отгреб от статуэтки горячую золу.
— Двигаем, — шепнул я Джорди.
Но тут опустил глаза — и лицо, таращившееся из пламени, точно поймало меня на крючок.
— Ну как, поспел, мой апостол? — спрашивает Стивен. Тычет в него палкой. — Готов выйти из пламени и спасти нас?
Поднялся на ноги, голова обрисовалась на фоне луны. Раскинул руки. Поднял палку над головой. А потом быстро опустил и указал на огонь.
— Встань, — говорит. — Встань, мой апостол. Ходи по земле. Спаси нас от мучителей наших. Повелеваю: встань!
Мы с Джорди все пятимся. Стивен рассмеялся.
— Нет, — говорит. — Не поспел пока. Нужно еще прожарить.
Снова засыпал статуэтку золой. Подкинул еще хвороста, рассмеялся.
— Не обращайте внимания, — говорит. — Я просто придуриваюсь. Так вы говорите, этот Чарли Черрис — монстр?
Мы — ни слова.
— Вы его боитесь, он ваш заклятый враг?
Мы — ни слова. Стивен улыбнулся сквозь полумрак и отблески костра.
— А знаете, — говорит, — мир будет гораздо лучше без таких, как Череп. Вам не кажется?
Мы — ни слова. Он опять:
— Верно?
— Верно. — Это Джорди.
Стивен на меня посмотрел.
— Верно, Дейви? — спрашивает.
Я молчу, а он смотрит. В конце концов я пожал плечами и кивнул:
— Верно.
И тут мы услышали, как до нас эхом доносится голос — слабый, дрожащий, прерывистый голос:
— Стивен! Стивен Роуз! Где ты, Стивен Роуз?
— Дурка, — говорю.
— Безмозглая тетка, — говорит Стивен. — Я лучше пойду, а то меня отправят куда-нибудь в другое место. А я ведь этого не хочу, верно? — Заглянул мне в глаза. — Особенно сейчас — здесь столько всяких дел. — И был таков.