— И тогда он убил вас, — закончил за нее Эльвин.
Женщина кивнула.
— Теперь он вернулся, чтобы погубить и мою дочь… Но ты, девочка, помешаешь его планам. У тебя отважное и мудрое сердце, с тобой благословение Господа.
«Она знает! Она знает, что я — не ее дочь!» — поняла Маша, а женщина улыбнулась ей так тепло и ласково, что на глазах у девушки навернулись слезы.
— Ты сама выбираешь свою судьбу и свой дом. Да будет с тобой мое благословение, — произнес призрак, медленно тая в воздухе.
— Что она имела в виду? — спросил Эльвин удивленно.
— Это неважно… — тихо ответила Маша. На сердце у нее была тихая грусть — горькая и щемящая, словно прощальная мелодия.
— Эй, кто там! И что вы здесь делаете?! — послышался резкий голос, и позади них вспыхнул свет.
Глава 12 Исповедь отца Давида
— Вот ведь не повезло! — пробурчал Эльвин, доставая из-за пояса нож. — Но ничего, я с ним справлюсь!
Маша подумала, что священнику вовсе не обязательно подходить к ним близко: достаточно, злодейски расхохотавшись, запереть в склепе и выждать, пока они погибнут от недостатка воды и пищи, а то и от нехватки воздуха.
Но у отца Давида, видимо, были другие планы. Потому что он приблизился к ребятам, вглядываясь в своих нечаянных гостей.
— Миледи Мария?! — проговорил он, наконец разглядев Машу. — Ну что же, я знал, что рано или поздно вы придете, чтобы спросить с меня за все…
— Да! — Маша снова почувствовала приступ вдохновения. — Я пришла, чтобы обвинить вас в предательстве и пособничестве аббату. Этот человек…
Священник усмехнулся.
— Он не человек! Он сам дьявол! Посланец Князя тьмы! — резко бросил отец Давид. — Ну что же, хвала Господу, наконец пришел день расплаты! Как же я боялся его наступления! Сколько ночей не спал! Мой страх сожрал меня без остатка. Не осталось ничего! Ни капли! — Он оглядел Машу и Эльвина безумными, наполненными болью глазами. — Ну что же, ступайте за мной. У вас есть право выслушать мою исповедь. О Господи, неужели я наконец освобожусь от этой ноши?!
Парень и девушка переглянулись, меж тем отец Давид, больше не глядя на них и не беспокоясь, следуют ли они за ним, развернулся и направился к выходу из склепа, неся в высоко поднятой руке факел. Они молча миновали коридор, поднялись по узкой лестнице и вошли в небольшую комнатку, примыкающую к церковному помещению.
Отец Давид укрепил факел на стене, Эльвин воткнул свой с другой стороны двери, так что теперь комната оказалась освещена достаточно, чтобы разглядеть ее во всех подробностях. Обстановка помещения была скудной: неотделанные каменные стены, старая, истоптанная солома на полу, деревянная лавка, несколько сундуков и, наконец, большой стол, занимающий почти все пространство. На столе стояла чернильница, из которой торчало грязное общипанное перо, лежало несколько книг — очень больших, чуть не в половину Машиного роста. Одна из них оказалась раскрыта, и девушка увидела, что текст на странной желтоватой бумаге написан вручную, с красными заглавными буквицами, украшенными виньетками. Половину страницы занимала иллюстрация, изображающая человеческое тело и внутренние органы. Подписи к картинке были сделаны на неизвестном Маше языке.
— Это латынь, — сказал Эльвин, проследив направление Машиного взгляда. — И я вижу здесь все основания, для того чтобы отца Давида немедленно схватили и повесили на площади.
Священник закрыл лицо руками, тяжело опустился на лавку и вдруг захохотал хриплым каркающим смехом. Маша испугалась, подумав, что он окончательно обезумел.
Наконец, просмеявшись, отец Давид отнял от лица руки и поднял голову. Еще не старый, он казался ужасно уставшим и измученным. Под лихорадочно блестящими глазами пролегли густые тени, лоб избороздили ранние морщины, а уголки губ были скорбно опущены. Заметно, что жизнь священника не была легкой.
— Повесить, говоришь?! — переспросил он. — Это стало бы для меня облегчением! Вы не знаете, как тяжело жить, постоянно ожидая расплаты! Постепенно даже кара начинает казаться благодеянием — лишь бы мучительное боязливое ожидание когда-нибудь закончилось!
— Я понимаю, вы — врач от Бога! — вмешалась Маша. Что-то вроде анатомического атласа (за такое сжигали!) на столе отца Давида окончательно утвердило ее в былых подозрениях.
— От Бога? — переспросил священник, сжимая и разжимая пальцы. — А что, если от дьявола?.. Он явился по мою душу. Посланец Сатаны знал обо мне все, каждую мою мысль, каждое деяние. Он предложил мне страшный выбор. Вернее, тогда мне казалось, что тут нет выбора: на одной чаше весов лежала моя гибель и низвержение грешной души в ад, на другой — еще пять-десять, сколько удастся, лет, когда я мог бы продолжать свою работу, вести исследования, лучше узнавать болезни и пытаться найти против них лекарство… В те дни мне казалось, что выбор очевиден. И еще. Я испугался его. Разве можно находиться рядом с дьяволом и не испугаться?! И я боялся. Он искушал меня. «Оставь церковь, — говорил он, — разве в ней твоя религия? Твоя религия в познании». Я знал, что точно такие же слова говорил Сатана, искушая яблоком с Древа познания нашу праматерь Еву. И я сдался. Я сделал все, что он от меня требовал…
— Он потребовал, чтобы вы изменили слова церковной службы и, должно быть, еще осквернили церковь, чтобы он мог входить в нее, притворяясь добропорядочным христианином и не вызывая ни у кого подозрений, — договорил за отца Давида Эльвин.
Священник кивнул.
— Ну что же, — сказал он пустым, потухшим голосом. — Я вижу, вы и сами все знаете. Мы осквернили алтарь, положив под него то, что он принес мне, и я переставил слова церковной службы, думая, что никто не уличит меня… Среди моих прихожан не было тех, кто понимает латынь… Тогда мне казалось, что будет легко, но постепенно, день за днем, меня все более охватывали ужас и отчаяние. Я видел, что ступил на путь тьмы и Господь Бог в гневе отвернулся от меня, но не мог вырваться из этой чудовищной паутины. Я слаб и грешен. Несколько раз я хотел открыться во всем барону и, как благодеяние, принять мучительную смерть, но ОН всегда оказывался рядом. Один взгляд его холодных мертвых глаз пронзал насквозь и сковывал язык. Клянусь Пресвятой Девой Марией, я не мог произнести ни единого слова!..
Отец Давид сжал виски руками и стал раскачиваться из стороны в сторону, словно безумный.
— Вы предали своего хозяина, дающего вам хлеб и жилье! Вы предали своего Бога! Что же у вас осталось после этого?! — гневно спросил Эльвин.
Священник глухо застонал.
— Вы хуже ядовитого скорпиона! — продолжал парень, нахмурив брови и глядя на отца Давида с презрением. — Он кусает того, кто приблизился к нему по неосторожности, потому что это повелевает ему его природа, вы же сделали свой выбор сознательно!
Отец Давид закрыл глаза. Казалось, он ожидает удара.
Маше стало его жаль. Да, Эльвин тысячу раз прав: священник принес много зла всем обитателям замка, но, видя его раздавленным и униженным, ей хотелось не карать бедолагу, а, напротив, помочь ему, спасти…
— Эльвин! — она положила руку на плечо парню. — Остановись! Зачем ты мучаешь человека, который и так казнит себя лютой казнью!.. Успокойтесь, — обратилась она уже к отцу Давиду, — главное, что вы раскаялись. Теперь все будет иначе!
Отец Давид медленно поднял на нее глаза и вдруг рухнул на пол и, уткнувшись лицом в подол ее платья, отчаянно зарыдал. Рыдания сотрясали все его тело. Маша впервые видела, как тяжело, не таясь, плачет мужчина, и не могла представить себе зрелища страшнее.
— Успокойтесь, не надо, — шептала она, присев перед ним на корточки и гладя жесткие волосы священника, словно он был маленьким ребенком. — Ну не стоит же! Теперь все будет хорошо.
И постепенно всхлипы становились все реже и реже.
— Благодарю тебя, Заступница! — произнес вдруг отец Давид, поднимая на девушку еще затуманенные от обильных слез глаза. — Я не слепой. Я сам давно видел, что в тело злобной девчонки вселилась святая. Теперь я не боюсь его, и теперь я спокоен.
— Ну что вы, — Маша смутилась. — Не говорите, пожалуйста, так. Вы, стремясь к добру, совершали зло. Но теперь вы раскаялись, и все будет хорошо. Ведь правда?
Отец Давид поднялся на ноги. Его лицо было полно безнадежной решимости.
— Клянусь Спасителем, что на этот раз предстану перед бароном и расскажу ему все!
В этот миг по спине у Маши пробежал холодок. Ей показалось, будто кто-то следит за ними из темноты, но, присмотревшись, она убедилась, что церковь пуста.
— Я поговорю с сэром Вильгельмом, подготовлю его, а потом пошлю за вами, — предложила девушка.
— Я все равно не смог бы спать. Вы найдете меня здесь, в церкви, я буду молиться, — ответил священник, склоняя голову.
