Рука Лены замерла. Гном не ошибся: первый план следующей картины занимала девушка. Картину пронизывало закатное настроение. Лена не разглядела панорамы пылающего горизонта, поскольку девушка требовала пристального внимания и даже не сама девушка, сколько блестящая лента, протянувшаяся над глазами и обхватившая волосы за исключением некоторого числа непослушных прядей. Лена задумалась, можно ли такую ленту назвать банданой.
— Красивая, — вздохнул гном. — От такой бы я точно не отказался.
— Он бы не отказался, — передразнила гнома Лена. — Больно ты ей нужен.
— Нужен! — возмутился гном. — Да я такому огромному количеству народа нужен. Ты и представить не сможешь.
— А ей не нужен, — сказала Лена, словно строгая учительница и перевернула страницу.
— Постой-постой, — завопил гном. Но Лена листала книгу всё дальше. Гном убедился, что против силы не попрёшь и даже отвернулся от Лены. Лене стало его немножечко жаль.
— Смотри, — сказала она. — Я ещё одну принцессу разыскала.
Но гном, наказывая Лену, не желал смотреть на принцесс. Ну и зря, очередная принцесса Лене показалась очень даже симпатичной. Лена вздохнула, вот бы стать такой, когда вырастет. А лицо не так уж и отличалось от Лениного. По крайней мере, так казалось с первого взгляда. Но уж такого платья Лене и не снилось. Оно было сделано из голубого атласа или шёлка. Нежные кружева скрывали тонкую шею принцессы. С плеч спускались симпатичные складочки, а на груди был вышит тёмно-синий вензель. Ну можно ли себя чувствовать принцессой без такого вот платья?!
И волосы были хороши. Блестящие. Голубые. Но не как у идиотки Мальвины, которую без особого труда можно было спутать с барашком, а длинные и гладкие.
Чтобы не расстроиться ещё больше, Лена стала листать дальше.
— Вот ещё принцесса, — сказала она гному, обнаружив следующую картинку.
— А я и не принцесса, — сказала девушка, улыбнувшись.
Стиль картинки сильно отличался от прежних. Художник соткал портрет из серебряных линий. А потом картинка взяла и ожила.
Гном сразу же заинтересовался происходящими событиями и даже ухватился за уголок страницы.
— Ого, — воскликнул он. — Гляди, Лена, что тут написано. «Та, что укажет гному дорогу.» Ты и в самом деле покажешь мне дорогу?
— Почему бы и нет, — улыбнулось симпатичное личико, заставив перетекать серебряные чёрточки с места на место. — Дождись меня и дорога тебе обеспечена.
— Когда? — ахнул гном.
— Скоро-скоро, — пообещала девушка. — Ближайшая ночь, которую я буду знаменовать, называется ночью Путешествий и Путешественников. Или Путешественников и Путешествий. Здесь от перестановки слагаемых сумма не меняется. Так вот, гномик…
— Я не гномик, — обиделся гном.
— Ну хорошо, — заманчиво подмигнула девушка. — Так вот, эта ночь тебе очень подходит. Запомни. Как только появится мой портрет, сосчитай число локонов на моём лице. Соедини число с точкой начала времени и получишь время прихода ночи. Только запомни — на портрете я буду другой. Совершенно другой.
— Запомню, — пообещал гном.
— А теперь, Лена, — обратилась серебряная красавица к девочке. — Не могла бы ты в срочном порядке закрыть книгу и поставить на место.
— Зачем?
— Мне было бы неприятно очутиться на полу после того, как ты выронишь книгу из рук.
— Выроню? Почему выроню?
— От испуга, Леночка, от испуга. Так что ставь на место и поторапливайся.
Лена обиделась и с размаху захлопнула книгу.
— Осторожнее, — заволновался гном. — Знаешь, кто это был? Сама Предзнаменовательница!
— Ну и что, — сухо сказала Лена, ставя книгу на место. — Чего это я должна так сильно напугаться, что уроню книгу на пол?
Гном не успел ответить. Замок содрогнулся. И ещё раз. И ещё. Кто-то громадный направлялся к залу. Кто-то громадный был очень недоволен тем, что Лена запустила время. Кто-то громадный собирался разделаться с нарушительницей и разделаться немедленно.
— Палочка! — запищал гном. — Вращай палочку!
Лена подхватила золотую искорку и завращала палочку в бешеном темпе. Уже очутившись на диване в своей квартире, она с грустью подумала, что история про Чёрную Гору так и осталась непрочитанной. Когда её рука разжалась, то на ладони не оказалось палочки. Не оказалось её и на ковре, и под диваном. Лишь у кресла валялся обломок самой обыкновенной пластмассовой линейки. И почему-то Лене почудилось, что на сей раз она сумела проникнуть в замок без всякой палочки.
Глава 35,
в которой Колины и Пашкины пути пересекаются
Пашка шёл по улице, пялясь по сторонам, и разве что не свистел от полного счастья. В кармане лежала пачка «Кэмела», пальцы рук впитывали сотни капелек с боков запотевшей банки пива, в голове властвовало ощущение полной свободы. Жить стоило. Тем более, стоило жить, потому что в кармане валялось четыре волшебные палочки, позволявшие всяческим полезным вещичкам исчезать из разных недоступных мест и становиться Пашкиной собственностью. Пять минут назад Пашка сделал себе пачку баксов и теперь правый карман брюк оттягивала приятная тяжесть. Не менее приятная тяжесть холодила живот. Новенький кожаный ремень с выдавленным на железяке «Lee» прижимал к животу пневматическую пушку. Пашка не удосужился прочитать название фирмы, изготовившей чудо техники. Его больше заботило, чтобы данная вещичка могла палить и пульками, и металлическими шариками. Шарики — дело нужное. Месяц назад Пашка видел как большой парень таким вот шариком пробил черепушку здоровенной собаченции, рывшейся в мусорной куче. Теперь и Пашка мог пострелять вволю. В собак он палить не стал бы, хотя…. Пашка вдруг ярко представил, как огромная овчарка набрасывается на него, клацая клыками и брызгая слюной. Одним точным движением выхватывается пистолет и разит наповал. И вот собака уже лежит мордой в грязи, а слюна окрашивается розовым. Если владелец взбеленится, можно и ему по ходикам шмальнуть. Нечего собак распускать. Вот только собаки, как чувствовали, что сегодня на Пашку нападать не стоило. И поэтому пушка продолжала лежать под свитером. Ведь не по голубям же стрелять. Но Пашка опробует пистоль. В ближайшие выходные они с Владяном уедут за город и там настреляются. Владян тоже наверняка захочет такой же… Здорово, что он позабыл про палочки, и теперь их единоличным хозяином был Пашка. А может стоило сразу заказать Калашникова? Но из автомата Пашке пока стрелять не доводилось, а вот из пневматики и газового…
Мысли об оружии, созданном при помощи волшебства, замерли и улетучились, потому что Пашкин взгляд вперился в Кольку, через которого Пашке эти волшебные палочки и достались. Часть из них Колька украл, и теперь можно было тряхануть его и забрать их снова. Колька ещё сява, ему палочки иметь не положено.
Тут Пашка взглянул правее и выше. С одного взгляда он понял: палочки забрать будет проблематично. Рядом с Колей вышагивал худой верзила в плаще и тёмных очках, хотя лето закончилось полмесяца назад. Сначала Пашка подумал, что верзила просто движется параллельным курсом. Но на Пашкину ошибку явно указывала рука, лежащая на Колькином плече.
Пашка хотел пройти мимо, но внезапно ему стало не по себе. Вид у Коляна был неважнецкий. Глаза закатились. Губы покрылись белым налётом. Руки болтались, как у Буратино. А не торчал ли Коля, пока его куда-то настойчиво вели?
И Пашка притормозил. Кольку он не любил. Слюнявые люди на свете жить не должны. Слюнявые люди только стонут и больше от них никакого проку. Тем более Колька подло украл часть Пашкиных палочек, подло использовал их против Пашки и подло убежал. Тем не менее, что-то не нравилось Пашке в том, как Колю безропотно уводили в неизвестном направлении. Пашка развернулся и побрёл, сверля спину чёрноочкового изучающим взглядом.
Верзила запнулся, замедлил ход, запнулся ещё раз, а потом чётко, как танцор диско, развернулся.
— В чём дело? — прозвучал вопрос.
Пашка нагло уставился в бледное лицо, полускрытое чёрными стёклами. На вопросы лохов отвечать необязательно. Пускай лохи разговаривают сами с собой. Лохи только и умеют, что болтать. Настоящие дела делают не лохи, а пацаны.
— Так в чём же дело, Павел Афанассьевич? — губы верзилы сложились в перевёрнутую улыбку.
Пашке стало не по себе от такой гримассы. Но он не стал, как лохи, раззявив рот, булькать: «А как вы узнали моё имя?» Верзила владел информацией, и с этим следовало считаться. Это Пашка уже понимал. Вот ведь как бывает на белом свете, добавь к лоховскому вопросу искорку знания, и ты уже весь в думках, что на него ответить, потому что без ответной искорки любой ответ прозвучит в лоховской манере.
— Нам можно идти, Павел Афанасьевич? — поинтересовался верзила. В голосе его сквозило неприкрытое издевательство. Если бы Пашка мог дотянуться, то непременно врезал бы по этим проклятым стёклам. Только дотянешься тут, как же. И отвечать-то надо. Скажешь «да», так спрашивается — зачем задерживал. Скажешь «нет», так ведь за базар придётся отвечать. И Пашка ухватился за спасительное:
