Потом опять отразились звезды. Задрожали, расплылись в пятнышки, превратились в маленькие желтые окошки, словно в глубине засветился огнями ночной городок.
Яшка закрыл глаза и лег на спину. Отпечатки окошек танцевали под веками, словно квадратные бабочки. Плита давила затылок и костлявые лопатки. Сердце колотилось… (А в центре звездной пирамиды неровно пульсировал, бился, разгораясь и затухая, Белый шарик — под испуганные вопросы и восклицания больших шаров. Импульсная нить между Белым шариком и мальчиком Яшкой вибрировала и дергалась, как нитка змея на неровном ветру. Потому что шарахнуть рассекающей импульсной плоскостью на таком расстоянии и через несколько граней — это даром не проходит…)
«Эх ты, Юкки… — подумал Яшка. — Говорил, что все будет в порядке…»
«Но ведь, в конце концов, и так все в порядке. Может, все, что было, не случайно?»
Наконец Яшка разомкнул ресницы. Небо над ним оказалось голубым, светлым. Не было звезд, а были маленькие ватные облака. Солнце сверкнуло из-за облака, лучами ударило по лицу. Яшка заморгал, сел.
Он был теперь на твердом песке, у воды. По желтоватой воде шлепал колесами коричневый буксир. Неподалеку чернела на отмели старая баржа, от нее пахло теплым ржавым железом. Железом пахло и от рельсов, которые тянулись вдоль берега. А за рельсами поднимались заросшие откосы…
Яшка встал и зашагал по песку. Скоро он оказался у зеленого домика с башенкой и плавучими причалами. Здесь было людно и шумно. От пристани подымалась между заборов и складов тропинка. Она вывела Яшку на старую, поросшую майской молодой травой улицу с разномастными, косо стоящими домами, с лесенками и мостками. На ржавой табличке он прочитал: «Банный лог».
Прыгая по дощатым ступеням, по косо лежащим гранитным плитам, Яшка — вверх, вверх! — проскакал Банный лог до конца, свернул в Катерный переулок и увидел длинный приземистый дом с мятыми жестяными теремками над водосточными трубами.
Одно окно было распахнуто, но его целиком закрывала марлевая занавеска. Это было то самое окно, Стаськино.
Яшка подошел на цыпочках. Чуть-чуть отодвинул марлю. Никого он в комнате не увидел, лишь в деревянной решетчатой кроватке кто-то дышал. Тихо и неровно. Яшка скользнул через теплый, с облупившейся краской подоконник. Пахло лекарствами и пеленками. Яшка тихонько подошел к кроватке. Крошечная девочка в распашонке тяжело, неспокойно спала, прижав к бокам сжатые кулачки.
Было ясно, что дышать ей мешала клейкая противная жидкость, скопившаяся в легких. Яшка постоял, напружинив плечи. Накачивая силы, сосредоточивая волю. Накрыл девочку тугим колпаком энергополя. Приказал ему вывести из легких наружу молекулы жидкости — между молекулами мышц, кожи и рубашонки. Морщась от отвращения, собрал в воздухе всю эту гадость в комок и взглядом швырнул его из комнаты между краем занавески и оконным косяком. И сжег невидимой вспышкой… Затем убрал поле и глазами приласкал, успокоил спящего крошечного человека. Щеки у девочки зарозовели, она задышала чище, ровнее. Расслабила ручонки.
Яшка смотрел на девочку с любопытством и с тайной, самому еще непонятной ласковостью: какая кроха! Наверно, еще ничего не понимает…
Девочка забавно улыбнулась во сне. Потом открыла глаза. Сморщила нос и тихонько чихнула. Яшка засмеялся. Девочка вдруг вскинула ножки, дернула ими и села.
— Ты кто? — весело сказал Яшка, хотя, конечно, знал, кто это.
Девочка подползла к барьеру кровати и вдруг неуверенно, колченого поднялась, хватаясь за палочки. Заулыбалась опять. И, держась за верхний брусок, несколько раз резво присела. Словно поплясать захотела.
Яшка засмеялся. И услышал за дверью шаги Вильсона…
— Яшка я! Ты же сам хотел! Вот я и есть! — несколько раз повторил он. И наконец сообразил: Вильсон же не знает его нового имени! — Ну, Шарик я! Белый шарик!
Стасик даже о Катюшке забыл. Сказал тихо, испуганно:
— Врешь…
— Почему? — обиделся Яшка.
«Почему»!.. Нет, Стасик не сомневался, что Белый шарик может превратиться в мальчика. Но разве… в такого вот? В тощего лохматого замухрышку! Не то цыганенок из табора за вокзалом, не то просто беспризорник.
Яшка понял. Переступил на желтых солнечных половицах босыми ногами.
— Я и сам хотел… Ну, чтобы как на портрете у Полины Платоновны. А вышло вон что. Ну, раз я такой…
Что-то сдвинулось в душе у Стасика. И уже не от неверия, а от смущения он глупо сказал:
— Докажи.
Мальчик посмотрел из-под волос уже без веселых искорок:
— Дурак ты, Вильсон. А кто вылечил Катю?
— Ты? — сказал Стасик радостно и виновато (а Катюшка все приседала, держась за планку, и улыбалась).
— А может, ты? — отозвался Яшка уже с ехидцей.
Это была последняя капля. Все изменилось вокруг и в самом Стасике, хлынуло на него горячее счастье. Потому что все разом! И Катька здоровая, и лето пришло, и Белый шарик вот он, живой, настоящий! Главное, что это ОН. А какой с виду, вовсе и не важно… Нет, важно! Замечательно, что он не киношный Тимур, которого Стасик наверняка стеснялся бы, а настоящий веселый Яшка!
Даже у самых сдержанных мальчишек бывают в жизни моменты, когда чувства не сдержать. Потом и вспомнить неловко, а в этот миг в душе кипенье радостных слез. Стасик облапил Яшку, уткнулся носом в его голое плечо, зашептал:
— Хороший ты мой… Ты насовсем пришел, да?
У Яшки сладко защекотало в груди и в горле. Он закашлялся. Погладил торчащие под рубашкой Стаськины лопатки.
— Ну, чего… ладно… Гляди, Катьке надо пеленки менять.
— А ты ее как вылечил? Полностью?
— А чё, наполовину, что ли? Делов-то…
— Мама с ума сойдет от радости!
Мама не сошла с ума. Но радости и правда было много. И страха: а вдруг это лишь короткое облегчение в болезни? Тут же мама потащила Катюшку в поликлинику. Участковая врачиха, недавно предрекавшая печальный конец, была в отпуске. А замещавшая ее докторша рассердилась:
— Что вы морочите голову! Здоровый ребенок!
Потом посмотрела записи в истории болезни и только плечами пожала.
Зямина бабушка сказала, что вечером пойдет в церковь — с благодарственной молитвой Богородице. Мама украдкой сунула ей деньги: пусть поставит свечку, самую большую. Соседи шумно обсуждали счастливое выздоровление младшей жительницы дома. И в общей этой радости никто особенно не обратил внимания на пацана, которого Стасик привел с улицы. Нашел себе нового приятеля, ну и ладно… Мама покормила их макаронами с жареным луком и отпустила Стасика гулять до вечера.
Вот это был день! Наверно, самый счастливый.
Яшка сразу предупредил:
— Ты сегодня меня ни о чем не расспрашивай. Давай жить по-человечески. Будто мы с тобой всегда так, давно…
Стасику того и надо! Он потащил Яшку показывать город. Сперва, конечно, Банный лог и реку. Был паводок, река затопила на левом берегу деревни, и минареты торчали, как маяки… У пристани пыхтели сразу три парохода, и шумела рядом с дебаркадерами толпа, как на ярмарке.
Все это Яшка видел совсем недавно, когда с Дороги попал на берег. Но тогда не обратил внимания, а теперь смотрел на пристанскую жизнь как бы глазами Вильсона. Казалось бы: ну, пароходы, ну, люди. Ну, песня из репродуктора на башенке: «Шаланды, полные кефали…» Но было в этом что-то праздничное, приморское, почти сказочное! И праздник этот на весь день заразил Яшку и Стасика радостью, трепетной, как пароходные вымпела и флаги на ветру…
Потом они пошли в Городской сад. Стасик разменял пятирублевую бумажку, которую на радостях дала ему мама. Два рубля потратили на карусель с деревянными конями, три — на маленькую порцию мороженого. Лизали по очереди зажатый между вафлями молочно-сахаристый кругляшок и млели от удовольствия.
На главной площадке сада в этот день впервые пустили фонтан. Струи били из рогов чугунного оленя и сыпались в круглый бассейн. Там, конечно, шум, визг, брызганье — настоящий морской бой. Кое-кто залез через бетонный барьер в воду, а один даже упал — прямо в штанах и рубахе. Столько хохоту! Порезвились от души и Яшка со Стасиком. Пока всех не разогнала тетка в брезентовом фартуке. Она орала и махала метлой…
Яшка и Стасик отдышались на лужайке у изгороди.
— Во, психопатка, — сказал Стасик, поглядывая сквозь кусты. — Жалко ей, что люди побрызгаются.
— А мне понравилось! — возразил Яшка. — Приключения и погоня!.. Вильсон, может, она это нарочно? Чтобы всем интереснее сделалось?
Яшка был еще наивный, не очень знакомый с жизнью.
Когда немного обсохли, Стасик предложил:
— Пошли в другой сад, в Андреевский. У меня там пацаны знакомые. Или в футбол поиграем, или еще как-нибудь. Айда?
