— Полагаю, это случилось из-за смерти бедняжки Арианы, — говорит Батильда. — Ужасное несчастье потрясло нас всех. Геллерт был у них, когда это произошло, и прибежал ко мне просто-таки сам не свой. Сказал, что завтра же возвращается домой. Страшно расстроился. Я организовала для него портал, и больше мы с ним не виделись. Альбуса смерть Арианы совсем пришибла. Братья потеряли всех своих родных, остались одни на свете. Неудивительно, что порой они срывались. Аберфорт обвинял Альбуса, будто тот виноват в случившемся, — вы знаете, так бывает с людьми в тяжёлые минуты. Да Аберфорт и всегда был с сумасшедшинкой, бедный мальчик. И всё-таки сломать нос родному брату прямо на похоронах — это уже выходит за всякие рамки! Кендра не пережила бы, если бы увидела, как её сыновья дерутся возле мёртвого тела её дочери. Жаль, Геллерт не смог остаться на похороны… Хоть поддержал бы Альбуса…
Кошмарная потасовка у гроба, о которой знают лишь немногие присутствовавшие на похоронах Арианы Дамблдор, вызывает ряд вопросов. Почему Аберфорт Дамблдор винил Альбуса в смерти сестры? Был ли это нервный срыв убитого горем молодого человека, как уверяет Батильда, или для его выходки имелись реальные основания? Грин-де-Вальд, исключённый из Дурмстранга за нападения на других учеников, едва не повлекшие за собой человеческие жертвы, бежит из страны всего через несколько часов после гибели девушки, причём Альбус (возможно, под действием стыда или страха) в дальнейшем уклоняется от встречи с ним до тех пор, пока его не вынуждает к этому давление магической общественности.
Насколько известно, ни Дамблдор, ни Грин-де-Вальд никогда не упоминали о своей недолгой юношеской дружбе, однако нет сомнений, что Дамблдор пять лет всеми способами избегал прямого столкновения с Геллертом Грин-де-Вальдом, несмотря на продолжавшиеся всё это время исчезновения, несчастные случаи и прочие бедствия. Что ему мешало — остатки прежних дружеских чувств или страх разоблачения? Быть может, Альбус Дамблдор скрепя сердце отправился на битву с человеком, которым в юности восхищался?
И как всё-таки умерла таинственная Ариана? Пострадала случайно в ходе некоего Тёмного ритуала? Узнала нечто такое, чего ей знать не полагалось, о планах захвата власти, которые строили двое друзей? Неужто Ариана Дамблдор оказалась первой жертвой, погибшей „ради общего блага“?»
Здесь заканчивалась глава. Гарри поднял голову. Гермиона дочитала страницу раньше него. Она выдернула книгу из рук Гарри, явно испуганная выражением его лица, и захлопнула не глядя, словно прятала что-то непристойное.
— Гарри…
Он молча покачал головой. У него как будто сломалась какая-то внутренняя опора. Точно так же было, когда ушёл Рон.
Он верил Дамблдору, считал его воплощением добра и мудрости, а теперь всё это рассыпалось прахом. Сколько ещё можно потерять? Рон, Дамблдор, волшебная палочка с пером феникса…
— Гарри! — Гермиона словно подслушала его мысли. — Гарри, что я тебе скажу. Конечно, это… не очень приятное чтение…
— Да уж, не то слово.
— Но ты не забывай, Гарри, это всё пишет Рита Скитер.
— Ты ведь прочла его письмо к Грин-де-Вальду?
— Я… Да, прочла. — Она запнулась, с несчастным видом баюкая чашку чая в замёрзших ладонях. — Наверное, это хуже всего. Батильда считала, что у них были одни только разговоры, но «Ради общего блага»? — это же был лозунг Грин-де-Вальда, которым он оправдывал все свои зверства. А тут… Получается, Дамблдор и навёл его на мысль. Говорят, даже над входом в Нурменгард была надпись: «Ради общего блага».
— Что это — Нурменгард?
— Тюрьма, которую Грин-де-Вальд построил для своих противников, а в конце концов сам в неё сел, когда Дамблдор его победил. И всё равно ужасно думать, что идеи Дамблдора помогли Грин-де-Вальду прийти к власти. С другой стороны, даже Рита Скитер признаёт, что они были знакомы не больше нескольких месяцев, причём оба тогда были совсем молодые и…
— Я так и знал, что ты это скажешь, — бросил Гарри. Он старался не срывать на ней злость, но трудно было справиться с голосом. — Так и знал, что ты скажешь: «Они были совсем молодые». Им было столько, сколько нам сейчас! Мы с тобой рискуем жизнью, сражаясь против Тёмных искусств, а он в нашем возрасте обнимался со своим лучшим другом и строил планы, как бы захватить власть над маглами!
У Гарри больше не было сил сдерживаться, он вскочил и заходил кругами, чтобы хоть немного успокоиться.
— Я его идеи не защищаю, — сказала Гермиона. — Всякое там «право на господство» — всё это просто чушь, та же самая «Магия — сила». Но, Гарри, у него только что умерла мать, он был так одинок…
— Одинок? Он не был одинок! У него был брат, а ещё сестра-сквиб, он её держал взаперти…
— Вот этому я не верю, — твёрдо сказала Гермиона и тоже встала. — Не знаю, что с ней было не так, но я не думаю, что она была сквибом. Дамблдор, каким мы его знали, никогда бы не допустил…
— Дамблдор, каким мы его знали, не рвался к господству над маглами! — заорал Гарри, так что несколько чёрных дроздов сорвались с деревьев и с криками закружились в пасмурном небе над вершиной холма.
— Он изменился, Гарри, я тебе говорю! Просто изменился, и всё! Может, в семнадцать лет он и верил в эту ерунду, но вся остальная его жизнь была посвящена борьбе против Тёмных искусств! Именно он, и никто другой, остановил Грин-де-Вальда, он всегда голосовал за защиту маглов, за права волшебников из семей маглов, он с самого начала сражался Сам-Знаешьс-Кем и погиб в бою!
Книга Риты Скитер лежала на земле между ними, и Дамблдор на обложке печально улыбался обоим.
— Гарри, прости, но, по-моему, ты злишься, потому что Дамблдор сам тебе об этом не рассказал!
— Может, и так! — рявкнул Гарри и обхватил голову руками, то ли чтобы сдержать свою ярость, то ли защищаясь от обрушившегося на него разочарования. — Подумай сама, чего он от меня всё время требовал, Гермиона! Рискни жизнью, Гарри! И ещё разок! И опять, и снова! И не жди никаких объяснений, ты должен слепо мне верить. Поверь, я знаю, что делаю, поверь, хоть я тебе не доверяю! Ни разу он не сказал всей правды! Ни одного раза!
Голос Гарри сорвался. Они стояли друг против друга посреди белой пустоты, и Гарри казалось, что они ничтожны, словно букашки, под этим бесконечным небом.
— Он любил тебя, — прошептала Гермиона. — Любил, я знаю.
Гарри уронил руки.
— Не знаю, Гермиона, кого он любил, только не меня. Это не любовь, если он бросил меня в такой жуткой каше. Чёрт, да он с Геллертом Грин-де-Вальдом был откровеннее, чем со мной!
Гарри подобрал упавшую в снег волшебную палочку Гермионы и снова сел у входа в палатку.
— Спасибо за чай. Я додежурю свою смену, а ты иди в тепло.
Гермиона поняла, что её прогоняют. Она подобрала книгу и ушла в палатку, но, проходя, легко провела рукой по его макушке. Гарри закрыл глаза. Он ненавидел себя за то, что ему так хочется, чтобы её слова были правдой, чтобы Дамблдору в самом деле было на него не совсем наплевать.
Когда Гермиона пришла сменить его в полночь, шёл снег. Гарри снились путаные, тревожные сны, в них то и дело вползала Нагайна, то сквозь гигантский перстень с треснувшим камнем, то сквозь венок из рождественских роз. Гарри в страхе просыпался с ощущением, что кто-то зовёт его издали; в шуме ветра, трепавшего палатку, ему мерещились шаги и голоса.
Наконец он встал, ещё затемно, и вышел к Гермионе. Она сидела, сгорбившись, у входа в палатку и читала «Историю магии» при свете волшебной палочки. Снег падал густыми хлопьями, и Гермиона очень обрадовалась, когда Гарри предложил пораньше собрать вещи и двигаться дальше.
— Поищем не такое ветреное место, — согласилась она, вся дрожа и натягивая свитер поверх пижамы. — Мне всё время кажется, что вокруг кто-то ходит. Я даже вроде видела кого-то раз или два.
Гарри замер, не закончив натягивать джемпер, и посмотрел на безмолвный и неподвижный вредноскоп на столе.
— Наверное, показалось, — нервно проговорила Гермиона. — Снег в темноте, обман зрения… Но всё-таки, может, лучше трансгрессируем под мантией-невидимкой, на всякий случай?
Полчаса спустя палатка была свёрнута и упакована, Гарри надел на шею крестраж, Гермиона сжала в руке расшитую бисером сумочку, и они трансгрессировали. Навалилась привычная давящая темнота, заснеженный склон холма ушёл у Гарри из-под ног, а потом он довольно жёстко приземлился на мёрзлую почву, покрытую опавшими листьями.
— Где мы?
Гарри разглядывал окружившую их чащу, а Гермиона раскрыла сумочку и принялась вытаскивать оттуда палаточный шест.
— Королевский лес Дин, — ответила она. — Мы сюда однажды ходили в поход с мамой и папой.
Здесь на ветвях деревьев тоже лежал снег и было жутко холодно, но хоть ветер не так буйствовал. Гарри и Гермиона почти весь день просидели в палатке. Для тепла жались поближе к весьма полезному в хозяйстве синему пламени, которое мастерски создавала Гермиона; его можно было брать в руки и переносить с места на место в стеклянной банке. У Гарри было такое чувство, как будто он выздоравливает после недолгой, но тяжёлой болезни. Это впечатление ещё усиливалось от постоянных забот Гермионы. Ближе к вечеру опять повалил снег, даже их укромную полянку покрыла белая пороша.
