— Я пришел составить протокол,— строго заметил он — Ты мне сейчас признаешься, учетный, а я зафиксирую показания.
— Вы из милиции?— пролепетал струхнувший пионер. — Но я ничего такого… Честное слово! Я еще ничего не продавал.
Гость поморгал.
— Я с чердака. Вы не расслышали? Следите за губами: с чер-да-ка!
Саша струхнул еще больше. Бандит? С чердака…
— Вы обвиняетесь,— буднично сообщил бандит.— После подтверждения вашей вины вам грозит полный демонтаж.
— Я не виноват,— возразил Саша испуганно.
— Бездоказательно. Факты, разумеется, против вас. Саша немного успокоился. Бандиты так себя не ведут. В журнале “Искатель” про них все написано. Бандиты говорят небрежно, скверно ругаются, растирают сапогом окурки и к тому же постоянно сплевывают.
— Нет никаких фактов! — возмутился он.
— Вам следует это доказать.
— Кто обвиняет, тот и доказывает,— сказал Токарев. Он хорошо знал, как ведется следствие. Папин друг дядя Сева рассказывал. Еще такие слова употреблял… как же это… “А-а!” — вспомнил Саша и вслух уточнил: — Презумпция невиновности.
— Не поможет, двадцать третий. Ты виновный. Я тебя сейчас обвиню и дам два дня, чтобы ты попытался оправ даться. Как и положено.
— Слушайте! — Пионер справедливо рассердился.— Что за двадцать третий, не нравится мне эта кликуха! Меня зовут Токарев!
А сам подумал: “Псих какой-то”.
— Неподотчетных допускается маркировать именами собственными,— немедленно откликнулся инспектор.— Параграф сто пять хозяйственного кодекса.
— И доказывать я ничего не стану! И вообще, спать пора.
— Правильно решили, Токарев,— приветливо сказал человечек.— Доказывать вам нечего. Уверяю вас, чистосердечное признание облегчит ваш демонтаж.
И вдруг он стал заметно больше. Будто спохватившись, он тут же уменьшился и некоторое время как-то вибрировал, пока не принял прежние размеры. Саша обомлел. Гость после паузы продолжил:
— Перейдем к сути. На вас поступила вопиющая жалоба по поводу принудительного выселения части граждан, проживавших в этой квартире, в ночь с первого на второе сентября.
— Каких граждан? — удивился Саша.— Нас здесь трое.
— Позвольте,— немедленно возразил инспектор.— Здесь числится…— он засунул руку глубоко за пазуху, неловко покопался там и вытащил какую-то бумажку,— минуточку… тысяча двести семь граждан. Между прочим, такие, как вы, здесь не числятся. Вы идете по другому списку, по инвентаризационной ведомости стихийных сил. Вот, пожалуйста: человек номер один, номер два, номер три, то есть вы, кошка, кактус… “Псих,— окончательно решил Саша.— Бывают такие деловые психи, дядя Сева рассказывал”.
Часть указанных граждан,— продолжал псих,— была преступно вытеснена из своих клеток и теперь вынуждена ютиться на свалке. Жалоба поступила от них.
— Ладно, все ясно,— ухмыльнулся Саша.— Лично я никого не выгонял. Может, родители? Пойду разбужу…
Он подошел к двери и дернул за ручку. Ручка не шелохнулась. Он надавил изо всех сил. Тот же результат. Дверь было не открыть.
— Двадцать один и двадцать два не участвуют,— произнес ему в спину инспектор-псих.— А мы с вами разговор не окончили.
Саша повернулся. В нем опять шевельнулся страх. Кто сидит на его постели? Не бандит, не милиционер и не псих…
— На вас, Токарев, еще имеется справедливая анонимка,— невозмутимо продолжил странный товарищ.— Документ проверен — факты подтвердились. Установлено, что вы самовольно пользовались клетками. Теперь вы обязаны, во-первых, немедленно отказаться от применения незаконно присвоенной способности, во-вторых, отчитаться об обстоятельствах присвоения вышеуказанной способности. Можете ли вы что-нибудь ответить по существу выдвинутых обвинений?
— Я не знаю,— растерянно ответил Саша.
— Тогда вы имеете право сфабриковать доказательства своей невиновности. Срок — два дня. А теперь распишитесь в протоколе.
Инспектор протянул бумажку, которую только что заполнил. Там значилось: “Я не знаю”. Таковы были Сашины показания.
Токарев повиновался. Никто никогда не просил его расписаться! Ему наконец стало интересно. Визит был явно неспроста, присутствовала какая-то тайна, и это было здорово. Очень важный вопрос встал перед ним: “Кто живет вместе с нами в квартире?” Но посетитель уже соскочил с его кровати и бодро направился к выходу.
— Ждите завтра,— сказал инспектор, выходя из квартиры.— Вы поставлены на учет. А у меня много работы.
И пошел вверх по лестнице. Ну денек! Взбудораженный, Саша вернулся в комнату, лег и…
…когда он проснулся, было четвертое сентября — рядовой, самый обыкновенный день. Во всяком случае, именно таким хотели бы видеть этот день Сашины родители, одноклассники и учителя. Они привычно торопились, мучительно зевали, давились завтраком, они еще ни о чем не подозревали.
Первым преподнес сюрприз кактус. Кактус с незапамятных времен рос на подоконнике в большой комнате квартиры Токаревых. Он всегда был домашним, уютным, “своим” и давно уже считался полноправным членом семьи. Точно так же, как, например, кошка Шери или младший Токарев. Но это утро кактус встретил в каком-то особенном состоянии. Он издавал звуки. Звуки были примерно такие: “Иу-у-у! Бж-ж-ж!” Это напоминало эффекты “Звездных мстителей”, и Саша даже испугался, что забыл на ночь выключить электронную игру. Внешний вид растения тоже изменился. Иголки стали твердыми, блестящими, словно хромированными, и к тому же искрили. Кстати, когда Саша дотронулся до кактуса, то почувствовал покалывание электрических разрядов. Он удивился, но не очень сильно, по-настоящему удивительных событий ему и так хватало
Далее действие переместилось в школу. Перед первым уроком состоялся неприятный разговор
Сашка, честное слово, я ему отдал' Ты в библиотеке был, Жаров пришел, и я отдал! Честное пионерское!
Вы что, дураки, меня же папаня убьет! Может, еще поищете?
Да нет! Жаров все обыскал. Вчера весь вечер плакал, говорит — выскочил за пепси-колой, туг мафон и свистнули.
Ну, вообще… Где этот дурак-то сам?!
На пустыре сидит, боится в школу идти. Решил, что мы с тобой его бить будем. Саня, честное слово, я ему отдал!..
Первым уроком опять была математика. Матильда опытным взглядом высмотрела синяк на лице шестиклассника Токарева и громогласно обратилась к нему:
Мало того, что ты математику не учишь, Токарев, так даже драться не научился.— А потом, посуровев, стала выпытывать: — Кто тебя ударил? Ну-ка, отвечай!
— Сам упал,— надувшись, буркнул ученик.
— Значит, испытал на себе закон всемирного тяготения,— тонко сострила учительница.— Ладно, садись, потом с классным руководителем разберемся.
Урок продолжился. Марина и Саша не разговаривали — мириться они пока не собирались. Саша мечтательно смотрел в пространство и невнятно бормотал: “Ну, Душман, ну я в такое превращусь, ну ты запомнишь мой прямой переход…” Лена Печкина, глядя на молчащих соседей впереди себя, смекнула шестым чувством, что настало ее время. Она приступила к активному обхаживанию Саши путем щипания, подталкивания и нашептывания всякого вздора.
— О чем это ты задумался, Токарев? — снова раздалось над его ухом. Он по привычке посмотрел на Марину, но та отвернулась.
Мария Теодоровна сокрушенно произнесла:
— К доске вызывать ведь смысла нет, правда, Токарев?
— Не зна-аю…— промямлил Саша.
Опять замечание писать? Не поможет. Что ж, давай дневник, для твоего же блага.
Учительница осквернила главный документ школьника первой “парой” и строго добавила:
— Мерецкая! А ты куда смотришь! Проследи-ка, чтобы Токарев занимался.
Марина в ответ только хмыкнула.
После урока с учительницей случилась неприятность. Неприятность настолько несуразная, что, предупреди ее заранее, она бы осадила на месте непрошеного доброжелателя. Мария Теодоровна отнесла журнал в учительскую и вернулась обратно. В классе никого не было
— С доски не стерто…— недовольно проворчала она и плавно опустилась на свой любимый стул.
Впрочем, она ошиблась — это был вовсе не стул. Мария Теодоровна обрушилась на пол, коротко ахнув от неожиданности, затем секунду пребывала в положении, никак не соответствовавшем ее роли в обществе. И тут же взвилась, гневно озираясь. С пола поднимался испуганный Саша Токарев, приговаривая:
— Я не знал… Я только хотел шнурок завязать… Я не знал, что вы на меня сядете… У меня шнурок развязался…
Лицо учительницы на секунду стало жалким.
— Токарев! — воскликнула она и замялась, не зная, что и сказать.
— Шнурок развязался,— продолжал нудить ученик, явно собираясь захныкать,— а вы взяли и сели…
