— Либби!
Коридор привел меня в огромную, ярко освещенную комнату. Ослепительный свет резал глаза. Когда я перестал жмуриться, то обнаружил, что стою перед гигантским механизмом. Над ним с потолка свисали лампы.
Эта машина была размером с целый квартал! Ею управляли с помощью большой панели управления с дисками, кнопками и индикагорами. По нескольким валикам передвигалась длинная плоская лента, вроде конвейерной. А на стержень было насажено толстое белое колесо... Нет, скорее, цилиндр. Точнее, рулон белой бумаги.
«Печатный станок», — догадался я. Я принялся рыскать по комнате, обходя пачки бумаги и картонные коробки. Пол был усеян скомканной, перепачканной и разорванной бумагой с пятнами краски. Возле печатного станка бумажное море доходило мне до колен! — Либби, ты здесь? Либби! Тишина. В комнате было пусто, как и во всех остальных. Бумага похрустывала у меня под ногами. Я подошел к длинному столу, стоящему в глубине комнаты, нашел под ним красный табурет и взобрался на него. Стряхнув обмотавшиеся вокруг ног листы бумаги, я огляделся. У меня возникло множество вопросов: где Либби? Куда она исчезла? Может, она ишет меня и сейчас идет по коридору к этой комнате? Где все люди? Или здесь нет ни души? Может, именно здесь помещается типография издательства, которое выпускает «Мутанта в маске» и другие комиксы? Мне казалось, что от всех этих вопросов моя голова скоро лопнет. Я оглядел замусоренную комнату, гигантский печатный станок.
Где же Либби? Куда она подевалась? Я повернулся к столу — и ахнул. Я чуть не свалился с табурета: на меня смотрел Мутант в маске.
На столе лежал большого формата цветной плакат с изображением Мутанта. Как завороженный, я принялся его разглядывать. Он был напечатан на плотной бумаге. За спиной Мутанта развевался плащ. Глаза злобно горели в прорезях маски. Плакат блестел, словно краска была еще сырой. Я провел большим пальцем по краю плаща и убедился, что она уже высохла.
Кто нарисовал этот плакат? Может, сам Старенко? Оглядевшись, я заметил стопки бумаг на низком столе вдоль задней стены комнаты. Спрыгнув с табурета, я подошел к столу и начал рыться в бумагах. На многих из них красками и карандашом был изображен Мутант и маске в самых разных позах; кое-где он перемещал свои молекулы, превращаясь то в диких зверей, то в странные космические существа.
Открыв толстую папку, я увидел десяток цветных портретов членов «Лиги героев», а затем наткнулся на стопку изображений совершенно незнакомых мне персонажей. Наверное, именно здесь печатают комиксы!
Рисунки так заворожили меня, что я почти забыл про Либби. Я окончательно пришел к выводу, что розово-зеленое здание — не что иное, как типография издательства. Эта мысль успокоила меня. Страх улетучился, как перья Человека-птицы. Если я нахожусь не в логове самого отъявленного злодея вселенной, а в типографии, то чего мне бояться? Здесь работают писатели и художники. Отсюда каждый месяц выходят книги комиксов. Мне нечего бояться.
Продвигаясь вдоль низкого стола, я перебирал папку за папкой и даже нашел на нем готовый макет комикса, который только что получил. Теперь я мог легко представить, как рождается комикс. Страница макета вдвое превосходила страницу комикса. Значит, художники сначала рисуют своих героев большими, а затем картинки уменьшают. Я увлекся и разыскал несколько новых карандашных набросков Мутанта в маске. Таких я еще не видел, хотя собрал все выпуски до единого!
Я просматривал рисунок за рисунком. Голова моя шла кругом. Никогда бы не подумал, что коллекционные комиксы издаются у нас в Ривервью-Фоллс. Вот альбом с портретами людей-пингвинов. Этот народец я недолюбливал, хотя сами пингвины считали себя великими. По-моему, их черно-белые костюмы выглядят нелепо. Никогда я еще так не развлекался! Но всему приходит конец.
Конец этому развлечению наступил, когда я открыл последнюю папку. И заглянул в нее. Не веря своим глазам, я ахнул и перевернул страницу.
— Не может быть!
С рисунка на меня смотрел я сам.
Я принялся лихорадочно листать пухлую стопку рисунков.
Это просто игра воображения, уверял я себя. Мальчик на рисунках только похож на меня. Ведь я живой, а он нарисованный! Но это был не кто иной, как я сам. С каждого рисунка на меня смотрели мои глаза, не узнать собственное круглое лицо и подстриженные, как у меня, волосы — длинные сзади и короткие с боков — было невозможно. Мальчик на рисунках был точно таким же невысоким и коренастым, как я. Улыбался так же кривовато — один угол рта загибался вверх. На нем была моя одежда — мешковатые джинсы и тенниски с длинными рукавами. Я присмотрелся к одному из рисунков и обнаружил у мальчика щелочку между передними зубами, — точь-в-точь как у меня.
— Этого не может быть! — громко воскликнул я пронзительным от волнения голосом. — Кто это нарисовал меня? Зачем? Почему художник сделал столько рисунков? Откуда он меня знает? Как сумел разглядеть щелочку между зубами?
По моей спине побежал холодок. Я вдруг испугался. Пока я смотрел на рисунки, мое сердце судорожно колотилось. Один из набросков окончательно меня доконал: на нем я от кого-то убегал, вытянув вперед руки. На другом мое лицо было изображено крупным планом: я не просто сердился, а был в бешенстве. На третьем рисунке я демонстрировал свои мускулы и выглядел великолепно: художник изобразил меня с бицепсами супергероя! На четвертом мои глаза были закрыты. Может, я спал? Или умер?
Я продолжал листать рисунки, внимательно их разглядывая, когда услышал, что кто-то вошел в комнату.
— Кто здесь? — вскрикнул я и обернулся.
— Где ты был? — сердито спросила Либби, подбегая ко мне. — Я обыскала весь подвал!
— А ты где была? Я думал, ты идешь следом.
— Я решила, что ты убежал вперед! Я свернула за угол, но тебя нигде не было. — Она тяжело дышала. Ее лицо раскраснелось. — Как ты мог бросить меня в этом жутком месте?
— Это не я бросил тебя, а ты — меня! Либби покачала головой, силясь отдышаться.
— Ладно, давай выбираться отсюда, Скиппер. Я нашла несколько лифтов. — И она потянула меня за рукав.
Я показал ей папку с рисунками.
— Посмотри, Либби! Ты непременно должна это увидеть.
— Ты спятил? — рассердилась она. — Я хочу выбраться отсюда! Мне нет дела до этих дурацких рисунков!
— Но это же... — начал я, помахивая папкой. Либби направилась к двери.
— Повторяю, я нашла исправные лифты. Ты идешь или нет?
— Но здесь нарисован я!
— Да ну? Неужели? — Либби остановилась возле печатного станка и повернулась ко мне. — Кому понадобилось рисовать тебя, Скиппер?
— Понятия не имею, — пожал я плечами. — Но эти рисунки...
— У тебя больное воображение, — отрезала Либби. — А с виду ты совсем как нормальный. Пока. — И она зашагала к двери, загребая ногами ворохи бумаги.
— Подожди! — Я выронил рисунки, соскользнул с табурета и бросился за ней. — Постой, Либби!
Я выскочил за ней в коридор. Мне не хотелось оставаться одному в этом жутком месте. Надо вернуться домой и как следует поразмыслить, разгадать загадку. У меня по-прежнему кружилась голова. Я окончательно растерялся. Вслед за Либби я направился по длинному, похожему на туннель коридору, свернул за угол и увидел двери лифтов. Либби нажала кнопку, и одна из дверей бесшумно открылась. Мы опасливо заглянули в кабину. Она была пуста. Мы оба тяжело дышали, кроме того, у меня стучало в висках и кололо в боку. Мы не обменялись ни единым словом. Либби нажала кнопку с надписью «Вестибюль». Лифт загудел и двинулся с места.
Когда двери открылись, мы снова увидели розово-желтые стены вестибюля. Нас охватила радость. Мы выскочили из лифта и помчались к входной двери. Только на тротуаре я наконец остановился, согнулся, положив ладони на колени, и отдышался, а когда поднял голову, то увидел, что Либби смотрит на часы.
— Мне пора домой, иначе влетит от мамы!
— Ты поверила насчет рисунков? — задыхаясь, спросил я.
— Нет. Никто бы не поверил в такую чушь. — Помахав, она перешла через улицу и направилась к дому.
К остановке приближался автобус. Разыскивая монетку в кармане джинсов, я в последний раз оглянулся на загадочное здание. Но оно снова исчезло.
Мне хотелось побыть одному и все обдумать. Но дома меня ждал Уилсон.
— Я принес резиновые печати. — Он вытащил из сумки коричневый бумажный пакет и высыпал его содержимое на мой письменный стол. — Они тебе понравятся.
— Уилсон, — начал я, — мне нет никакого дела...
— Смотри, здесь божья коровка, — продолжал Уилсон, показывая на печать с деревянной ручкой. — Это очень старая печать, ей больше лет, чем мне. Смотри. — Он открыл штемпельную подушечку, прижал к ней печать, а затем оттиснул божью коровку на листке бумаги.
