– Кому хамит? – недоумевал дядя Герман.
– Мне, маленькому Халявочке, который один у тебя остался, не считая этой вытянутой пародии на собаку! – плаксиво пожаловался оборотень.
Дурнев пожал плечами и направился в ванную. В черной джакузи, изредка от скуки всплывая желтоватым брюхом кверху, плавала и меланхолично шевелила плавниками большая зубастая щука.
Заметив, что в ванной кто-то появился, щука высунула голову из воды и уставилась на Дурнева:
– Нашего полку прибыло! Что мы имеем?.. О, Герман Дурнев! Пол внешне неженский. Год рождения такой-то. Рост 1 метр 88 см. Собственной магической силы не имеет, использует артефакты вампомира… Слушаю вас, Герман Никитич! Что скажете, молодой и красивый?
– Кто ты такая? – хмуро спросил Дурнев.
После того как его дочь оказалась в Тибидохсе, а сам он стал повелителем В.А.М.П.И.Р, дядя Герман уже не удивлялся таким банальным мелочам, как ораторствующие зверушки, птички и рыбки.
– О, зовите меня просто щучка! Щучка-внучка!
– Приятно познакомиться! – влез в разговор Халявий.
Делая вид, что хочет поздороваться, оборотень как бы невзначай потянулся к пробке, чтобы спустить воду, но щука щелкнула зубами, заставив его поспешно отдернуть ладонь.
– Без фокусов! – сказала щучка с угрозой.
Из ее глаз брызнуло красное сияние, отбросившее незадачливого Халявия на стену ванной. Халявий пискнул и сполз по стене.
Дурнев предусмотрительно попятился.
– Несколько правил! Зарубите их на хрящевых выступах, которые вы, жалкие млекопитающие, называете носами! – сурово произнесла щука. – Правило первое: воду не спускать! Правило второе: без спросу ко мне в ванную не заходить! Когда купаюсь, я делаюсь нервная, а купаюсь я целый день! К тому же я не одета. А теперь брысь! Я буду отдыхать и вынашивать планы мести!
Халявий с Дурневым переглянулись и разом кинулись из ванной, захлопнув за собой дверь.
– Эй, вы там! Я чувствую, где-то здесь поблизости есть собака! Принесите ее сюда! Я проголодалась! – донеслось из-за двери.
Такса Полтора Километра заскулила из-под дивана, точно понимала, что речь идет о ней. Дурнев глубоко вздохнул и направился в комнату.
– Германчик, что ты собираешься делать? – трусливо спросил Халявий.
– А что тут сделаешь? Избавиться от таксы соблазн, конечно, большой, но что скажет Нинель? Надо сражаться! – произнес Дурнев.
Он извлек из шкафа шпагу и задумчиво потрогал пальцем, острая ли она.
– И на всякий случай, просто промежду прочим! Имейте в виду: вампирское холодное оружие на рыб не действует! – поспешно крикнула из ванной щука.
Глава 3
ПАРИК ДЛЯ ЗЛАТОВЛАСКИ
Таня недоуменно смотрела на прядь светлых волос, туго перевязанную тонкой лентой, некогда красной, но теперь выцветшей. Вот и все. Больше в свертке не было ничего: ни записки, не объяснений.
– Ого, последний привет из парикмахерской! Ну и чьи это космы? – поинтересовалась Склепова.
– Не знаю.
– И что тебе надо делать с этими магическими патлами? Пустить их на паричок? Или это тонкий намек, что рыжей Таньке пора краситься? Сколько можно – с первого курса ни разу ничего с собой не учудить! Для меня и неделя с одним цветом волос нереально! Меня бы народ не понял, и человечество осудило! – рассуждала Гробыня.
– Склепова, утихомирься! Разве не ты подарила мне этот ящик? – заметил Ягун.
– Когда я дарила шкатулку, она была пустой, как твоя голова. Через год – я была уверена точно, там появится какая-нибудь гадость. А вот что там обнаружится через два-три года – я и представления не имела. Может, вовсе и не гадость, а нечто совершенно иное, – произнесла Гробыня.
Она еще некоторое время заинтересованно разглядывала прядь в руках у Тани, а затем, быстро выпалив: «Вшей хотя бы нет? И на том мерси. Дай взглянуть!» – попыталась выхватить у нее волосы.
Однако, как оказалось, это была не самая мудрая затея. Внезапно Гробыня завопила и отдернула пальцы. Таня с удивлением обнаружила, что перстень Склеповой дымится. Похоже было, что его магия только что вошла в столкновение с другой магией и была побеждена.
– Если это не для меня, надо было словами сказать! Ненавижу эти хамовитые артефакты! – возмутилась Гробыня, дуя на пальцы.
Пипа посмотрела на часы и демонстративно зевнула.
– Ну все! Уже три часа! – сказала она решительно. – Кто как хочет, а я баю-бай! Всех лишних попрошу покинуть помещение! Всех нелишних попрошу заглохнуть!
Ягун покосился на Пипу, осторожно подзеркаливая. Пространство вокруг дочки дяди Германа накалялось. Это было верным признаком того, что Пипа раздражена и вот-вот может полыхнуть интуитивной магией. Магия же эта обычно бывала такой силы, что даже Поклеп Поклепыч предпочитал особенно не доводить ее на своих уроках.
– Я как раз собирался сказать всем: спокойной ночи! Пока, Танька! – произнес Ягун и отчалил.
Пипа заснула почти сразу, Гробыня минут через десять. Посмотрев на нее, Таня подумала, что во сне Склепова имеет мирный вид. Вполне можно было допустить, что когда-то в мире лопухоидов эту брутальную молодую дамочку, которая теперь всерьез собиралась ставить на место Вия, звали Анечкой и она гладила щекой пушистые варежки.
Таня некоторое время повертела странную прядь в руках, а затем, толком так и не поняв, что с ней делать и чего от нее ждать, сунула ее в одно из отделений футляра от контрабаса, предназначенное для мелких предметов. Феофил Гроттер, лично пошивший когда-то футляр из драконьей кожи, был очень деятельный и предусмотрительный старичок, любивший со вкусом устраивать свой быт.
– Felix qui potuit rerum cognoscere causas [2], – скрипучим, но довольным голосом заявил Феофил.
Должно быть, он отслеживал все мысли, которые касались его лично.
Вскоре Таня уже спала. Сон ее был прерывистым и беспокойным. Что-то неопределенное, но вязкое и неотступное тревожило ее. Во сне она металась по кровати. То казалось ей, что она едет на верхней полке поезда куда-то далеко, спит и боится свалиться. То чудилось, что одеяло не одеяло вовсе, а ковер-самолет, который душит ее своими кистями. Уже под утро, вконец заблудившись в своих кошмарах, Таня внезапно увидела золотистую нить, похожую на нить Ариадны из магических мастерских на Лысой Горе. Нить пронизывала ее сон и куда-то уводила.
Следуя за нитью, Таня во сне села на вагонной полке и тотчас поняла, что сон завершился. Она была на своей кровати, в Тибидохсе. В окно, лишенное Черных Штор, била луна.
* * *
Таня провела рукой по лицу и снова хотела лечь, но внезапно увидела, что лучи луны, странным образом сплетаясь в золотистую нить, ныряют под дверь. Это было так непривычно даже для мага, который по определению не должен ничему удивляться, что Таня поспешно встала, быстро оделась и последовала за нитью. Как нередко бывает при пробуждении на рассвете, сознание у нее было очень ясное, лишенное дневных сомнений и страхов. Иначе она, разумеется, задумалась бы, стоит ли идти неизвестно куда, следуя за лунным светом.
Золотистая нить, висевшая в воздухе, вела по коридору мимо пустой в этот час общей гостиной и дальше, в тишину и ночь. Таня решила было, что нить указывает путь к Главной Лестнице, но нет. Миновав лестницу, нить некоторое время попетляла по редко посещаемым коридорам Жилого Этажа, где, по слухам, находились замурованные двери нескольких давным-давно проклятых комнат, а затем Таня увидела, что нить решительно сворачивает к старой каменной вазе и, пройдя сквозь нее, исчезает в стене.
Покрутившись рядом, Таня хотела уже вернуться, ибо, в отличие от нити, у нее были проблемы с прохождением сквозь стены, но внезапно ее посетила простая и очевидная мысль.
Она подошла к каменной вазе и попыталась сдвинуть ее. Массивная ваза отнеслась к ее стараниям с любознательным интересом мамонта, которого пытаются стащить с места и запинать два хомяка. Таня лишь выпачкала ладони липкой пылью.
– Антиллум древнидис! Шляпа! – недовольно уронил перстень.
Несколько секунд Таня заторможенно размышляла, что это может означать, а затем сообразила. «Антиллум древнидис!» было заклинание поиска секретных ходов, которое они когда-то давно проходили, но толком она его так никогда и не использовала. Под словом же «шляпа» Феофил имел в виду… хм… ну, будем считать, что все же головной убор.
Таня на несколько секунд задумалась, отошла на пару шагов, подняла перстень и, начертив руну, ибо одного заклинания в данном случае было недостаточно, произнесла:
– Антиллум древнидис !
Ничего не изменилось. Зеленая искра скользнула по перстню, но даже не оторвалась от него и очень скоро погасла. Всмотревшись в пылавшую в воздухе руну, Таня стерла ее ладонью и попыталась еще раз, добавив резкую горизонтальную черту, о которой прежде не вспомнила. Теперь даже Медузия, некогда полгода терзавшая их курсом рунной каллиграфии, не нашла бы к чему придраться. Она бы только хмыкнула и чуть опустила подбородок – максимальное одобрение, которое можно было у нее получить.
