Когда Кит, отвернувшись от пекла, прослезился и справился с ослеплением, он увидел перед собой всплывший из-под пола постамент с… чем?! Со знакомым до боли дивайсом!
- Заводи пластинку сам, - была команда. – Ты уже умеешь.
Пластинка напомнила Киту о белке в колесе. Смириться, что ли, с ролью белки?
Принц Александр шагнул к соратнику по войне-борьбе со вселенским Злом, как всегда властно и крепко приобнял, дохнул в ноздри Кита ароматом бескрайних, завоеванных им в будущем прошлом просторов, пожелал помощи языческих богов - Зевса и почему-то Гермеса.
Кит заметил краем взора, как дедушка Вольф снисходительно поморщился.
- Ставь пластинку. Нашего времени – уже совсем на донышке.
Кит поставил. Завел. Опустил иглу. Ту самую. Типа, волшебную. Выкованную одноногим прапрадедом… Все сделал без чувств, как отстойный киборг старой модели.
- А вот теперь Ангела-хранителя в дорожку - сказал дедушка Вольф. – С Богом! Хоть и не крещеный ты…
Обнимать внука и целовать его, отправляя далеко - в его родное неведомое, - он, как истинный немец, даже не собирался. Только перекрестил – на дорожку. Движение его могущественной руки, увиденное Никитой уже из тормозящего времени, было очень плавным, весомым, поистине торжественным – по-настоящему священным. Кит вдруг впервые в жизни подумал, что крестное знамение, оберегающее человеческую душу во Вселенной, таким и должно быть – грозно входящим в реальность не из времени, а из Вечности.
Он даже сказал «спасибо» деду. Но, наверно, поздно.
- Рад тебя видеть.
- Я тоже.
Кит огляделся. Пижонский, аристократический кабинет князя Георгия, он же капитанская каюта «Лебедя», выглядел безупречно. Все дорогие и изысканные штучки-дрючки – настольные бронзовые часы с императором Наполеоном при сабле и его конем под ним, бивень любимого мамонта и все такое - были на месте. Даже модель «Лебедя» в огромной стеклянной колбе - сверкала новизной.
- Как новенький, - заценил Кит.
- Кто бы знал, что маркшейдер Вольф раскается и станет нашим союзником, - признательно заметил князь Георгий.
Однако же князь сказал о дедушке Вольфе так, будто собственноручно проводил его вербовку. Сам он в своем новеньком мундире и немыслимой адмиральской фуражке с кокардой в виде лебедя, грациозно раскинувшего крылья, выглядел так, как и полагалось выглядеть славному адмиралу при Трафальгаре, Саламине, Синопе и прочих великих морских сражениях в Истории Человечества.
- Ага, - искренне согласился Кит.
- Он сказал, что удастся отправить тебя, минуя сороковые годы. Самую большую войну… При случае выскажи ему мое признание за вооружение. О таком я даже не мечтал.
- Дед знает, что делать.
- Кто?!
Кит спохватился. И ужаснулся.
- Мороз… - нашелся он. – Он же как Дед Мороз. Вот подарил тебе новенький геоскаф. На Новый Год.
Князь уже заводил пластинку на своем экземпляре граммофона времени. И от удивления весь замедлился, будто уже поддался трансформациям времени.
- Подарок соответствует перспективам нового, одна тысяча восемнадцатого года от Рождества Христова, - аристократически высокомерно, но все же искренне признал он. – По крайней мере, компенсирует… Мне нечем ответить. Признаю.
Старая пластинка завертелась.
- Будь осторожен, Никита, - предупредил князь. – Эта ведьма идет по твоему следу. Но теперь у меня есть вооружение.
- Она – человек! – не сдержался Кит. - У нее есть душа. И она… она тоже будет на нашей стороне.
- Милые сказки моей доброй сестрёнки, - величественно, как памятник великому полководцу, усмехнулся князь Георгий и опустил иглу. – С Богом, соратник! Я тебя прикрою.
Из замедленного времени Кит мог вглядываться в замиравшего по ту сторону реки времени князя, смотреть в его благородные глаза и с острой болью осознавать – вот перед ним стоит друг, готовый отдать за него жизнь, соратник, брат девчонки, которую он, Кит… да-да-да! И одновременно – в эту эпоху – главный враг! Личный враг. Практически кровник! Удивительная штука – жизнь!
Тьма! Дикий холод, мгновенно пробирающий до костей! Запах кислой, гниющей древесины, керосина и мазута.
Добро пожаловать в черную полынью восемнадцатого года!.. Свалить бы, выплыть отсюда поскорее.
- Слава Богу! Кит, заводи пластинку. Я тебя прикрою.
Голос княжны Лизы. Рядом. Во тьме. Но такой голос, от которого мерзнет не позвоночник, а само сердце.
- Лиза… - Взрываешься весь от одного имени. – Здравствуй хоть…
- Здравствуй, Киток!
Ничего себе, придумала нежности!
Порывистое, во тьме прошлого, пожатие руки, порывистый чмок в щеку… Дуновение уже родного старинного парфюма – какая-то княжеская, нежненькая роза-мимоза… Первая в жизни Кита вспышка ностальгии, которую он даже не заметил… Нет, надо здесь задержаться – растопить всю эту чертову тьму, растопить весь этот холод. Он же может, он на всё способен!
- Лиз…
- Милый! – Такое слово, а родной голос такой тревожный и нетерпеливый. - Не стой столбом! Скорее заводи и убирайся отсюда! Они же выслеживают тебя. Они наверняка видели свечение контура. Сейчас, наверно, попрут на нас.
Такое дурацкое слово в устах княжны – «попрут».
- Кто попрёт? Да я их всех…
Пока она говорила, Кит сориентировался в обстановке, хотя еще не успел привыкнуть к мраку и не видел ни зги.
Здесь, несомненно, был тот самый сарай на той самой почерневшей от былых времен даче, где их с князем уже один раз позорно накрыли. Не могли найти места побезопасней!.. Значит, не могли – технология не позволяла: анфилада времени проходила через те же точки прибытия.
Ночь… Зимняя ночь – возможно и наверняка как раз после того яркого зимнего дня… та самая ночь, когда его собирались утопить в черной полынье… только чуть позже чудесного спасения… после того, как его коммуникатор чудесным образом помог им с князем удрать с Софийской набережной в Москве… Секундой позже.
Кит невольно схватился за карман на груди, как за сердце, – коммуникатор был на месте.
Снаружи послышался злобный, напирающий на душу хруст снега.
Порыв воздуха, дуновение духов…
- Стойте! – звонкий, властный и бесстрашный голосок княжны, подавшейся к открытой двери сарая. – Еще шаг – и я буду стрелять! - И такой же звонкий и властный приказ ему, Никите: - Заводи же! Убирайся отсюда живо!
Граммофон, надо полагать, стоял где-то рядом… И вот незадача, Кит его не видел… И вообще, не может он бросить княжну в опасности!
- Лиз… Подожди чуть-чуть… Я их всех…
Снег наружи мутно белел в ночи. Значит, княжна стояла и прикрывала его не в дверях, а разумно встав у косяка… Но ему то можно! Ему все тут нипочем!
Он и вышел из сарая, как Терминатор, который уже «бэк».
- Эй, чуваки! Вы бы все валили отсюда на хрен, а?
- Боже! Что ты делаешь?!
Такого рывка Кит никак не ожидал. Княжна схватила его за плечо, дернула назад, так что Кит едва не упал на спину.
Бах! Бах! Выстрелы-удары в ночи… Вскрик княжны, падающей навзничь… на хрустящий снег… Отчаянный стон…
- Ники-и-ита! Уходи-и-и!
Ярость! Настоящая ярость рождается не в сердце, не в душе, не в желудке, который в этот миг сжимается, как боксерский кулак. И уж точно – не в голове, не в жалкой и жидковатой толпе нейронов-крокозябр. Настоящая ярость рождается где-то вовне и очень глубоко внизу – может быть, в самом аду. А ты просто, как вулкан Везувий, пропускаешь сквозь себя адскую струю магмы, подпирающей снизу и вырывающейся из огромного, жгучего, испепеляющего все живое океана ярости.
Вот и превратился Никита в такой яростный вулкан Везувий.
- А-а-а! Козлы долбаные! – заорал он во тьму внешнюю…
…и сделал то всего-ничего – просто выбросил вперед левую руку.
Изысканный веер плазменных разрядов испепелил и уничтожил ночь. Всё и всех в ней!
Снег взорвался жгучим паром-кипятком, дохнув в лицо, как жаркая и влажная львиная пасть. Взлетели вверх метра на три вспыхнувшие шинелями тела. Жуткие крики!
Вспыхнула и взорвалась всеми стеклами дача, крыша рухнула-провалилась вниз. Вспыхнули адскими факелами – от корней до крон – сосны. Вспыхнул и тут же осыпался черной золою периметр забора… Там, за ним, в панике разбегались те, кому в тот миг Судной Ночи повезло не сгореть заживо!
Теперь всё стало видно, как в день конца света.
- Что ты сделала, дура! – уже не сквозь ярость, а сквозь плач, магмой рванувшийся в горло из души, заорал Кит, падая на колени перед лежавшей на снегу княжной. – Меня же пули не берут!
А что она такого сделала?! Просто прикрыла собой Кита, как когда-то это сделал неизвестный капитан Кравцов, Царствие ему Небесное!
Теперь всё было видно в свете горевших и трещавших вселенскими факелами сосен. На рыжей лётной куртке княжны Лизы было видно пулевое отверстие. Прямо напротив сердца… Нет, немного выше! Слава Богу, кажется, выше!
Княжна порывисто, но мелко дышала… Пар жизни выходил из нее маленькими толчками.
