От семи до семнадцати…
В общем-то в отношениях между ребятами в отряде всегда было немало забавной мешанины. С одной стороны жесткие требования устава (связанные с безопасностью парусных плаваний, выполнением серьезных корреспондентских заданий и обращением с оружием) требовали быстрого и четкого подчинения командирам. С другой стороны, это не мешало маленьким матросам в свободное время ездить на своих капитанах верхом, подвергать их зубастой критике и вместе дурачиться, напрочь отметая всякую субординацию.
Видимо, это естественно в ребячьем сообществе, где с самого начала одним из принципов была разновозрастность.
Основной состав «Каравеллы» — от девяти (а то и от семи) до шестнадцати-семнадцати лет. Так сложилось изначально. Ребята приводили в компанию братишек и сестренок, за старшими увязывались младшие соседи по двору и подъезду… Сразу было установлено: маленьких не обижать «ни действием, ни словами».
— Ты пять лет назад был таким же, как он. Нравилось тебе, когда не берут с собой, цыкают, отшивают от игры?
— Ну а если он мяч пнуть не может толком!
— Научи…
Учили. И начинали понимать, что в этом есть своя радость: охранять, заботиться, обучать разжиганию костров и фехтовальным приемам, следить, чтобы не продрогли при купании, шепотом утешать, когда в дальней поездке заскучал по дому…
Это потом уже начали складываться «теоретические положения», которыми набравшие опыт и ставшие журналистами инструкторы делились с читателями и зрителями в интервью и телепередачах:
«Принцип разновозрастности дает возможность коллективу существовать теоретически неограниченное время. Старшие вырастают и расстаются с отрядом, на их место встают те, кто еще не так давно был в младшей группе, и сами принимают новичков. Маленькие привыкают видеть в более взрослых ребятах наставников, помощников и защитников (причем не сурово-назидательных, а заботливых, терпеливых, никогда не хвастающихся преимуществом своих лет и опытности). Старшие обретают опыт наставничества и навсегда впитывают в себя (буквально на уровне инстинкта) ощущение ответственности за тех, что меньше и слабее. Причем ни это «почтение» маленьких к большим, ни эта опека старшими младших почти никогда не выплывают наружу, да, пожалуй, и не осознаются в повседневном быте. Они просто есть, вот и все. Тем более, что в постоянной круговерти общих дел ребята разных возрастов всегда вместе, и разница в годах часто не играет роли. Вот при обшивке каркаса яхты девятилетний Геночка вбивает молотком шурупы, а идущий следом четырнадцатилетний Игорь коловоротом ловко вкручивает их в фанеру — оба строят судно. Вот при съемке фильма пятнадцатилетний помреж Володя обстоятельно объясняет десятилетнему Сережке-д'Артаньяну, по какой линии проскакать на деревянном коне, а тот, преисполненный осознанием своей миссии, высказывает встречные соображения. Оба заняты одним важным делом… И в таких вот делах, где «всё зависит от всех», вырабатывается уважение каждого к каждому, независимо от возраста и числа полосок на отрядных шевронах… И никакому ветерану не придет в голову снисходительно усмехнуться, когда на линейке флотилии назначенный строевым командиром самый маленький из матросов чеканно произносит: «Флотилия, внимание! На флаги…» И ему, юному командиру, не приходит в голову, что кто-то небрежно и расхлябанно отнесется к его команде. Ни большущий Борис, который вчера нес его на плечах (как слон кузнечика) с водной станции на трамвайную остановку, ни строгая Ольга, которая накануне прикрикивала на него, как на детсадовского малыша, когда бинтовала ободранный на камнях локоть («Ну-ка, не пикать! Я вот покажу тебе «зараза к заразе не липнет»! Тоже мне герой!)…»
Да, рассуждения на эту тему стали появляться уже после, когда приходилось объяснять посторонним «принципы отрядной жизни». А в самой этой жизни, и в начале, и потом, было проще. Например, в походе:
— Младших в цепочке поставьте впереди, чтобы не отставали…
— Сега, что у тебя рюкзак больше тебя самого? Какое еще запасное одеяло бабушка положила? Конечно, ей самой-то этот тюк не тащить… Ну-ка, перегружай ко мне…
Или на парусной тренировке:
— Наталья, объясни еще раз своей Леночке-красавице, что ничего страшного при опрокидывании не случится, в жилете не утонет. А то будет верещать, как в прошлый раз…
— Она не в воде верещала, а уже на берегу, когда я ее растирала насухо…
Случались порой и забавные ситуации, когда пришедшие в отряд двенадцатилетние новички оказывались в каких-то делах под командой у десятилетних «старожилов» флотилии. И ничего, «притирались», поскольку очень быстро понимали: главное не «в выяснении отношений», а в пользе отрядного дела. И что в общем-то все здесь равны…
Кстати, то, что я сейчас рассказываю, характерно отнюдь не для одной «Каравеллы». Такие отношения складываются в большинстве разновозрастных детских коллективов, где ребята заняты общим интересным и важным делом. Независимо от направленности этого дела.
Недавно из Нижнего Новгорода, из детской театральной студии «Синий краб» мне прислали кассету с записью постановок «Тополиная рубашка» и «Бременские музыканты». Оба спектакля я посмотрел с большущим удовольствием: играли девчонки и мальчишки талантливо и вдохновенно — как говорится, от души. Там же была и запись студийного сбора, посвященного работе над пьесами, и ее я смотрел с не меньшим интересом, чем спектакли. Казалось, что нахожусь прямо среди этих юных актеров и постановщиков. Потом, при телефонном разговоре с руководительницей студии, я сказал:
— Знаете, Елена Алексеевна, меня все время не оставляло ощущение, что я давно знаю ваших ребят. Что-то очень знакомое в них: характер общения, интонации, взгляды. Мне кажется, у вас очень дружный народ.
— Очень дружный, — понимающе отозвалась Елена Алексеевна. — Одно дело делаем, вот вместе нам и хорошо. Поэтому, наверно, каждый чувствует друг друга и вместе радуемся удачам…
Это лишь один пример. А за три с лишним десятка лет встречаться с подобными ребячьими сообществами мне приходилось немало. Такими, «где каждый чувствует друг друга и вместе радуются удачам». Это были и коммунарские отряды шестидесятых-семидесятых годов, и клубы юных следопытов, и детские театральные студии, и юнкоровские группы, и, конечно, ребячьи флотилии вроде нашей «Каравеллы». Похожи друг на друга они были не родом своих занятий (часто очень разных), а стилем внутреннего общения, уважением ребят друг к другу, радостью общения, увлеченностью своим делом.
Интересно, что такие коллективы легко «нащупывают» друг друга. Как говорится, «рыбак рыбака…» Они, как молекулы одно вещества, несут в себе «общие главные свойства» и при достаточном сближении готовы слиться в одно целое. Как маленькие капли на клеенке стола охотно соединяются в большую. Такое соединение, кстати, не раз происходило и происходит на межотрядных сборах и слетах, при организации общих дел в разных городах, при запланированных и случайных встречах… Это стремление к дружеским контактам, к постоянному общению, ко объединению стоит всячески учитывать, использовать и делать главным стимулом, если речь заходит о создании детской организации в большом регионе или даже в стране… Но о возможности (и необходимости) такой организации речь пойдет позднее. А пока мне хочется вернуться в отряд и порассуждать еще о его внутренних свойствах.
Итак, основа — товарищество. Товарищество особенно крепко там, где оно складывается между ребятами разных возрастов. Но — на основе чего?
На основе общих дел.
Каких?
Очень важное дело — игра. Она в детстве — образ жизни (извините, если повторяюсь). В ней приобретаются и многосторонний опыт, и умение строить отношения, и всякие знания. Но у игры есть разный уровень «позитивной насыщенности» (простите за наспех придуманный термин). Иногда игра — просто развлечение. Иногда — в ней рождается реальная польза для окружающих людей (бывает, что немалая и для многих). Уже банальный и миллион раз использованный пример — Тимур и его команда. Никогда и никуда от этого примера не уйдешь, он частица истории нашей страны. В тимуровской жизни хватало тайн, приключений, ребячьего азарта, риска, от которого замирают детские души, но был и весомый практический результат. Особенно в дни, когда страна содрогнулась от общей беды. Результат, который невозможно списать в небытие, несмотря на вальяжные и многоумные суждения нынешних критиков и литературоведов о «заидеологизированности творчества Гайдара» (некоторые такие «критики» в прежние времена старательно славили и воспевали этого писателя). А он вовсе не был рабом большевистской идеологии. С детства искалеченный войной, он был человеком трагической судьбы, светлой души и большого, до конца не раскрывшегося таланта. И его заслуга в том, что он создал образ детского содружества, в котором сочетались животворная романтика, чистота помыслов, настоящее товарищество и желание помогать людям.
