— Ответ — да, — произнесла Бабуля Ветошь.
— Я ни о чем не спрашивала, — сказала Кэнди.
— Ты думала, не собираюсь ли я запереть твою душу в одну из моих кукол. — Она улыбнулась, показав маленькие серые зубы и выцветшие десны. — Ответ — да.
— Газза… — озабоченно произнес Шалопуто.
— Да, знаю. Буреход толкает назад.
В этот миг Буреход отреагировал на то невероятное давление, которое на него оказывалось. Яростно вибрирующий корпус сдвинулся чуть левее, а затем на огромной скорости развернулся. Он встал под углом девяносто градусов, и его правый борт обратился к облаку-Пустоте.
Получив такую большую цель, обломки Пустоты дерзко двинулись вперед. Вновь ударившись в Буреход, они толкнули его назад.
— Смотри, Буреход снова движется!
На этот раз сомнений не было: на него действовало давление облака-Пустоты, а не собственные двигатели. Смертоносный корабль быстро и внезапно повернул корпус на сто восемьдесят градусов; его огромные двигатели трудились, пытаясь обрести равновесие, но тщетно. Гигант имел слишком большой импульс, чтобы остановиться самому.
Единственное, что могло это сделать, находилось прямо у него на пути — гора Галигали.
— Вулкан! — заорал Газза. — Он сейчас врежется в вулкан! — Он встал, пытаясь найти выход из лабиринта глифа. — Нам надо развеять эту штуку. Немедленно.
И вновь все начали действовать вместе.
Не сводя глаз с корабля, Газза выбрался из глифа. Корабль вел себя безупречно: он унес своих создателей от места их казни к Забвению, а теперь возвращал в Реальность, не потеряв ни одного пассажира. Однако сейчас его краткая эпопея заканчивалась. Его энергии растворялись в пахнущем серой воздухе Окалины.
Среди семи тысяч, которые разбредались по берегу, было много тех, кто нашел время вознести благодарность исчезающему глифу. Но ни Газзы, ни Шалопуто среди них не было.
Они, как Эдди, братья Джоны и Бетти Гром, не отрываясь, смотрели на Галигали, в секундах от столкновения с которой был Буреход.
Бабуля Ветошь уже собиралась проделать дыру в теле Кэнди, когда корабль нырнул. Самосохранение она ставила выше желания убивать, а потому ухватилась за дверную раму, чтобы не рухнуть на пол.
Кэнди потеряла равновесие и неловко упала, больно ударившись головой о стену. Она попыталась встать, но хаотичное движение корабля не исчезало. Коридор больше не был надежным, он трясся настолько сильно, что глаза Кэнди не могли ни на чем сосредоточиться.
Кэнди не понимала, как тяжело она ударилась головой, пока не попыталась встать. Мозг казался слишком большим для черепа, ноги дрожали. Попытавшись коснуться стены, она обнаружила, что ее пальцы онемели.
— Плохо, — прошептала она.
Не ей одной приходилось туго. Буреход тоже потерял контроль. Он не просто дрожал и кружился — он двигался. И двигался быстро. Она чувствовала его беспомощную скорость так, как чувствовала себя в машине отца, когда он был пьян и вел, словно сумасшедший, и когда все, чего ей хотелось, это закрыть глаза. Воспоминания об отце были настолько ужасны, что они помогли ей преодолеть онемение, слабость тела, и встать. Как раз вовремя. Когда Кэнди поднялась, Бабуля Ветошь бросилась на нее во второй раз.
— Папа, нет!
Слова вырвались из нее так внезапно и были такими громкими, что Ведьма на мгновение замешкалась.
Этого оказалось достаточно. Магия Зефарио достигла своей цели, прошла сквозь пол в правую руку Кэнди, и в ее голове возник абсурдный образ яркой птицы, запертой в этом смертоносном корабле. Образ предстал перед ней всего на секунду. Затем цвета слились в единый изысканный перелив, и она почувствовала легкость этого перелива и собственного тела.
Кэнди видела, как к ней тянется железная рука Бабули Ветоши. Но видение было кратким. Ее взгляд быстро сместился туда, куда уже перенеслось ее тело, и Ведьма ухватилась за место, где Кэнди стояла всего секунду назад. Она успела увидеть ярость Матриарха: ее серое лицо становилось все бледнее, а черные зрачки расширялись, уничтожая последние мазки белого в ее глазах.
Она вновь проиграла. Кэнди исчезла. Хотя фрагмент Абаратарабы был мал, его хватило, чтобы изменить путь, который вел ее внутри корабля, избавив от всего, что лежало у нее на пути — потолки и полы, существа и грузы расступались, как дым, когда к ним приближалась Кэнди.
Абаратараба вытянула ее из корабля, и на десять, одиннадцать, двенадцать секунд Кэнди повисла в воздухе в нескольких футах от днища Бурехода, который продолжал лететь навстречу своей гибели. Земля была видна сквозь решетку из многочисленных молний, выпущенных Буреходом в отчаянной попытке замедлить ход. Если бы она приземлилась в центре этого хаоса, то немедленно бы погибла.
Абаратараба удерживала ее в воздухе до тех пор, пока судно целиком не прошло над головой. Лишь тогда она опустилась на землю. И теперь, глядя на северный берег Окалины (ее зрение обострила сила, пылавшая в ее клетках), она нашла повод улыбнуться. Там находилась огромная толпа людей — она знала, что их около семи тысяч, — и все они бежали от Края Мира навстречу ей. За их спинами остатки глифа теряли последние отблески плотности, когда с него спускались оставшиеся пассажиры. Глиф сделал свою работу и теперь растворялся, возвращаясь в эфир, из которого был рожден.
Момент покоя был краток, почти сразу сменившись грохотом разрушения, сотрясшим землю, на которой Кэнди стояла. Быстро повернувшись, она успела увидеть, как Буреход вонзил свой нос в кратер, где когда-то был пик горы Галигали, а ныне зияла рваная рана, плюющаяся огнем и камнями на сотни метров вокруг.
Там корабль и остановился. В более счастливом мире все бы закончилось правильно. Злодеи сгорели бы во всепоглощающем пламени, а те, кто избежал казни, вернулись бы домой, к прежней жизни и своим любимым.
Но это не был счастливый мир.
Глава 69
На каждый нож — пять сердец
Зефарио лежал во тьме Бурехода и без страха слушал, как замедляется его пульс. Он умирал. Скоро его измученное сердце начнет пропускать удары и, наконец, стихнет полностью. И будет свет, а в этом свете он вновь увидит свою семью, чьи невинные души отправились в рай много лет назад. Он всегда представлял это место как сад — сад, где цветы никогда не увядают, а плоды не бывают червивыми. Там его любимые живут в радости, неподвластные боли и страданиям. И скоро он будет вместе с ними. Очень скоро.
Но пока он лежал во тьме, и его конец приближался, то же делал Нефаури. Он не собирался отпускать его в тихое, спокойное место, где играли его дети — по крайней мере, не совершив последнее насилие. Он начал толкать его до тех пор, пока Зефарио не перекатился на живот. Он застонал. Тонкие волокна вонзились в его спину, но на этот раз не для того, чтобы сдвинуть с места, а чтобы внедриться в его клетки в четырех или пяти местах.
Он не мог сопротивляться. В нем не осталось сил. Что значила эта последняя жестокость? Она лишь ускоряла приход смерти, наполняя его тело столь чуждым веществом. Или так ему казалось. Однако нет. Чем глубже Нефаури заполнял его плоть, тем увереннее билось его сердце. И тем быстрее он удалялся от яркого, прекрасного образа сада.
— Нет, — пробормотал он. — Отпусти меня к ним. Пожалуйста, я не хочу жить.
— Твои желания не играют для нас никакой роли, — ответил Нефаури. — Ты нужен нам живым. Поэтому ты будешь жить.
Надавив, он поднял его, и под тяжестью собственного веса Зефарио повис на шипах Нефаури: полностью обездвижив его, они появились из груди и живота с другой стороны. Он был беспомощен — марионетка, а не существо, обладающее свободной волей.
Так, неся его перед собой, Нефаури покинул храм в поисках почитателей, оставив Кристофера Тлена во тьме.
Бабуля Ветошь чувствовала вкус собственной крови. Когда Буреход налетел на вулкан, она прикусила язык. Но если не считать этой несерьезной раны, она осталась невредима. Матриарх поднялась. Судя по всему, корабль лежал на боку, поскольку поверхность, наиболее близкая к горизонтальной, еще несколько секунд назад была одной из стен коридора. Она подошла к ближайшей двери, полная ярости от того, что девчонка вновь ускользнула. Неважно. Они на Краю Мира. Маленькой ведьме некуда идти.
Ближайшая дверь оказалась прямо над ее головой. Она была тяжелой, но Бабуле Ветоши потребовалось лишь одно краткое движение воли, чтобы сорвать ее с петель. Тогда она проговорила:
— Йе-
та-
си-
ха.
И поднялась по ступеням из дыма, возникшим у нее под ногами. По ту сторону стен ее глазам предстали разрушения столь масштабные, что могли бы даже понравиться, не будь это ее собственный Буреход. Однако она не медлила. До нее доносились звуки, похожие на смертные стоны раненых гигантов; они шли со всех сторон — последние жалобы огромной машины, тонувшей в кипящем котле кратера Галигали.
