— Ну ладно, — простонал Румо.
— Мы должны замочить эту проклятую ворону! — сказал Гринцольд.
Ворон ещё раз каркнул и улетел. В их сторону прыгнула толстая шахматная жаба и уселась у ног Румо. Она неприятно напоминала Румо об уроке игры в шахматы.
— Сначала я был просто деревом, — загробным голосом заговорила жаба. — Просто рос и всё, понимаешь? Тут ветка, там ветка, одно годовое кольцо за другим, всё как у обычного дерева. Никаких мыслей, просто рост. Это было невинным временем.
Жаба с трудом вскарабкалась на большой чёрный корень:
— Затем наступило ужасное время, — продолжила она. — В воздухе висел дым, много лет. Воняло горелым мясом.
— Демонические воины, — жадно простонал Гринцольд.
— Произошло множество сражений и одно из них — в этом лесу. Это было очень серьёзно, можешь мне поверить. Огромные потери, ни победителей, ни проигравших. Вся земля была залита кровью. Затем наступила тишина, но ненадолго. Поскольку после ужасного времени наступило несправедливое время.
Шахматная жаба состроила оскорблённую мину.
— Я стал висельницей, что же я мог поделать? Можешь мне поверить — это один из периодов моей жизни, за которые мне стыдно. На моих ветвях были сотни повешенных. Да что там сотни — тысячи! И затем наступила тишина. Это было время стыда. Всем было стыдно за то, что они совершили в ужасное и несправедливое времена, и никто больше не приходил в лес. Ветер раскачивал мёртвых на моих ветвях, пока гнилые верёвки, на которых они висели, не порвались и трупы не упали на землю. Шли дожди и размочили трупы, они смешались с кровью в земле. Так, я полагаю, и появились нурнии — из сухой листвы, крови и трупов. Поскольку эти монстры неожиданно стали вырастать из земли и бегать тут кругом. В любом случае раньше их не было. Мои корни тоже всасывали кровь и кашу из трупов — смертельные удобрения. Что же я мог поделать? И тогда я начал думать.
Жаба встряхнулась, отвратительно квакнула и ускакала. Над головой Румо из листвы появилась однорожка и писклявым голоском продолжила рассказ:
— Думать и расти — это всё, что я делал. Сначала я не думал о хорошем, думал только о боли и мести, вероятно это были мысли убитых. Но как может дерево мстить? Поэтому я начал думать о другом. Я был удобрен столькими разнообразными мозгами! Это были не только воины, там были и мирные люди, врачи и учёные, поэты и философы — в несправедливое время их повесили первыми. Собственно говоря, я уже об всём думал.
Однорожка побежала по стволу и исчезла в дупле. Её голос звучал глухо, как из глубокого колодца.
— Я рос под землёй, я пустил свои корни на километры в глубину. Ветки меня не особо интересуют, это скорее для любителей птиц или фанатов свежего воздуха. Эй, если бы я тебя спросил, какое из всех имеющихся существ ты считаешь самым неподвижным, что бы ты ответил?
— Не знаю, — сказал Румо.
Однорожка показалась в дупле, высунула голову наружу и сказала:
— Ну, вероятно, ты бы сказал — дерево! Может быть даже — дуб. Мы же являемся символом непоколебимости и стойкости. Но всё это — ерунда! На самом деле мы самые подвижные существа в природе! Мы движемся всегда, в любой момент времени! В каждом направлении — вверх, вниз, на север, на юг, на запад, на восток. Мы не спим. Мы не отдыхаем. Мы растягиваемся, ветка за веткой, лист за листком, корень за корнем, годовое кольцо за кольцом. Дуб мог бы стать лучшим символом подвижности, но нас упорно неверно интерпретируют. Что же мы можем поделать?
Однорожка в два прыжка выскочила из дупла и расправила пышный хвост.
— Мои корни простираются далеко и так глубоко под землёй, как ни у одного другого дерева. Я бы мог рассказать тебе, где находятся самые богатые месторождения золота и алмазов в этой местности. Я знаю, где в огромных количествах растут лучшие белые трюфели. Я знаю, где спрятаны сказочные сокровища.
Однорожка широко раздвинула лапки в стороны.
— И мои корни всё ещё растут. Знаешь, почему Нурненвальдский лес стоит на горе? Это всё — корни. Мои корни.
Однорожка исчезла в ветвях дуба. Румо беспомощно оглядывался, пока у его ног из земли не появился крот и не продолжил рассказ:
— Я знаю, что у большинства слово «геология» вызывает примерно такие же чувства, как «ткать ковёр». Скучно. Грязь и камни. Но у большинства же и нет корней. Они были бы удивлены, как это захватывающе пропускать свои щупальца сквозь разнообразные слои земли, по направлению к центру планеты. Такое впечатление, будто листаешь книгу, написанную самой Землёй. Полную секретов! Полную сюрпризов! Пoлную тёмных чудес! — крот вытолкнул кучку грязи из своей норы.
— Я сделал такие открытия…невероятно! Свет, льющийся как родник из скалы в подземных пещерах. Я нашёл такие окаменелости, мой мальчик, ты мне не поверишь! Я нашёл кристаллизовавшуюся медузу диаметром триста метров, внутри которой находится гигантский полупереваренный динозавр, внутри которого тоже находится непереваренное существо, описать которое просто невозможно. Научные знания, которые можно из этого получить, прокормили бы целую армию палеонтологов.
— Нельзя ли поближе к делу? — предложил Румо. — Если это вообще возможно.
Крот спрятался в норе, вытолкнул на поверхность ещё пару горстей грязи и исчез.
Двуглавая шерстяная курочка облетела вокруг головы Румо и села на его левое плечо. Одна голова заговорила:
— Да, да, не хочу наводить на тебя скуку геологическими подробностями. Поскольку это — ничего, понимаешь, совершенно ничего, по сравнению с величайшим открытием, сделанным мною при исследовании подземного мира.
— Однажды, — продолжила вторая голова, — мои корни выросли на много километров вниз и пробили потолок. Потолок пустого помещения гигантских размеров. Понимаешь, что это означает?
— Нет, — ответил Румо.
Обе головы заговорили одновременно:
— Это означает, что весь наш континент просто лишь потолок, крыша, накрывающая другой мир там, в глубине!
— Подземный мир! — вскрикнул одноглазый филин в ветвях нурненвальдского дуба. — Подземный мир!
Двуглавая шерстяная курочка испугано запищала и улетела.
— Подземный мир! — низким голосом ещё раз вскрикнул филин. — Запомни это название! Мы движемся по тонкому ломкому льду, под которым существует другой, тёмный, злой мир!
Филин повернул свою голову назад, потом опять вперёд. Затем широко раскрыл свой водянистый красноватый глаз и пронзительно посмотрел на Румо.
— Скажу тебе: я до сих пор раскаиваюсь, что так далеко простёр мой любопытные щупальца! Так как без этих знаний моя жизнь была бы беззаботнее. С того момента я боюсь, что земля подо мной в любой момент разверзнется и проглотит меня.
Филин отрыгнул комок пуха, расправил крылья и с шумом улетел.
Из веток прямо над головой Румо появилась лесная змея цвета опавшей листвы, гипнотизирующе посмотрела на него и зашипела:
— Это была моя история, и эта история — моё послание. Если хочешь, то можешь отпилить у меня кусок древесины. Её у меня слишком много.
Пока Румо отрубал кусок дерева, змея спустилась на землю к его ногам и с любопытством на него смотрела.
— Шкатулка для возлюбленной, — прошипела она. — Так-так. Могу себе представить, каким успехом ты пользуешься у дам. С твоим-то телосложением!
— Вообще-то нет, — пробурчал Румо и покраснел.
— Давай, давай, давай, — сказала змея. — Старый сердцеед! Вырезать шкатулку из древесины нурненвальдского дуба — это же романтика высшей степени! Ты сам себе на уме!
— Это была не моя идея.
— А-а-а! — прошипела змея. — Значит у тебя все трюки заранее спланированы, да? В тихом омуте черти водятся? Спорим, все дамы у твоих ног!
— До сих пор скорее ни одной, — пробурчал Румо пиля дерево.
— Ты отличный парень! — сказала змея. — Ты не хвастун, иначе ты бы мне уже рассказал, что убил нурнию.
— Откуда ты знаешь?
— Я знаю всё, что происходит в моём царстве. Ну и кое-что кроме этого, мой дорогой. У меня было достаточно времени всё обдумать. Так что, если хочешь что-нибудь узнать — спрашивай, не стесняйся.
— Спасибо, — сказал Румо. — Мне ничего не надо.
— На самом деле ничего? Ничего, что тебя волнует?
Румо задумался.
— Стой, есть! Вот оно…
— Ну-ка, выкладывай!
— Чем длиннее это будет, тем короче это становится. Что это?
— Жизнь, мой мальчик, жизнь! — ответила змея. — Это слишком просто.
Румо почувствовал себя несказанно глупым. Ну конечно! Он мог бы сам додуматься!
— Ты мог бы меня спросить, где здесь закопаны большие сокровища.