— Я знала, что ты вернешься! — только и вымолвила Лиза.
Повиснуть у Инго на шее она не решалась, поэтому брат обнял ее сам. На Лизу посыпались лепестки.
— Цветы настоящие, никаких иллюзий, сам вырастил, — с гордостью объяснил Инго и кивнул куда-то себе за спину. — А еще у меня там теперь пасека… да много чего.
Лиза глянула ему через плечо и ахнула: она по-прежнему видела заснеженный склон холма и за ним — крыши и башни Радинглена и даже полоску моря и мачты в порту, но все это стало каким-то полупрозрачным, и сквозь знакомый пейзаж просвечивали очертания старых яблонь. А на кованый узор парковой калитки наложились металлические кружева другой — украшенной розами. Картинка проступала все четче, ярче… вот Лиза уже различила солнечные часы, маленький пруд, в котором резвились сверкающие рыбы, и плетеное кресло в тени, и небывало пышные цветы, каких она никогда раньше не видела, и в отдалении — пасеку с ульями…
Инго осторожно прикрыл калитку, убрал в карман ключ-розу, и видение пропало. Лиза потерла глаза. Сколько он всего там уже насочинял! Вот бы посмотреть поближе…
— Все… все тебя ждут, — с запинкой произнесла Лиза. — Знаешь, мы почему-то так и думали, что ты именно сегодня придешь. Никто не говорил, но я все равно слышала. А вчера Филин с Бабушкой учили маму с папой танцевать настоящий венский вальс. Очень красиво… А ты еще никому не показался? — спохватилась она.
— Успею. Я хотел сначала немножко побыть с тобой, — признался Инго, и по его голосу Лиза поняла, что он очень волнуется перед встречей со всеми, и особенно — с Маргаритой.
— А к тебе в Сад можно? — решилась она.
— Нет, Лизкин, — Инго притянул ее к себе и поцеловал в макушку. — Я могу туда взять только одного человека — Садовницу.
— Маргоша, по-моему, уже все решила, — выпалила Лиза. — То есть она даже и не сомневалась, с самого начала! А сейчас она пока у нас живет. И магии учится, и… садоводству.
— Правда? — обрадовался Инго и с облегчением выдохнул. Зеленые глаза на загорелом лице так и засветились.
Вот чудак, подумала Лиза, и он еще сомневался, что Маргоша пойдет за ним на край света!
Набравшись храбрости, она спросила самое главное:
— А ты еще придешь? Ты надолго?
Инго помолчал. Переложил букет из руки в руку и только потом ответил — тихо и очень серьезно:
— Я смогу приходить лишь изредка.
Сердце у Лизы тревожно кольнуло.
— Изредка — это как? — потребовала она.
— Четыре раза в год: на солнцестояние и на равноденствие, — тихо, но очень отчетливо ответил Инго. — И, кстати, всегда через эту калитку, я ее заколдовал.
Лиза опустила глаза и стала смотреть на льдинки под ногами.
— Садовник должен быть на своем месте. Как Хранители городов. — Инго ласково взял Лизу за подбородок и заглянул ей в лицо. — Ты же не хочешь, чтобы опять повторилась такая история? Вот и я не хочу. А ради этого можно и потерпеть.
Ответа у Лизы не нашлось. Она незаметно проглотила слезы. Четыре раза в год — это очень редко. Но это гораздо, гораздо лучше, чем никогда. Один раз летом, один осенью, один весной и один — зимой. А как же в промежутках? Как мы вообще будем знать, что у Инго все хорошо?
— Всего четырежды в год… — прошептала она. — И больше тебя не видеть? Не разговаривать?
— А вот и нет! — звонко воскликнула за спиной у Лизы подоспевшая мама. — Видеть мы тебя будем гораздо чаще и разговаривать хоть каждый день!
Начались объятия и поцелуи и опять посыпались лепестки, но Лиза нетерпеливо подергала маму за зеленый бархатный рукав и спросила:
— Ты что-то придумала?
— Да! — Уна гордо тряхнула рыжей головой и извлекла откуда-то из складок плаща зеркальце в деревянной рамке, величиной как раз с ладонь Инго, и протянула сыну. — Возьми.
В зеркальном овале заиграл солнечный свет.
— Почаще держи его на солнце и протирай водой из того самого родника у дома, — растолковала Уна. — И тогда стоит только пожелать, и ты сможешь увидеть в зеркале нас, а мы — тебя, и будем разговаривать, сколько душе угодно. Правда, лучше, чем волшебные бубенчики?
Инго бережно спрятал зеркало за пазуху.
— Откуда оно взялось? — изумился он. — Кто его изготовил — Амальгамссен или Амалия?
Уна слегка покраснела и созналась:
— Я придумала его благодаря Амалии и ее заколдованным зеркалам. Мастер с фриккен мне чуточку помогли, но…
— Ты сама? — восхитился Инго. — Вот это да!
Уна кивнула и прибавила:
— Амалия просила тебе передать — она будет рада, что ее идея с чарами пригодилась теперь уже для хорошего дела.
Из-за вечнозеленых кустов донеслось торопливое пыхтение и дробный топот маленьких лапок. К калитке рысью выбежали четверо дворцовых домовых с раскладными деревянными стульями и вышитыми подушечками наперевес.
— Ну вот, меня заметили, начинается шум, сейчас все набегут, — улыбнулся Инго. — Здравствуйте, Розен, Стерн, Гильден и Кранц! Рад видеть вас в добром здравии!
Надо же, даже после долгого отсутствия по-прежнему помнит по именам все радингленское население, удивилась Лиза и восхищенно посмотрела на брата.
Домовые кланялись, подскакивали, мели гравий хвостами, украшенными кисточками.
— С прибытием!
— Располагайтесь!
— Негоже на ножках-то стоять!
— Милости просим!
Потом один из них шаркнул лапкой и церемонно осведомился у бывшего короля:
— Как вас теперь прикажете величать?
— Лучше просто по имени, — ответил Инго. — А можно — Садовником.
Садовник обернулся к королеве Уне:
— Мама, а где Маргарита?
— Погоди, я сейчас ее тебе позову, — поспешно предложила Лиза.
— А мы все пойдем, пожалуй, чтобы никто вам не мешал, — с пониманием дела добавила мама, и четверку домовых как ветром сдуло — Уну во дворце слушались так же беспрекословно, как Таль и Инго Третьего. — Все-таки вопрос серьезный…
— Я и так знаю ответ, — засмеялся Инго.
— Самоуверенности у некоторых — хоть отбавляй. — Лиза смахнула с волос лепестки и побежала звать Марго.
Вприпрыжку, пока никто не видит.
Автор выражает благодарность:
Александре Евстратовой — за глаз-алмаз и бесконечную деликатность;
Дэвиду Джонсу и Джону Спэрроу, профессорам Амберхавенского университета, — за любезное предоставление научной разработки «закон Горриона-Йенсена», также известный как «закон ключа и замка»;
А. Ю. Волькович — за бесчисленные и бесценные сведения;
Петеру ван Гюйсу — за партию в шахматы;
Дронту Додо — за указания по маршрутам;
Егору Поповскому — за неиссякаемое терпение;
Господину Магору — за поучительную историю мистера Симпсона;
Дмитрию Мирошникову и Елене Пахомовой — за штрихи к портрету;
Максу, который живет на крыше, — за конструктивную критику;
Аркадию Наумовичу Ратнеру — за тайну Рахманинова;
Джованни Солима — за музыку Черного замка;
Андрею Петровичу Ефремову — за все с начала и до конца.
