– Нева… неважно… все равно, Гарри, ему было бы очень приятно…
Огрид громко всхлипнул. Его глаза покраснели и распухли; на рукаве была надета черная повязка, сделанная, похоже, из тряпки, пропитанной гуталином. Гарри утешающе похлопал великана по локтю – выше дотянуться не удалось.
– Где мы его похороним? – спросил он. – В лесу?
– Ты что, нет! – воскликнул Огрид, промокая бесконечный поток слез подолом рубашки. –Как Арагог помер, другие пауки меня и близко не подпускают. Оказывается, они меня не ели только по его приказу! Можешь себе такое представить, Гарри?
Честным ответом было бы «да»; Гарри удивительно живо помнил страшную сцену, когда они с Роном столкнулись лицом к лицу с акромантулами и очень хорошо поняли, что Огрид жив лишь благодаря Арагогу.
– Чтоб в лесу было место, куда мне нельзя зайти! – Огрид неверяще помотал головой. – Знал бы ты, как я забирал у них Арагога… они ведь, понимаешь, своих мертвецов съедают… а я хотел схоронить честь по чести… как положено…
Бедняга разрыдался. Гарри снова похлопал его по локтю, проговорив при этом (зелье подсказывало, что делать):
– Я по дороге встретил профессора Дивангарда.
– Неприятностей-то у тебя не будет, нет? – забеспокоился Огрид. – Вам же нельзя выходить из замка в такую поздноту, это я виноват…
– Нет, нет, когда он узнал, зачем я иду, то сказал, что тоже хочет отдать Арагогу последний долг, – сказал Гарри. – Он пошел переодеться во что-нибудь подходящее… и обещал принести вина, чтобы помянуть Арагога…
– Правда? – Огрид был потрясен и одновременно тронут. – Это… это… очень любезно с его стороны, очень… и тебя не выдал, смотри-ка. Я раньше с Горацием Дивангардом особо дел не имел… придет проводить Арагога, надо же… да… старине Арагогу это понравилось бы…
Гарри подумал, что в Дивангарде старине Арагогу больше всего понравилось бы обилие мяса, но оставил свое мнение при себе и отошел к заднему окошку хижины. Оттуда открывалось весьма неприятное зрелище: огромный мертвый паук, который лежал на спине, поджав перепутавшиеся между собой лапищи.
– Так мы его здесь похороним, в твоем саду?
– Я решил, прямо за тыквенной грядкой, – сдавленно ответил Огрид. – Я уж и… это… могилку выкопал…. Просто, думаю, надо ж над ним слова какие-нибудь произнести хорошие… воспомнить чего-нибудь радостное, как водится…
Его голос дрогнул; он замолчал. Тут раздался стук в дверь, и Огрид пошел открывать, попутно сморкаясь в гигантский платок из симпатичной ткани в горошек. Дивангард, в строгом черном галстуке и с охапкой бутылок в руках, торопливо переступил порог.
– Огрид, – трагическим тоном произнес он, – соболезную вашей потере.
– Благодарю, что пришли, – сказал Огрид. – Огромное спасибо. И спасибо, что не наложили взыскания на Гарри…
– Что вы, как можно! – воскликнул Дивангард. – Горестный день, горестный день… а где же несчастное создание?
– Там, на улице, – надтреснуто отозвался Огрид. – Может… уже пойдем?
Они вышли на задний двор. Над деревьями висела луна; в ее бледных лучах, смешивающихся со светом из окон хижины, был виден Арагог. Он лежал на краю огромной ямы, возле которой возвышался десятифутовый холм свежевыкопанной земли.
– Великолепно, – произнес Дивангард, подходя к пауку. Восемь молочно-белых глаз мертво смотрели в небо, а в двух громадных изогнутых жвалах неподвижно отражалась луна. Дивангард склонился, рассматривая огромную волосатую голову, и Гарри показалось, что он слышит звяканье бутылок.
– Не все понимают, какие они красивые, – сказал Огрид, обращаясь к спине Дивангарда. Слезы текли из уголков его глаз, окруженных мелкими морщинками. – Я и не знал, Гораций, что вы интересуетесь такими существами.
– Интересуюсь? Мой дорогой Огрид, я их боготворю! – воскликнул Дивангард, отступая от Арагога и пряча под мантией бутылку – Гарри видел, как блеснуло стекло. Огрид промокал глаза и ничего не заметил. – Но… не пора ли приступить к похоронам?
Огрид кивнул и шагнул вперед. Он с усилием приподнял гигантское тело и, оглушительно крякнув, перевалил его в темную яму. Снизу донесся отвратительный хруст. Огрид снова разрыдался.
– Конечно, вам, близкому человеку, труднее всего, – проговорил Дивангард. Он похлопал Огрида по локтю, до которого, как и Гарри, только и мог дотянуться. – Позвольте мне сказать несколько слов?
Должно быть, нацедил море отменного яда, подумал Гарри, глядя, с какой довольной ухмылкой Дивангард ступил на край могилы и тихо, внушительно заговорил:
– Прощай, Арагог, царь арахнидов, давний и верный друг! Те, кто знал тебя, никогда тебя не забудут! Тело твое истлеет, но душа навсегда останется жить в укромных, опутанных паутиной уголках Запретного леса, который стал тебе домом. Пусть вечно процветают твои многоглазые потомки, и пусть найдут в этом утешение люди, твои друзья, которых постигла столь невосполнимая утрата.
– Чудесная… чудесная речь! – взвыл Огрид и, отчаянно рыдая, повалился на компостную кучу.
– Ну-ну-ну, – сочувственно забормотал Дивангард, взмахивая волшебной палочкой. Гора земли поднялась в воздух, повисела мгновение и с глухим шумом упала на мертвого паука, образовав гладкую горку. – Давайте пройдем в дом и помянем покойника. Гарри, зайди-ка с другой стороны… вот так… встаем, встаем, Огрид… вот молодчина…
Они усадили Огрида в кресло за столом. Клык, который во время похорон прятался в своей корзине, подтрусил к ним на мягких лапах и, как обычно, шлепнул тяжелую голову Гарри на колени. Дивангард откупорил бутылку.
– Я проверил, яда нет, – заверил он Гарри, выливая большую часть вина в громадную кружку и передавая ее Огриду. – После случая с твоим бедным другом Рупертом я приказал домовому эльфу отпить понемногу изо всех бутылок.
Гарри представил себе выражение лица Гермионы, доведись ей услышать о подобном, и решил ничего ей не рассказывать.
– Это Гарри, – проговорил Дивангард, разливая содержимое второй бутылки по двум кружкам, – …а это мне. Ну-с, – он высоко поднял кружку, – за Арагога.
– За Арагога, – хором повторили Гарри и Огрид.
Дивангард и Огрид сразу выпили много. Но Гарри, направляемый фортуной фортунатум, знал, что не должен пить, поэтому только притворился, будто сделал глоток, и поставил кружку на стол.
– Я знал его еще яйцом, – печально вымолвил Огрид. – А когда он вылупился, был вот такусенький крошка. Не больше пекинеса.
– Прелесть, – сказал Дивангард.
– Я держал его в шкафу в школе, пока… ну…
Огрида потемнел лицом, и Гарри знал почему: в свое время из-за интриг Тома Реддля Огрида обвинили в том, что он открыл Комнату Секретов, и вышвырнули из школы. Но Дивангард, казалось, ничего не слышал; он смотрел на потолок, откуда свисали медные сковородки и длинный пук ослепительно-белых, шелковистых волос.
– Неужто шерсть единорога?
– А-а, да, – равнодушно бросил Огрид. – Все время ее собираю, они, понимаете, цепляются хвостами за ветки и всякое такое прочее в лесу…
– Но, мой дорогой друг, знаете ли вы, насколько это ценно?
– Я ее пускаю на бинты, перевязываю раненных зверей, – пожал плечами Огрид. – Она страсть какая целебная… очень сильное средство, понимаете.
Дивангард отпил еще из своей кружки, теперь уже очень внимательно осматривая хижину, выискивая, как понял Гарри, другие сокровища, которые можно обратить в запасы меда из дубовых бочек, ананасовые цукаты и бархатные смокинги. Он заново наполнил кружки, Огрида и свою, и принялся расспрашивать, кто еще обитает сейчас в лесу, поражаясь, как это Огрид успевает за всем следить. Тот, расслабившись от вина и лестного внимания, перестал промокать глаза и с радостью пустился в длинные рассуждения о разведении лечурок.
Тут фортуна фортунатум слегка подтолкнула Гарри, и он заметил, что запасы спиртного, принесенного Дивангардом, быстро подходят к концу. Гарри еще ни разу не накладывал доливальное заклятье невербально, но сегодня смешно было и подумать о неудаче. И действительно, Гарри лишь ухмыльнулся, когда, незаметно для Огрида и Дивангарда (они обменивались историями про нелегальные сделки с яйцами драконов), указал под столом палочкой на пустеющие бутылки, и те немедленно заново наполнились вином.
Спустя час или около того, Огрид и Дивангард начали провозглашать всякие несуразные тосты: за «Хогварц», за Думбльдора, за эльфийское вино, за…
– Гарри Поттера! – взревел Огрид, опрокидывая в рот четырнадцатую кружку и проливая часть вина на подбородок.
– Точно, точно, – невнятно выкрикнул Дивангард, – За Парри Готтера, избранного мальчика, который… или… ну… что-то в этом духе, – промямлил он и тоже осушил свою кружку.
Вслед за тем Огрид опять впал в слезливость и всучил Дивангарду хвост единорога. Тот стал запихивать его в карман с криками:
