Оставив позади хижину Шебы, ребята брели по заснеженным садам. Роуэн, желая отвлечь Шаран от грустных мыслей, сказал ей, что пора кормить букшахов.
— Пойдешь со мной? — спросил он.
Шаран не знала, что и ответить: ей не очень хотелось идти к животным, но и не хотелось обижать мальчика отказом. Роуэна всегда забавляло, что Шаран, не боявшаяся громадины Уноса и его ужасных когтей, испытывала панический страх при виде букшахов.
— Не хочешь, не ходи, — сжалился над ней Роуэн. — Мне все равно сначала нужно зайти к Ланн и обо всем ей рассказать, а то она начнет волноваться. Но послушай: не надо бояться букшахов — они самые добрые из всех животных на свете.
— У них такие страшные рога, — буркнула девочка.
Роуэн рассмеялся:
— Ну что ты, они же не бодаются. И даже между собой не дерутся.
— Да? Если они не бодаются и не дерутся, так зачем же им вообще они нужны? — возразила Шаран.
Роуэн не нашелся что ответить. Этот вопрос он и сам частенько себе задавал.
Они вошли в деревню, где стояла зловещая тишина. Роуэн и Шаран, храня молчание, миновали безлюдную площадь. Сами того не сознавая, они ускоряли шаг, проходя мимо пустых домов. Деревня, внезапно лишившаяся своих обитателей, походила на погост.
Вот наконец и пекарня. В ней, по крайней мере, были люди, звучали их голоса. Роуэн и Шаран вошли на кухню. Здесь командовала старуха Ланн — под ее руководством передвигали мебель.
Было решено, что те, кто остался в деревне, будут жить все вместе в одном доме, чтобы тратить меньше дров и лампового масла. Ланн сочла, что удобнее всего перебраться в просторную пекарню, которая находилась в центре села. Роуэн обрадовался, когда узнал об этом. Он любил пекарню, любил хлебопеков — Сару и ее сына Аллуна, который всегда что-нибудь напевал, вытаскивая из печи противни с кренделями и хрустящими хлебцами.
Роуэн вошел в комнату, где собирались обосноваться жители деревни, и вдруг осознал, что при Ланн жизнь в пекарне будет совсем не такой, как тогда, когда здесь хозяйничала Сара. Исчезло то спокойное дружелюбие, что всегда царило в этих стенах.
Мебель из общей комнаты вынесли. Остались лишь стул перед очагом — на нем, нахмурившись, сидел Норрис — да скамеечка, на которую он положил больную ногу.
Со второго этажа, из спален, притащили половики и расстелили их на полу. Теперь из щелей не так сильно дуло. Ставни крепко-накрепко заперли. Бронден вдобавок занавесила окна старыми одеялами — нельзя было попусту расходовать тепло.
На полу, у самых стен, лежали одеяла — тут собирались спать. Рядом с одеялами стояли сумки с вещами, а возле них тарелки и чашки для каждого.
Здесь как будто расположился отряд воинов, готовый к битве с наступающими холодами. Посреди этого маленького лагеря возвышалась фигура старухи Ланн с посохом в руке.
— Вот наконец и вы, — сказала она, едва Роуэн и Шаран появились на пороге. — Посмотрите, бездельники, сколько мы уже сделали, пока вы там знай себе шлялись по полям!
Староста продолжала громким голосом выговаривать им за отлынивание от работы, и лицо ее бороздили суровые морщины. Роуэн чувствовал, что Шаран хочет спрятаться за его спину, хочет сжаться в комочек, чтобы не слышать сердитых слов. Сам-то он догадывался, что за злыми нападками Ланн скрываются боль и горечь от расставания со своими близкими, но Шаран не понимала старосту и боялась ее.
— Роуэн, помоги Бронден! А ты, Шаран, принеси дров! — приказала Ланн.
Норрис попытался встать:
— Я сам принесу. Шаран слабенькая, она…
— Сиди где сидишь, — отрезала Ланн. — Твоя сестрица захотела остаться — тогда пусть работает.
Норрис, надувшись, сел на место.
— Ланн, я потом помогу Бронден, — сказал Роуэн. — Сейчас я пойду к букшахам. — В горле у него стоял ком, но голос мальчика не дрогнул, когда он произнес: — Я, возможно, задержусь. Сумерница пала вчера ночью. Мне нужно найти ее и зарыть.
— Сумерница?
Горе затопило выцветшие глаза Ланн. Морщины на ее лице превратились в темные впадины, но через минуту гордая женщина овладела собой и спокойно произнесла:
— Иди, Роуэн, и похорони Сумерницу. Только сначала состриги шерсть. Она нам еще пригодится.
Перед мальчиком лежали пустые заснеженные поля. За ними высилась огромная Гора, окутанная пеленой морозного тумана.
Роуэн нашел букшахов там же, где они были ночью, — животные не разбредались, стадо не отходило от изгороди. Снег вокруг был изрыт и истоптан: букшахи пытались отыскать коренья — единственную пищу, которую они могли добыть зимой.
Они не откликнулись на зов хозяина и подошли к Роуэну только тогда, когда он принес им сена.
Животные принялись за еду, а Роуэн, взяв приготовленные заранее заступ, пустой мешок и большие ножницы, двинулся по вытоптанной букшахами тропинке, что вилась вдоль замерзшей Реки.
К удивлению мальчика, Сумерницы нигде не было.
Скованная льдом Река еле слышно журчала под ногами у Роуэна, когда он перебирался по льду на другой берег. Со стороны Горы веяло лютым холодом — ее ледяное дыхание выжимало из глаз Роуэна слезы.
Вдруг мальчик задрожал от страха. Ему показалось, что он вновь слышит голос горшечника Нила и сказанные им ужасные слова: «Это — проклятие… Гора разгневалась и наказывает нас».
И тут Роуэн заметил то, что раньше ускользало от его взгляда.
На другой стороне Реки следов букшахов не было. Только сугробы и снеговые заносы — будто волны на море в Водяной стране. Только снег, который там, вдалеке, сливался с обволакивавшим Гору туманом. Три дня назад был сильный снегопад, и с тех пор букшахи почему-то не переходили Реку. А ведь они повсюду искали свои коренья.
Внезапно сзади послышалось мычание. От неожиданности Роуэн вздрогнул и обернулся. На противоположном берегу стояла Звездочка и глядела на хозяина. Он протянул руку и позвал свою любимицу. Звездочка мотнула косматой головой, но не двинулась с места.
Волоча за собой заступ, Роуэн пошел обратно к Звездочке. Он гладил ее, чесал кудлатый загривок и пальцами чувствовал дрожь, сотрясавшую тело огромного животного.
— Звездочка, — шептал он, — что случилось с Сумерницей? Где она?
Звездочка, нагнув голову так, что кончики рогов окунулись в снег, поскребла копытом землю.
— Где Сумерница? — повторил Роуэн. — Покажи мне, где она!
Звездочка повернула голову, посмотрела на хозяина и неохотно двинулась вперед.
Она вела мальчика вдоль русла замерзшей Реки. Там, где закончилась вытоптанная букшахами тропа, Звездочка остановилась и ударила копытом.
Роуэн огляделся. Огромный сугроб перегораживал Реку, соединяя ее берега. Около сугроба виднелись следы.
Роуэну показалось, он понял, что произошло. Наверное, Сумерница упала, а когда попыталась встать, сугроб начал оползать и бедняжку засыпало снегом. Глаза мальчика наполнились слезами. Размазывая их по щекам, Роуэн принялся копать.
Звездочка тревожно замычала и попятилась.
— Не бойся, — сказал Роуэн, но с каждым ударом заступа его собственное сердце билось все сильнее. Руки дрожали.
В раздражении он спрашивал себя: «Да что же это такое? Я ведь не в первый раз вижу смерть!» Стиснув зубы, Роуэн продолжал орудовать заступом. Он рыл под сугроб, под эту огромную башню из снега и льда, широкий лаз.
Вдруг его заступ провалился куда-то, да и сам он чуть было не упал.
Встав на колени, Роуэн стал вглядываться в мерцающую глубину неожиданно возникшей перед ним расщелины. Мурашки поползли у него по коже.
Роуэн увидел уходящий вниз узкий тоннель. По стенам его бродили голубоватые тени. Слышался ропот скованной ледяным панцирем Реки. Мертвенным холодом веяло из глубины снежного подземелья. Мальчику показалось, будто его губы и глаза подернулись коркой льда. Медальон же, что висел у него на шее, был словно раскаленный уголь.
Как завороженный, Роуэн глядел вниз, не в силах отвести взгляд от волшебно-прекрасных глубин ледяного тоннеля. Звездочка ревела, пытаясь заставить хозяина встать. Она легонько толкнула его копытом, и это прикосновение разрушило наваждение. Роуэн поднял голову. Сначала он ничего не видел — глаза отвыкли от света дня. Не сразу он смог осмыслить то, что открылось ему в глубинах невиданного подземелья.
Тоннель начинался прямо под сугробом. Вход в него припорошило снегом, поэтому Роуэн его и не заметил. А внутри тоннеля — там, меж ледяных стен, — лежала Сумерница.
В горле у Роуэна стоял ком. Да, все произошло именно так, как он и предполагал: Сумерница упала, и ее придавило оползнем. Погребенная под снегом, но все еще живая, бедняжка пыталась выбраться, двигаясь все вперед и вперед, и прорыла тоннель. Сумерница умерла, потому что устала и не могла больше бороться за жизнь.
Роуэн медленно поднялся с колен. Он не мог даже думать о том, что теперь Сумерницу надо сначала остричь, а потом похоронить. Для этого ему самому пришлось бы залезть в ледяную могилу. Роуэн содрогнулся.
