— М-да, — пробормотал профессор, — у пододоры мне, пожалуй, не удалось бы отобрать паутину.
Он похлопал ладошками по новому костюму, очень довольный своей серебристой одеждой.
— Конечно, — сказал он, усмехнувшись, — костюм мой не такой уж модный, но в моем положении привередничать не приходится.
Костюм был, конечно, не слишком красив, но зато очень и очень прочен.
“Я в нем, как в панцире!” — подумал Иван Гермогенович с удовольствием.
Вскинув копье на плечо, он бодро двинулся в путь, обходя глубокие ямы, перепрыгивая через рытвины и канавки.
Выбирая дорогу, Иван Гермогенович то и дело останавливался, подолгу стоял на одном месте, прислушиваясь к лесному шуму, а иногда прятался за могучими зелеными стволами, откуда опасливо поглядывал по сторонам.
Эти предосторожности были нелишними. Травяные джунгли кишмя кишели чудовищными животными.
Грохоча, словно листами жести, над головою Ивана Гермогеновича пролетали стрекозы, более похожие теперь на гигантские самолеты, чем на обыкновенных насекомых.
Прыгая через вершины деревьев травяного леса, проносились зеленые, величиной с автобус, кузнечики.
Раздвигая могучими телами чащи джунглей, ползли полосатые гусеницы. Они были так велики и производили такой шум, что профессору казалось, будто мимо него катятся по земле товарные, тяжело груженные поезда.
Изредка быстро-быстро топоча ногами, припадая к земле длинными телами, пробегали сороконожки. Любая из ног этих тварей теперь легко могла бы сплющить профессора, вдавить его в землю.
Сражаться со всеми животными травяных джунглей было бы, конечно, глупо.
Да и не было для этого у Ивана Гермогеновича ни времени, ни охоты.
Пробираясь к пруду, синеющему сквозь просветы между деревьями, профессор шел, переходя от дерева к дереву, временами останавливаясь, чтобы получше разглядеть то дерево, то огромные, словно колокола великанов, цветы. Названия цветов Иван Гермогенович прекрасно знал; и в те дни, когда профессор был обыкновенным человеком, он мог без труда сказать, как называется любой цветок, но сейчас он уже не назвал бы с уверенностью, пожалуй, ни одного цветка.
Все цветы были так огромны, что многие из них профессор просто не мог узнать, и это очень забавляло его.
— Ну, вот этот, например, — вздыхал Иван Гермогенович, посматривая на голубой шар, похожий на гнездо аиста, — как же он называется в нашем мире?
Но кто же мог ответить теперь профессору на его вопросы?
Над вершинами леса тихо качались розовые кувшины, гигантские желтые звезды, красные шары, сиреневые корзинки. Из шаров, точно иглы ежа, торчали во все стороны свекольно-красные трубы.
— Что же это такое? — заинтересовался Иван Гермогенович и, вдруг хлопнув ладонью по лбу, крикнул со смехом: — Клевер! Обыкновенный клевер!
Рядом с цветами клевера раскачивались в воздухе, вздрагивая и приплясывая, лиловые колокола. Они просвечивали на солнце, и земля под ними казалась тоже лиловой.
— Ну, вас-то я знаю! — весело сказал профессор. — О вас даже стихи написаны.
И он запел во весь голос:
Колокольчики мои,
Цветики степные…
— Если такой цветок оборвется и упадет на мою голову, я вряд ли останусь живым, — засмеялся Иван Гермогенович.
С любопытством разглядывая незнакомый мир, Иван Гермогенович пробирался сквозь заросли травяных джунглей.
Скоро перед его глазами открылась необъятная водная гладь.
Вода сверкала на солнце, как огромное зеркало.
— Кажется, это должно быть здесь! — в раздумье сказал Иван Гермогенович.
Он вышел на опушку травяного леса.
Путь его пересекала длинная, узкая канава, заполненная до краев коричневой водой.
Иван Гермогенович разбежался, подскочил и легко перепрыгнул через канаву, но в ту же минуту он почувствовал, как земля под его ногами ползет, оседает.
Профессор вскрикнул и, болтая в воздухе ногами, полетел вниз, в темную нору.
Упав на дно, Иван Гермогенович быстро вскочил на ноги, огляделся.
Над головой его синело далекое небо.
Слабый свет освещал черные стены норы, густо оплетенные подземными корнями. Прямо перед собой Иван Гермогенович заметил вход в черный тоннель. Профессор нагнулся.
Из тоннеля в лицо дохнуло сыростью и холодом.
— Н-да, — сказал Иван Гермогенович.
Он отошел от тоннеля и полез по отвесной стене норы, цепляясь руками и ногами за подземные корни.
Он уже почти добрался до самого края, оставалось только протянуть руку, и солнце снова засияло бы над головой, но в ту самую минуту, когда голова профессора высунулась из норы, он увидел перед собой безобразную морду какого-то чудовища.
— Извините! — вежливо сказал профессор и тотчас же, торопливо втянув голову в плечи, юркнул обратно в нору.
Чудовище, шевельнув огромными лапами, повернулось к профессору, и глаза их встретились.
“Жук, — чуть не крикнул Иван Гермогенович, — жук-навозник!”
Жук катил к норе огромную серую грушу, которая не поместилась бы даже в самой большой комнате, если бы вдруг весь мир наш уменьшился так же, как Иван Гермогенович. Подталкивая грушу, жук придвинул ее к краю поры, и не успел профессор вспомнить латинское название жука, как груша закупорила нору и закрыла собою небо.
В норе стало темно. Испуганный профессор быстро вскарабкался по стене и изо всей силы стал толкать грушу плечом и головой. Он старался открыть выход из подземелья, но все было напрасно.
Груша не поддавалась. Он нажал сильнее, но как раз в это время жук-навозник навалился сверху на грушу с такой силой, что она закупорила нору, как пробка бутылку.
Сильный толчок сбросил профессора вниз. На голову посыпалась земля, в грудь больно ударил острый камень.
— Та-ак… — крякнул профессор.
Потирая ушибленную грудь, он попытался подняться и вдруг почувствовал, что в этой темной норе он не один.
Профессор быстро оглянулся. Сзади за его спиной кто-то шевелился, осторожно подкрадываясь к нему.
Иван Гермогенович пошарил вокруг себя руками.
Пальцы его нащупали копье. Он крепко сжал его и, вскочив на ноги, прижался к стене.
“Тцз-а-анк!” — щелкнуло совсем рядом.
Профессор услышал прерывистое дыхание.
Он замахал перед собой копьем и хрипло закричал:
— Кто? Кто там?
В плену у паука. Битва в подводной тюрьме. Растение-бродяга. Скверное положение. Карик находит выход.
Карик открыл глаза и вдруг вспомнил все. Вспомнил, как они с Валей летели на стрекозе. Вспомнил страшный хобот водомерки, сильные лохматые лапы паука.
Вокруг было темно и пахло сыростью. Где-то внизу, под ногами, тихо плескалась вода. Рядом с Кариком кто-то очень-очень тихо дышал.
Карик лежал вытянувшись во весь рост, но никак не мог понять, на чем же он лежит. В голове у него шумело, руки и ноги одеревенели. Он застонал и тотчас же услышал испуганный голос Вали:
— Тише! Он здесь!
Карик повернул голову и стукнулся лбом о Валин висок.
Валя тихо вскрикнула.
Карик попробовал отодвинуться от нее подальше, но не мог: кто-то обмотал его и Валю с ног до головы толстыми веревками и крепко-накрепко привязал друг к другу.
Карик рванулся посильнее, и вдруг от сильного толчка он и Валя начали раскачиваться, как на качелях, из стороны в сторону.
— Тише! — быстро зашептала Валя. — Тише, пожалуйста! Он внизу.
— Паук?
— Ага… Он сейчас возился там… Я слышала…
— Тебе страшно?
— Очень. А тебе?
— Тоже страшно, только ты не плачь. Сначала попробуем как-нибудь освободиться.
Карик раздвинул головой веревочные сети и огляделся. Внизу чернела вода, из которой поднимались темные гладкие стены, а над головой — покатый потолок.
Ребята висели в воздухе посреди норы.
— Понимаешь, — прошептал Карик, — он подвесил нас. Прицепил к потолку.
— Ага, — кивнула Валя, — подвесил, я уже давно это поняла.
— А зачем?
— И я думаю: зачем?
— Ничего не придумала?
— Нет.
Карик с трудом выдернул из паутинных веревок сначала одну руку, потом другую.
— Что ты делаешь, Карик?
— Тише! Молчи!
Стараясь не дышать, Карик окончательно высвободил голову и стал смотреть вниз.
Внизу, как раз под ребятами, суетился паук. Он беспокойно бегал по воде вдоль стен своего жилища, время от времени останавливаясь и как будто к чему-то прислушиваясь.
Сверху, с потолка, отрывались водяные шары-капли и звонко шлепались о поверхность черной воды. К потолку взлетали фонтаны брызг.
До слуха Карика донесся глухой шум. Где-то совсем рядом — кажется, за стеной — не то стучали, не то скребли. Было похоже, что там бродит человек, шарит по стене, отыскивая дверь.
