— Это американец, здорово прибабахнутый, — вспомнил Лаури, — мотался по миру годами… Джек, — повысил он голос, — помнишь Дэнниса?
— Лиана? — откликнулся Джек и кивнул.
— Так вот, — Жоэ вздохнул, — тоже не вернулся… А с ним шло больше тридцати человек, и были это не новички… Ну вот. А сюда мы пришли вместе с Йожо Гарбо…
— Йожо? — переспросил я. — У него есть сестра Юлия, да?
— Была, — уточнил Жоэ. — Я остался на побережье, а он ушёл на юг. И всё…
— Говорят, он попал в рабство, — сказал я. — Его сестра просила меня что-нибудь узнать о нём.
— В рабство? — Жоэ задумался. — Конечно… всё может быть, но… — он помолчал и тряхнул головой: — Нет, не может быть. Он был не такой — скорее всего, лежит где-нибудь в горах возле Иды.
— В плен попадают по-разному, — возразил Лаури. Жоэ не стал возражать, но, как видно, остался при своём мнении.
— Ты думаешь, это негры виноваты? — уточнил я. Португалец покачал головой:
— Я не знаю. Не думаю, что это так. Они же не могут появиться из воздуха… а чтобы все трое были настолько беспечны — ни разведки, ни часовых… Нет, не думаю… Так ты всё-таки пойдёшь?
— Пойду, — кивнул я. — И, может быть, даже буду там зимовать.
— Ну — дело твоё, — Жоэ покачал головой. — Если что — выбирайтесь сюда, отсидимся или хоть уплывём…
— Да, спасибо, — искренне поблагодарил я.
Михаил Таривердиев
Не думай о секундах свысока.
Наступит время,
сам поймёшь, наверное.
Свистят они,
Как пули у виска,
Мгновения,
мгновения,
мгновения.
У каждого мгновенья свой резон,
Свои колокола,
своя отметина.
Мгновенья раздают —
кому позор,
Кому бесславье,
а кому — бессмертие.
Мгновения спрессованы в года,
Мгновения спрессованы в столетия,
И я не понимаю иногда,
Где первое мгновенье,
где последнее.
Из крохотных мгновений соткан дождь.
Течёт с небес вода обыкновенная.
И ты, порой,
почти полжизни ждёшь,
Когда оно придёт,
твоё мгновение.
Придёт оно,
большое, как глоток,
Глоток воды
во время зноя летнего…
А в общем —
Надо просто помнить долг,
От первого мгновенья
До последнего…
* * *
И вот мы снова идём… Сквозь рощи на склонах холмов, по козьим тропкам, мимо холодных ручьёв… К этому времени почти у всех были бригантины и фехтовальные перчатки, и я поругался с Саней, когда заставлял дозор идти по жаре в этой амуниции в то время, как остальные шагали, подвязав куртки к вещмешкам, босые, и даже девчонки шли "с голым торсом". Но в этом споре я победил.
Однако, нельзя не признать, что вокруг было тихо и спокойно. Даже живности крупней оленя тут не имелось, а море, блестевшее с высот, настраивало на окончательно умиротворяющий лад.
— Как же здесь здорово, — Танюшка, взобравшись на скальный выступ, огляделась. — Курорт настоящий, правда?
Я встал рядом с ней, обняв её за плечи. Кожа у девчонки была горячая и гладкая, как атлас.
— Красиво, — согласился, бросая взгляд на гору Ида, возвышавшуюся на юге. — А вот там будет ещё красивее.
— Лучше гор могут быть только горы,
На которых ещё не бывал! — пропел Басс, взмахивая рукой. — Эй, вы что там засели, горные орлы?!
— Догоним! — рявкнул я через плечо. — Вот ведь неуёмные, — заметил Танюшке. Она без слов потёрлась щекой о моё плечо, для чего ей пришлось нагнуться — мы с ней были почти одного роста…
— Это хорошо, что неуёмные, — ответила Танюшка и чихнула: — Солнышко нос щекочет, — объяснила она. Я улыбнулся и чихнул тоже, но специально. — Ну что, пойдём?
— Пошли, — я соскочил вниз и подал ей руку.
* * *
Широконечный крест был вырублен из камня в незапамятные времена — прямо в скале, возвышавшейся над ущельем, в которое мы входили. За коротким проходом видна была широкая долина. Её противоположный склон поднимался круто, а дальше уже совсем отчётливо видна была Ида.
Долина тонула в тишине и сонном зное полудня.
— Э-эй! — крикнул сверху Андрюшка Альхимович. — Смотрите, что тут!..
…Вблизи становилось ясно, что крест и в самом деле очень древний. Его полностью украшала резьба — "растительный" орнамент, как на рукоятях славянских мечей. Андрей расчистил у подножья креста плиту — точнее, обозначенный в каменной подушке прямоугольник. В нём были высечены строки церковно-славянских букв.
— Ёлки, наши! — выдохнул Сморч. — Советские, то есть русские!
— Не просто русские, — я, присев, поводил по ним пальцем. — Чёрт, я плохо это читаю…
— Я могу, — Серёжка Лукьяненко наклонился над моим плечом. — Это XV век.
— Йенс говорил, что самые старые могилы, которые он видел, были XVIII века, — вспомнил я.
— Я видел и XII, — сообщил Джек. — Ну так что там?
— Просьба к богу позаботиться и простить грехи, — Сергей встал. — И ещё — восемь имён и прозвищ. Мальчишки 13–16 лет. И вот тут дата от сотворения мира — по-нашему 1490-й год… Имена, кстати, не все русские, вроде бы два немецких и польское есть…
— Ну ясно, — кивнул Сергей Земцов, — как обычно — интернационал! — он отсалютовал палашом кресту, и мы повторили его жест.
* * *
Родник бил из скалы под напором, как из прорвавшейся отопительной трубы. Только тут вода была холодной — она прыгала в большое углубление, выбитое в скале напротив, а оттуда стекала вниз, превращаясь в обычный ручей. Пещеру мы отыскали метрах в сорока от источника и повыше — туда вела звериная тропка, и Олег Фирсов с Богушем долго кидали внутрь камни, поощряемые мною, Вадимом и Сергеем (мы трое хорошо помнили встречу с медведем в Карпатах). Внутри никого не оказалось.
И почему — стало ясно, когда мы вошли внутрь.
В пещере жили люди. Не сию секунду, но жили, и жили долго. А ушли, скорее всего, не по своей воле, потому что везде были разбросаны заплесневелые шкуры, какая-то мелочёвка, вдоль стен громоздились обломки лежаков… На какой-то момент мне показалось, что мы — в нашей собственной пещере в Карпатах.
— Смотрите, — Саня, зашедший дальше остальных, появился из темноты. В руке он нёс какую-то палку, и только при ближайшем рассмотрении я понял, что это винтовка. Ржавчина и сырость искалечили её почти непередаваемо, но я всё-таки узнал немецкий маузер.
— Очень интересно, — заметил Вадим.
— Ой, мальчишки! — прорезалась Ленка Власенкова. — Это всё немедленно надо убрать — раз. Развести костёр побольше — пуст всё просохнет, два…
— Ясно, — вздохнул я. — Командуй, завхоз. Мы поступаем в твоё распоряжение.
Следующие полтора часа мы метались туда-сюда, словно спятившие водомерки, под ободряющие команды Ленки, сводившиеся к фразе: "Я не знаю, что тут нужно сделать ещё, но вы всё делаете не так!"
Пещеру, судя по всему, обыскивали — и не надо даже спрашивать, кто это делал, как не надо было спрашивать и то, где останки бывших хозяев. Поэтому я весьма удивился, когда Вадим молча подал мне рваный, разлохмаченный блокнот с расплывшимися строчками карандаша. Понять в нём ничего, кроме отдельных строк, было нельзя, хотя блокнот был исписан по-русски.
Но слова "Йожо Гарбо" на одном из последних исписанных листов я различил.
— Смотри, — Вадим пристроился чуть сбоку и отчеркнул ногтем абзац. Я вгляделся и медленно прочёл вслух:
— "…погиб наш командир Йожо Гарбо…" Значит, погиб, — я захлопнул блокнот и, подумав, протянул Вадиму: — На, держи. Спрячь в мешок. Если будем в Карпатах — скажем Юлии, что её брат не стал рабом… — и я добавил задумчиво: — А всё-таки их перебили негры…
* * *
Солнечный луч разбудил Танюшку. Не открывая глаз, она тихонько, но с наслаждением потянулась, негромко пискнула от удовольствия и открыла глаза.
Она лежала поближе к выходу — после того, как в пещере чуть ли не полдня горел чудовищный костёр, выжигавший сырость и запахи, там всё ещё было слишком душно. Олег спал рядом на левом боку, вытянувшись под одеялом, спрятав под него руки и пригнув голову к груди. Солнце очертило на загорелых скулах лучшего на свете мальчишки лёгкие ломаные полукружья тени от ресниц. Тени дрожали — Олегу снился сон. Танюшка прислушалась, улавливая тихое, ровное дыхание — дыхание здорового, сильного парнишки.
Она почувствовала, что на глаза навернулись слёзы — сами собой. Неужели его убьют? Вот просто возьмут и убьют, и всё…
Она чуть повернула голову. За кустами перед пещерой сидели, обнявшись, Колька с Валюшкой Северцевой. "Часовой," — усмехнулась Танюшка и представила себе Олега — нагишом, стоящего перед нею с опущенными руками — как он закусывает губу и тихо, беспомощно как-то выдыхает, когда касаешься его там… как сглатывает… как его тело отзывается на ласки…
