Эрвин Лазар
Лечитесь у доктора Зирр-Зурра!
Услышав рев заслуженного артиста цирка льва Зигфрида Брукнера, кошка Ватикоти заметила:
— Это он нас так пугает.
Но когда рев повторился, у нее возникло смутное подозрение:
— Может быть, он есть хочет?
— Не думаю, — отрицательно покачал головой голубой чудо-жеребец Серафим. — Он вчера получил пенсию и купил себе сорок килограммов колбасы.
— Все ясно, объелся, — сказал неудержимо мыслящий Аромо. — Вот и ревет — всего, наверное, расперло!
В это мгновение до них снова донесся жалобный рев Зигфрида Брукнера:
— Оуй-ай-уой! — И рев этот был горек.
— Надо все-таки сходить посмотреть, — тихо произнес ходящий кедр Зóард Высокий.
— Да, — кивнул кот Микка-Мяу, — пойдемте посмотрим.
Все встали и пошли. Впереди шагали Микка-Мяу и Ватикоти с маленькой зеленой феей Мáминти. За ними — конь Серафим, Зоард Высокий и Аромо, а позади всех — самый добрый великан в мире Лайош Урод и медведь Бум-Бу-Бум.
Лев Зигфрид Брукнер сидел под дубом, рядом с ним валялись длинные тонкие батоны колбасы — все сорок килограммов, он к ним даже не притронулся.
— Ты, наверное, хочешь нас угостить? — спросила кошка Ватикоти.
— Берите, — отвечал замогильным голосом лев Зигфрид Брукнер. — Ешьте, уплетайте, все съедайте… Какое вам дело до того, что я берег ее для своих поминок!
— Для чего? — переспросил кот Микка-Мяу.
— Для поминок, — сказал еще более замогильным голосом Зигфрид Брукнер. — Умираю я. — На глазах его выступили крупные слезы. — Погибает самый красивый в мире лев. — Он уже плакал. — Погибает самое милое в мире существо. Изумительный Зигфрид и изумительный Брукнер. Изумительный я.
— Ты совсем из ума выжил! «Изумительный»! — передразнил его Микка-Мяу. — Что с тобой творится?
— Оуй-ай-уой! — застонал Зигфрид Брукнер.
— Прикидывается, — буркнул заяц Аромо, — здоров как бык.
— Ты разве не видишь, что он даже не притронулся к колбасе? — укоризненно заметил конь Серафим.
— И оделся по-праздничному, — растроганно прошептал самый добрый великан в мире Лайош Урод.
— Почему по-праздничному? — спросил кот Микка-Мяу. — Насколько я знаю, кроме этих клетчатых брюк, у него ничего нет.
Медведь Бум-Бу-Бум поднял лапу и показал на Зигфрида Брукнера.
— Бум-бу-бум, бум-бу-бум, — сказал он взволнованно.
— Ага! Вот оно что! Зигфрид надел красные подтяжки.
Дело в том, что подтяжек у широкогрудого льва было две пары. Серые и красные. В особо торжественные дни он надевал красные.
— Ну ладно, подожди, не стони, расскажи нам наконец, что с тобой случилось! — повернулся к нему Микка-Мяу.
— Зуб, — прошептал лев Зигфрид Брукнер, — зуб!
У всех по спинам побежали холодные мурашки. Так вот оно что, зуб!
— Сильно болит? — участливо спросил неудержимо мыслящий Аромо.
Зигфрид Брукнер отрицательно покачал головой.
— Нет, совсем не болит… Пока, — добавил лев многозначительно. — Пока еще не болит. Но скоро… через день, через два… ай-уой-оуй… я умру. Смотрите!
Он широко раскрыл пасть, и все увидели — бр-р-р! ой-ой-ой! — темное пятнышко на правом верхнем клыке!
— Да, несомненно, там есть дырочка, — произнес, содрогаясь, Микка-Мяу.
— Дыра, — кивнула кошка Ватикоти.
— Дырка, — сказал конь Серафим.
— Дырочка, — согласился великан Лайош Урод.
— Дыронька, — добавил ходящий кедр Зоард Высокий.
— Дырка-фырка, — печально вздохнула маленькая зеленая фея Маминти.
И тут Зигфрид Брукнер издал страшный рев:
— Еще одно слово — и я всех затопчу, разорву, изничтожу… — Голос льва вдруг сорвался. — И загры… заг… за… загрызу, — всхлипнул он, — только вот чем… Разве этим… смотрите…
— Бум, — произнес Бум-Бу-Бум, — бу-бум.
Зигфрид Брукнер вскочил да как схватит медведя!
— И ты туда же… и ты тоже издеваешься! Ты хотел сказать «дыра»? А? Или дырка? Дырочка? Дыронька? А?! Или дырка-фырка? Что?!
— Бу-бум, бум-бу-бум, — испуганно замотал головой медведь.
Очевидно, он объяснял, что вовсе не хотел сказать ничего такого. Совсем наоборот!
— Вот я и говорю! — отпустил его лев Зигфрид Брукнер и тут же заплакал. — О, как мне его жалко, о, как мне за него больно, о, как грустно!
— Кого тебе жалко? — спросил заяц Аромо подозрительно.
— Кого? Ты спрашиваешь, кого? У кого, интересно, в зубе дырка? Кто здесь умирает? Кто? — И чтобы ни у кого не возникло сомнений, он ударил себя в грудь. — Себя! Себя я жалею, за себя мне больно и грустно.
Неудержимо мыслящему Аромо надоели эти жалобы. Он презрительно скривился:
— Лучше бы ты в свое время чистил как следует зубы. Тогда и не пришлось бы столько хныкать.
— Ты хочешь сказать, что я не чищу зубов? — возмутился лев Зигфрид Брукнер. — Никогда?
— Совершенно верно, — сказал заяц Аромо.
Зигфрид Брукнер опустил голову:
— Ну что ж, это правда. Это правда, Аромо, признаю. Но что я не чистил зубов и в свое время — это клевета. В свое время я зубы чистил.
— Не понимаю, — вмешалась кошка Ватикоти. — Ты признаешь, что никогда не чистил зубов, но в то же время утверждаешь, что в свое время все же чистил…
— Ну что тут может быть непонятного, что?! — деланно возмутился Зигфрид Брукнер. — Неужели ты не понимаешь даже таких простых вещей? Никогда! Но в свое время — да! Опять непонятно?..
— Нет, прошу прощения, — прервал его сбитый с толку великан Лайош Урод, — в таком случае, когда именно ты чистил зубы?
— А я вам скажу когда! — вскричал заяц Аромо. — Когда баран писал роман, когда лисица была гусям сестрица, когда ослы были умны, когда фазан прыгал через стакан и когда индюк был всем лучший друг.
— Как здорово! — Ходящий кедр Зоард Высокий смотрел на Аромо раскрыв рот.
— А особенно красиво, — прошептала кошка Ватикоти, — это когда фазан прыгал через стакан.
— Да, получилось у тебя действительно здорово, — сказал лев Зигфрид Брукнер подозрительно. — Но не мешало бы тебе и объяснить, что значит вся эта чертовщина. Так чистил я зубы или не чистил? Говори прямо, что, по-твоему, было в свое время!
— В свое время — это значит тогда, — сказал Аромо, — когда то, что прошло, становится будущим, а то, что будет после того, было прошлым.
— Треснет, ой-ой, сейчас треснет! — закричал Лайош Урод.
— У тебя тоже зуб? — испугалась маленькая фея Маминти.
— Нет, не зуб. Голова.
— А от чего треснет?
— Да от всего, что говорит Аромо. Я, правда, не успеваю все уловить. Сейчас я как раз думал о том, как это — когда лисица была гусям сестрица… Лиса ведь гусей съест. Тогда почему она им сестрица?
— Ну, хватит, — сказал кот Микка-Мяу. — Вы все болтаете, а у льва, бедняжки, — показал он на Зигфрида Брукнера, — в клыке ужасная дырка.
— О да, — взревел Зигфрид Брукнер, — я чуть не забыл…
— Не рычи, пожалуйста, — сказал Микка-Мяу, — давайте лучше сядем все вместе и придумаем какое-нибудь действенное средство.
— Какое средство? — переспросил ходящий кедр Зоард Высокий.
— Действенное.
— А что это такое?
— Это значит, такое средство, чтобы в зубе льва Зигфрида Брукнера не оставалось дырки.
— Правильно! — воскликнула Ватикоти. — Только лучше даже не двейственное, а трейственное, и даже… — тут кошка запнулась. — Нет, не выходит.
— Что не выходит? — поинтересовался конь Серафим.
— Четырейственное…
— Глупости, — перебил их кот Микка-Мяу, — не двойственное и не трейственное, а дей-ствен-но-е. Ну ладно. Теперь я жду от вас чего-нибудь умного.
Приятели расселись кружком вокруг Зигфрида Брукнера.
— Если кому-нибудь придет в голову что-нибудь толковое, пусть скажет!
— Можно, я скажу? — воскликнул самый добрый великан в мире Лайош Урод.
— Ну, говори! — все посмотрели на него с любопытством.
— Я понял: лисица была гусям сестрица потому…
— Стой, стой. Говорить нужно не все, что тебе придет в голову, — терпеливо объяснил Лайошу Микка-Мяу, — а только про зуб Зигфрида Брукнера.
— А мне в голову все равно уже ничего не придет, потому что голова у меня треснула! — запричитал Лайош Урод.
— Ладно, тогда садись рядом с Зигфридом Брукнером! — кивнул ему кот Микка-Мяу. — Теперь, значит, у нас два дела: у Зигфрида Брукнера в зубе дырка, а у Лайоша Урода треснула голова. Давайте все думать, как им помочь!
Некоторое время друзья озабоченно смотрели прямо перед собой. И конечно, первым нашел решение опять-таки неудержимо мыслящий Аромо. Вернее, не совсем — но вы все сами увидите. Заяц Аромо поднялся со своего места, во взгляде его было что-то зловещее.
