Сказки братцев Гримм и сестричек Жутть
Однажды давным‑давно, во времена, когда еще не было страховых компаний и социальной защиты, жил мельник вместе со своей дочерью Деллой, и были они живы и даже вполне счастливы, пока их мельница не сгорела.
Внезапно у них не осталось ничего, кроме одежды, что была на них, — ни денег, ни способа их заработать, ни возможности вообще когда‑либо заиметь деньги, если только, конечно, им не удастся придумать какой‑нибудь план.
Мельник был хорошим мельником и очень хорошим отцом, но вот планирование у него шло из рук вон плохо.
А поэтому план его заключался в следующем: они сядут у дороги и станут ждать, пока мимо не проедет какой‑нибудь богатей. Тогда мельник возвестит, что его дочь умеет прясть золото из соломы и за три золотые монеты она — лично для вас! — перепрядет в золото целый сеновал. Если богатеи заинтересуются, а мельник особо указал, что ничего другого им не останется, то он сообщит, что магия работает только при лунном свете. «Ее нужно оставить одну, совсем одну, — скажет он. — Всю ночь напролет. А к рассвету вся солома превратится в золото».
— Не понимаю я такого плана, — сказала Делла. — Пряду я не очень хорошо. Даже шерсть. И понятия не имею, каким образом…
— Нет‑нет, — прервал ее мельник. — Ты не понимаешь…
— Не понимаю чего? — вздохнула Делла.
— Слушай, — сказал отец. — Вообще‑то план заключается в том, что ночью мы с тобой сбежим, прихватив три золотые монеты.
— Это же нечестно, — заметила девушка.
— Ну да, — согласился ее отец. — Но на эти монеты мы отстроим мельницу заново. А как только снова начнем работать, то будем экономить деньги, пока не расплатимся с людьми, которых мы одурачим.
Делле план не понравился, но, кроме жизни на мельнице, она больше ничего не видела и не знала. Поэтому согласилась.
Итак, сидели они на обочине дороги, и первый богатей, который проехал мимо них, оказался самым богатым человеком в стране, а именно королем.
— О нет! — сказала Делла, увидав на карете королевский герб. — Может быть, подождем еще?..
Но если мельник составлял планы из рук вон плохо, то менять их не умел абсолютно. Он выскочил на середину дороги и закричал:
— Моя дочь может напрясть золото из соломы! Дайте нам три золотые монеты, и она целый сеновал превратит в золото!
Король приказал кучеру остановить лошадей.
— Ты, — сказал он, выглядывая из кареты, — и ты. Вы оба подойдите ко мне.
Король смотрелся очень важно в одежде из красного бархата и парчи, шитой золотыми нитями. Колец у него было больше, чем пальцев, а на голове элегантно громоздился темный парик, кудри которого красиво вились вокруг его бледного лица. К носу король прижимал шелковый платок, потому что от Деллы и ее отца пахло гарью и дымом сгоревшей мельницы.
— О чем это ты тут говорил?
У мельника не было уверенности в том, что означает вопрос короля. То ли тот заинтересовался и нужно объяснять про лунный свет и одиночество, то ли король туговат на ухо и не расслышал первую часть речи. Мельник решил повторить все сначала.
— Моя дочь может напрясть золото из соломы. За три монеты она готова превратить для вас в золото целый сеновал.
— Если она такая талантливая, — спросил король, — почему же вы оба одеты в вонючие лохмотья?
— Ах, — сказал мельник. — Н‑ну…
Вообще‑то он собирался объяснять про лунный свет и одиночество и теперь не знал, что сказать.
— Почему мы одеты в лохмотья? — переспросил он. — Хороший вопрос… просто великолепный вопрос.
Король высморкался и бросил платок в дорожную грязь, поскольку не пользовался грязными платками. Он задумался и вытащил новый.
— Наша мельница сгорела, — пояснила Делла.
— Да, — поддакнул мельник. — Включая прялку. И солому.
— Хм‑м, — произнес король. — Хорошо. Можете идти следом за каретой в замок. Я дам вам три золотые монеты, прялку и солому.
Он выбросил второй носовой платок, даже не воспользовавшись им, и махнул кучеру, чтобы ехал дальше.
Мельник подтолкнул дочь, и они пошли по дороге следом за каретой.
— Видишь, — сказал мельник. — Говорил тебе, что все получится.
— Да, — ответила Делла. — Говорил.
Но она все равно тревожилась. И правильно делала. Потому что, как только они очутились в замке, план затрещал по швам.
Король настоял, чтобы Делла пряла в замке, а не в амбаре.
— Но, — запротестовал мельник, — ей нужно колдовать ночью, при свете луны.
— Отлично, — ответил король. — В комнатах на втором этаже много окон. Света будет достаточно.
Мельник поперхнулся. Со второго этажа будет гораздо сложнее умыкнуть дочь. Он сделал еще одну попытку:
— Но если кто‑нибудь нарушит ее одиночество во время колдовства, магия повернет вспять и все золото превратится обратно в солому.
— Мы запрем ее, чтобы никто не смог проникнуть к ней в комнату, — ответил король.
Делла подтолкнула отца локтем, пока мельник не ляпнул еще чего‑нибудь.
— И разумеется, — сказал король, — если она не сумеет превратить солому в золото, я велю отрубить ей голову.
А слугам он сказал:
— Заприте этого человека на всю ночь, чтобы он не попытался сбежать.
А когда два самых рослых лакея подхватили мельника под руки, король сказал ему:
— Возвращайся завтра, и я дам тебе либо три золотые монеты, либо голову твоей дочери.
— Но… но… — запричитал мельник, но прежде чем он придумал, что сказать, его выволокли из комнаты.
Впервые в жизни Делла осталась одна. Король велел проводить ее в комнату — такую большую, что там спокойно разместилась бы вся их мельница. Слуги принесли прялку, а затем кипу за кипой, кипу за кипой, кипу за кипой принялись таскать солому, пока не забили ею всю комнату, оставив небольшое пространство вокруг прялки.
Как же мне теперь выпутаться? подумала Делла. Она надеялась выскользнуть из комнаты, пока слуги готовили ее к ночной работе, но за ней все время кто‑нибудь да приглядывал. Когда королевская стража заперла двери, девушка попыталась вскрыть замок шпилькой для волос, как обычно поступают героини в сказках и книжках, но в результате своих трудов она получила только погнутую шпильку. Она не могла даже вылезти из окна: они было слишком узкие, чтобы протиснуться, да к тому же очень высоко расположены над землей. Но даже если она сумеет сбежать, что станется с ее отцом?
Делла пнула прялку, ей стало чуть‑чуть легче, но ненамного и ненадолго.
Слуги не оставили даже еды, а в комнате становилось все темнее и темнее, и вскоре только лунный свет просачивался через окна ее темницы. Делла добавила обед к списку того, что она пропустила сегодня.
Когда сидишь на твердом полу, меньше всего на свете хочется плакать, но именно этим она сейчас занималась.
Спустя некоторое время — спустя вообще‑то очень долгое время — Делла вытерла рукавом глаза и нос, потому что платка у нее не было, ни шелкового, никакого. Ей послышалось осторожное покашливание в углу, а краем глаза девушка заметила, как кто‑то протягивает ей носовой платок.
Не поворачиваясь, Делла постаралась придумать нужные слова.
— Видите ли, — начала она, — такой плач входит в процесс колдовства… Слезы- слезы, они смачивают прялку… но магия работает, только если я абсолютно одна в комнате, а раз вы подсматриваете за мной, я не начну колдовать, пока…
Тут она повернулась и замолчала на середине торопливого объяснения.
Она‑то ждала короля или слугу, а вместо них возле нее на корточках сидел молодой человек, который совершенно определенно и человеком‑то не был. А был он эльфом. Высокий и стройный, с заостренными ушами, он слушал очень внимательно, но несколько недоуменно.
— Ты столько чуши нагородила, — сказал он девушке, а потом улыбнулся, и Делла увидела, что по‑своему, на странный, ненашенский манер, он очень красив. — Но меня восхищает твоя сообразительность.
— Кто ты такой? — выдохнула Делла в изумлении. — Чего тебе нужно? Как ты попал сюда?
Юный эльф помолчал мгновение, размышляя, затем дал ответы в том же порядке, в котором задавались вопросы:
— Румпельштильцкин. Я услышал, как ты плачешь, и пришел выяснить, что случилось. Проходы между частями.
— Что? — переспросила девушка.
— Румпельштильцкин, — сказал эльф громче. — Услышал, как ты плачешь, и…
— Да нет, — перебила его Делла. — Что там про… проходы?!
Румпельштильцкин кивнул.
— Мир людей и мир магии существуют бок о бок, — он проиллюстрировал высказывание, разведя руки и растопырив длинные тонкие пальцы, а затем сложил ладони и переплел пальцы. — Так что мы занимаем свободное от вас пространство…
Он скептически посмотрел на слушательницу, как будто подозревал, что она ничего не поймет, а она взяла да все поняла.
— …и наоборот.
— О! — промолвила Делла. — Так ты услышал, как я плачу, из своего мира?
