Екатерина Боярских - Эй становится взрослым

Жил на белом свете серенький Тимка. Впрочем, почему это на белом? Почему это серенький? Мы же знаем, что белый свет на самом деле разноцветный — как радуга. Пусть лучше будет так: жил на свете Тимка и был он разноцветный — шёрстка серая, глаза зелёные, лапки белые, уши розовые.

А ещё у Тимки была сестра Тинка. А у Тинки — брат Тимка. Они были совсем непохожи, хотя и двойняшки. Тим был худенький и длинноногий, Тина — светленькая и пухленькая. У Тимки всё время отрывались пуговицы, а Тинка из дому не выходила, пока не завяжет бантики. Причём бантики у неё всегда были разные. Если один — синий, то другой — жёлтый. Или один — белый, а другой — рыжий. Тинка любила играть в мячик, а Тимка — в шахматы. Он быстро бегал, она — медленно.

Но когда Тина плакала — Тим её утешал, когда он шутил — она смеялась, когда они чего-то не понимали — разбирались вместе, когда гуляли — играли вместе, шалили вместе, уроки учили вместе, вместе мыли посуду, вместе читали книжки…

— Просыпайся! Я кому говорю! Ну? Просыпайся! Тебе говорю, мышь беззубая!

— Сама ты…

Тим открыл глаз. Левый. Чуточку.

Солнце светило так ярко, что он увидел только тёмный силуэт сестры, — но узнал её сразу. По ушам. Уши были точно Тинкины — маленькие, аккуратные. Солнце было такое, что он даже не разобрал, каких цветов у неё сегодня банты.

— Сама ты… — Тим немного подумал, как бы так отомстить за «мышь беззубую». — Выхухоль лопоухая!

— Я же ещё и выхухоль? Ты что, забыл? Мы в экспедицию собирались. Ты же сам вчера говорил: «Подъём в шесть утра, а кто долго спит, тот не с нами». Я проснулась, оделась, заплела косички, а ты-ы…

Тимке чуть было не стало стыдно, но он не успел устыдиться — так быстро вскочил с постели.

— А умыться? — напомнила Тинка.

— Пусть лентяи умываются!

— А причесаться?

— Пусть трусы причёсываются! В дорогу, Тинка!

Бантики у Тинки, как всегда, были разные: один — в горошек, другой — в полоску. И рюкзак розовый она приготовила. На всякий пожарный случай. Тинка с братом уже ходила в экспедицию и по опыту знала, что без рюкзака пропадёшь.

В розовом рюкзаке было много полезных вещей, но самой полезной хозяйка рюкзака считала гигантскую записную книжку. Тинка всё записывала: она не могла поверить, что кому-то может прийти в голову отправиться в экспедицию без огромного блокнота, семи ручек — разноцветных, как радуга, и цветных карандашей.

На первой странице записной книжки (совсем новенькой) зелёным и оранжевым цветом вперемешку она записала: «1 октября штурмуем Сундук», — и восклицательный знак, громадный, на всю страницу.

Да-да, в этот день мыши решили взобраться на Сундук — никем не покорённую вершину в Долине Семи Коридоров. Сколько страшных историй о таинственном Сундуке слышали они в детстве! Чего стоит одна только Легенда о Синем Мышонке: упал, пропал и не вернулся, — только маленькое синее привидение до сих пор шмыгает носом в самом дальнем, самом жутком коридоре.

А все эти мамины прибаутки:

и даже «По тебе сундук плачет».

А бабушкина колыбельная:

Ну и что? На Тимку всё это нисколечко не действовало. Он засыпал под бабушкину песенку, слушал страшные рассказы, кутаясь в одеяло, пугал девчонок синими привидениями, а сам думал: «Вот подрасту ещё немножко — и погляжу, что там интересненького». Таким уж Тимка родился — свободным, бесстрашным, любопытным.

И вот, наконец, брат и сестра подросли и отправились в путь. Они шли пустыми чистыми коридорами, свет падал из высоких окон. Мышата пересекали огромные солнечные пятна и полосы тени, отдыхали и снова шли. К обеду они вошли в седьмой коридор.

— Последний… Тим, я уже проголодалась.

— Ого, как тут тихо.

— Тебе не страшно?

— Нет. Мне интересно. А тебе?

— И мне не страшно. Только я есть хочу.

Вот так, хрустя сухариками, прыгая по солнечным пятнам, шагали они по седьмому коридору и ничего не боялись.

В конце коридора была дверь.

Дверь в конце коридора была заперта.

— Где-то должна быть дырка, — подумала вслух Тина.

Тим молчал: он думал изо всех сил, но не вслух, а про себя.

— О! Бомба! — наконец сказал он, сложив лапки на груди, как полководец, и поглядел на Тину так, будто именно она сейчас достанет из рюкзака эту самую бомбу и быстро подорвёт преграду.

— Ты извини, Тим, но где мы возьмём бомбу?

— Ну да, точно. Не запаслись.

И что нам теперь делать?

— Что-что — искать лазейку.

Но Тимка всё-таки сначала поднатужился и навалился на дверь изо всех сил.

— Тин! У меня получается!

— А ты хочешь выломать дверь плечом или плечо дверью? Если плечо — тогда точно сейчас получится.

Плеча было жалко, и двойняшки стали искать дырку. В одном месте деревянные доски от старости раскрошились.

— Подгрызём?

— Запросто!

— Знаешь, будь дырка чуть выше, мы бы уже не залезли, — сказал Тим, подсаживая сестру в получившуюся щель.

— Да ладно, мы — и не залезли бы? Придумали бы что-нибудь!

В кладовке было светло. Не так светло, как днём, а будто в маленькое окошко под потолком глядит солнце.

— Нет, Тим, ты только подумай… А говорят — «привидения воют», «синий мышонок», «не ходите — пропадёте». Ну и где они, эти привидения? — Тинка до того расхрабрилась, что начала подпрыгивать на месте. Косички прыгали вместе с ней.

— Где он, этот «синий мышонок»? Где этот страшный сундук?

— Про мышиное привидение не знаю, а вот сундук… — Тим почувствовал, что у него от волнения пропадает голос. — Сундук… — Он перешёл на шёпот: — Посмотри туда, в угол.

Сундук слегка светился — а может, это только так казалось. Его и сундуком-то называть не хотелось, такой он был маленький. Не железный, не кованый — из берёзовой коры. И крышка откинута.

Мышата постояли молча. Переглянулись. Ещё постояли.

— Бабушка говорила, лучше не надо…

— Ты же понимаешь, Тинка! Там же всё что угодно может быть!

— Сокровища?

— Сокровища! Карты! Старинные книги!

— Привидение?

— Сама только что спрашивала, где тут привидения, а теперь трясёшься.

— Сам трясёшься.

— Нет, ты. У тебя коленки дрожат.

— А у тебя зубы клацают!

Но ссоры не получилось, потому что сундук ведь был открыт, и там — правильно сказал Тим — могло быть всё что угодно, надо было только рискнуть и заглянуть внутрь. Или не рисковать, а повернуть назад, снова пролезть в дыру и шаг за шагом уйти по пустым и безопасным коридорам от настоящей тайны.

Первым не выдержал Тимка. По крышке он вскарабкался на край сундука и глянул вниз. Тинка последовала за ним. В сундуке ничего не было видно. Даже дна. Но пустым он явно не был.

— Тина… — Когда брат говорил таким голосом, он точно хотел что-то выпросить. — Ти-и-ин… давай спрыгнем? Там что-то есть, точно! Я чувствую!

— А вылезать как?

— Ты разве забыла, что у тебя верёвка в рюкзаке?

— Верёвка? Тим, ты гений.

Брат с сестрой привязали конец верёвки к крышке, чтобы потом взобраться по ней. Тимка взял сестру за лапку, и мышата прыгнули вниз.

— Ай! Ой! — вскрикивал Тимка, падая.

— И-и-и-и-и! — попискивала Тинка.

Они падали и падали, летели и летели, кувыркались и кувыркались, но лапок не разжимали — и, наконец, плюхнулись!

Удивительное дело, кто-то как будто знал, что они вот-вот упадут, и позаботился, чтобы не было больно. Мыши приземлились на охапку травы. «Апчхи! Ааааа-пчхя!» Ух… Кипрей, ромашка, клевер, мягкие ёлочки хвоща и что-то незнакомое, до того душистое, что Тинка зажмурилась от удовольствия и прошептала: «Как мёд… как мёд…». Под травой пружинил мох, и хотя Тим и Тина ничего пока не понимали, да и испуг ещё не прошёл, но они уже догадались: начались те самые приключения, от которых смелые не отказываются. А кто струсит, будет потом жалеть и мучиться — кто знает, какие чудеса могли бы с ним произойти?

Тут-то их и ухватили огромные тёплые руки.

— Наконец-то! Я ждал вас! Мыши — друзья нашего племени, — сказал кто-то большой, поднося их к самому рту.

«Съест, — разом подумали Тимка и Тинка. — Это же… ой-ой-ой… кажется, это человек! Ну всё. Мы попались». «С людьми одной дорожкой не ходи», — учила их бабушка. И сейчас они больше всего на свете хотели бы сидеть в своей норе и никогда, ни за что не отправляться на поиски каких-то дурацких сундуков. Только было уже поздно.