Эдуард Успенский - Вниз по волшебной реке

В одной деревне у одной бабушки жил один городской мальчик. Звали его Митя. Он проводил в деревне каникулы.

Целыми днями он купался в речке и загорал. По вечерам он забирался на печку, смотрел, как бабушка прядёт свою пряжу, и слушал её волшебные сказки.

– А у нас в Москве все сейчас вяжут, – говорил мальчик бабушке.

– Ничего, – отвечала та, – скоро и прясть начнут.

И она рассказывала ему про Василису Премудрую, про Ивана-царевича и про страшного Кощея Бессмертного.

А однажды утром бабушка сказала ему:

– Вот что. Возьми-ка ты гостинцы и сходи к тётке моей двоюродной – Егоровне. Погостишь у неё, поможешь чего по хозяйству. А то она одна живёт. Старая совсем стала. Того и гляди, в Бабу Ягу превратится.

– Ладно, – сказал Митя.

Он взял гостинцы и пошёл по дорожке через лес. Всё прямо и прямо. Как ему бабушка объяснила. Но чем дальше он отходил от деревни, тем больше удивлялся. Деревья расступались перед ним как живые. Трава стала зеленее, а цветы красивее и душистее.

И вдруг навстречу мальчику выбежал большой-пребольшой Серый Волк. Куда больше тех, что обычно сидят в зоопарке.

– Здравствуйте, – проговорил он человеческим голосом. – Вы, случайно, не видели здесь козлика? Серенького такого?

Митя сначала растерялся, а потом сказал:

– Нет… Не видел я козлика.

– М-да, – задумчиво протянул Волк, – значит, быть мне сегодня без завтрака. – Он сел на задние лапы. – А вот девочка вам не попадалась? Такая маленькая, с корзиночкой? В красной шапочке?

– Нет, – ответил Митя, – и девочка мне не попадалась.

– М-да, – ещё задумчивее протянул Волк, – значит, быть мне сегодня без обеда! – Он повернулся и побежал обратно в лес.

Мальчику стало жалко Волка, и он сказал:

– А хотите, я вас угощу? У меня есть с собой пирожок.

Волк остановился.

– С чем? С мясом?

– Нет. С капустой.

– Не хочу, – сказал Волк. – Вот колбасы я бы съел. Есть у тебя, мальчик, колбаса?

– Есть, – ответил Митя. – Только я боюсь, меня бабушка заругает.

– Какая ещё бабушка? – заинтересовался Волк.

Потому что серые волки всегда интересуются чужими бабушками и внучками.

– Бабушка Егоровна. Я к ней иду.

– Для тебя она, может, и бабушка, – усмехнулся Волк, – а для меня… ну даже ни капельки. Не бойся, она не заругает. Ты уж меня угости, а я тебе ещё пригожусь!

Митя угостил Волка колбасой и пошёл дальше. Ему совсем не было страшно. Потому что лес вокруг был очень добрый и светлый.

Дорожка пересекла зелёную поляну и побежала вниз, к речке.

Над речкой стелился белый туман и пахло молоком. Над туманом поднимался мостик.

– Неужели эта речка молочная? – удивился мальчик. – А мне никто про это не говорил.

Он остановился посередине моста и долго смотрел, как по лёгким молочным волнам бегают солнечные зайчики. Потом он пошёл дальше. Его шаги гулко раздавались в тишине, и с кисельных берегов прыгали в молоко разноцветные пучеглазые лягушки. Наверное, они были сделаны из желе.

Потом дорожка провела мальчика по тёмному лесу и упёрлась в низкий деревянный забор. За забором стояла ветхая избушка на курьих ножках.

– Избушка, избушка, – сказал мальчик, – а ну-ка повернись к лесу задом, а ко мне передом!

Избушка повернулась.

– Вот здорово! – удивился Митя. – А теперь налево! Раз-два!

Избушка повернулась налево.

– А теперь на месте шагом марш!

Раз-два! Раз-два! Раз-два… Раз-два… – маршировала избушка, поднимая пыль. И слышно было, как внутри на полках гремели, перекатываясь, чашки и блюдца.

Но тут окошко растворилось, и из него высунулась какая-то старуха.

– Ты что хулиганишь? Ты что хулиганишь? – закричала она. – Вот как выскочу, как выпрыгну, как тресну метлой!

– Здравствуйте, – сказал ей Митя. – А вы, бабушка, кто? Вы не Баба Яга?

– Да, – ответила старуха. – А ты кто такой?

– Я – Митя.

– Какой ещё Митя?

– Обыкновенный, Сидоров.

– А что же мне с тобой делать?

– Как – что?

– А так. Будь ты Иван-царевич, я бы тебя чаем напоила и спать уложила. Будь ты мальчик Ивашка, я бы тебя в котле варить стала. А что мне с Митей делать, я и ума не приложу!

– Варить меня не надо, – сказал мальчик. – Ведь я вам гостинцев принёс.

– От кого гостинцы?

– От бабушки моей Глафиры Андреевны. Я её внук.

– Да что же ты сразу не сказал? Стало быть, ты мой родственник! А я тебя метлой хотела! Ты уж погоди. Я мигом.

И в избушке что-то зашумело, зашуршало, задвигалось. Очевидно, подметался пол, стелилась свежая скатерть и вынималась чистая посуда.

Наконец дверь распахнулась, и мальчик поднялся по ступенькам.

В доме было чисто и прохладно. Баба Яга, с большим носом, нарядная и причёсанная, сидела за столом, а рядом с ней – маленькая, затхлая и какая-то вся зелёная незнакомая старушка.

– Почему вы, бабушка, такая мокрая? – спросил её мальчик. – Будто из болота вылезли?

– А я из болота и вылезла, – ответила старушка. – Я живу там, в болоте. Уж тыщу лет, наверное!

– Вот это да! Я и не слышал, чтобы люди в болоте жили. Да ещё тысячу лет!

– Конечно, – обиделась старушка. – Про Бабу Ягу вы все небось слышали. А я что? Я в ступе не летаю. Иванов-царевичей не кормлю. Я просто в болоте живу, и всё!

– Да знаешь ты её! Это же Кикимора болотная! – вмешалась Баба Яга. – Она тут живёт, по соседству. В гости выбралась.

– Вы, значит, Кикимора? Тогда я про вас знаю. Вы вместе с Лешим в лесу людей пугаете. Правильно?

– Какое там вместе! От него помощи дождёшься! Всё самой приходится делать!

Она немного успокоилась.

Всё-таки приятно – посторонний человек, городской мальчик, а о тебе что-то знает.

И они стали пить чай с брусничным вареньем и с клюквенным.

И разговаривать о том о сём. О пятом, о десятом. О тринадцатом и четырнадцатом.

На столе стояло блюдечко, старушка всё время заглядывала туда. А по блюдечку каталось яблочко.

– А это что? – спросил мальчик.

– Это яблочко – по блюдечку, – ответила Баба Яга. – Подарок мне от Василисы Премудрой. Она погостить приезжала, вот и оставила. Она много чего придумывает!

– Что же по нему видно, по этому блюдечку?

– Да всё, что хочешь. Мы всё теперь знаем, что у нас в царстве делается! – сказала Кикимора.

– Да ты садись поближе и смотри. – Баба Яга подвинула мальчику табуретку.

Митя взглянул… и вот что он увидел.

На берегу широкой Молочной реки стоял царский дворец.

Было жарко. Жужжали мухи. От жары молоко кое-где скисало, и в затонах получалась простокваша.

Во дворце тихо. Все обитатели попрятались где-то от невыносимого солнечного зноя.

И только в тронном зале было прохладно. Царь Макар сидел на краешке трона и смотрел, как прислужник Гаврила неторопливо натирал полы.

– И как ты трёшь? Как ты трёшь? – закричал царь. – Кто ж так полы натирает? А ну дай мне! Я тебя враз обучу!

– Нельзя, ваше величество, – степенно ответил Гаврила. – Не царское это дело – полы натирать. Увидит кто – разговору не оберёшься. Вы уж сидите, отдыхайте себе.

– Тьфу ты! – вздохнул Макар. – И что это за жизнь у меня? Топором работать нельзя – несолидно! Полы натирать нельзя – неприлично! Ну скажи мне, Гаврила, есть мне житьё в этом доме?

– Нет, – ответил Гаврила, – нет вам житья в этом доме!

– Ну, а скажи мне, Гаврила, видел ли я в жизни чего-нибудь хорошее?

– Не видели, ваше величество. Ничего вы не видели.

– Нет… если подумать, – сказал царь, – то что-нибудь хорошее-то было.

– Ну… если подумать, – согласился Гаврила, – тогда было. Это понятно. – И он снова зашаркал щёткой.

– Эх ты, «было – не было»… Слова путного от тебя не услышишь! Вот брошу всё, – продолжал царь, – и уеду в деревню к бабушке. Буду рыбу ловить на удочку. Пахать, как все люди. А вечером на завалинке буду песни играть. Эй, Гаврила, – приказал царь, – подай мне сюда балалайку!

– Нельзя, ваше величество, – ответил тот. – Не положено вам на балалайке играть. Не царское это занятие. Я вам гусли дам. Хоть весь день бренчите.

Он снял со стены гусли и, шлёпая босыми ногами, подошёл к царю. Макар поудобнее устроился на троне и запел:

Тут он остановился.

– Эй, Гаврила, что я распашу-то?

– Пашенку, ваше величество, пашенку.

– Ах да, – согласился царь и допел: