Но Перлина не была ни часовых дел мастером, ни ученым, а потому не знала секрета сердца-часов, и когда, по рассеянности, Гвоздик забывал завести своё сердце и становился злым, девочка сильно страдала, не понимая, что друг её в этом не виноват.
«Может быть, — думала с грустью Перлина, — я надоела ему и он хочет жить только с папой. На самом деле, кто я такая для них? Чужая, которую приютили из милости…»
Но как только Гвоздик снова заводил своё сердце и Перлина видела мальчика весёлым и жизнерадостным, она думала: «Нет, неправда. Гвоздик любит меня, и я для него самая настоящая сестричка».
Однажды Гвоздик сильно обидел Перлину, и она выплакала все свои слезы. Девочка не подозревала, что в тот день у механического мальчика не только не было заведено сердце, но он ещё сунул палец в штепсель и от электрического тока стал очень нервным.
Воспользовавшись отсутствием Пилукки, Гвоздик дёрнул Перлину за косичку и ущипнул своими железными пальцами, а когда она осмелилась его упрекнуть, закричал:
— В своём доме я хозяин и делаю всё, что захочу! Если тебе не нравится моё поведение, можешь уходить!
Перлина заплакала от обиды.
— Если ты на самом деле этого хочешь, — сказала она сквозь слезы, — я могу уйти!
— Уходи! Уходи! — закричал Гвоздик. — Я терпеть тебя не могу!
Вся в слезах, Перлина на цыпочках направилась к двери; на сердце у неё было очень тяжело.
— Ты правда хочешь, чтобы я ушла? — пролепетала она, переступая порог дома. — Ты меня действительно больше не любишь?
— Уфф! — тяжело вздохнул Гвоздик.
Тогда Перлина вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Философы говорят: нет ничего хуже горя, причинённого неожиданно и незаслуженно теми, кого мы сильно любим. Поэтому горе Перлины было очень велико.
ГЛАВА II
ГВОЗДИК ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ПОИСКИ ПЕРЛИНЫ
Перлина издали бросила последний взгляд на домик Гвоздика и Пилукки и с поникшей головой отправилась куда глаза глядят.
«Какое мне дело до этого злюки Гвоздика? — думала она про себя. — Пойду бродить по свету, забуду его и буду счастлива».
Но при этом она так сильно плакала, что слезы капали ей на кончики туфель.
Долго шла она по городу и всякий раз когда слышала голоса или шаги у себя за спиной, вздрагивала, думая, не Гвоздик ли это бежит за ней, чтобы попросить прощения. Но Гвоздик не побежал догонять Перлину, и носки ее туфелек совсем полиняли от потока горьких слёз.
«Ну и пусть, — подумала девочка, — если Гвоздик больше меня не любит, я обойду весь свет и постараюсь его забыть».
В эту минуту к ней подошла странная пожилая синьора; она держала на руках кота, собачку и клетку с попугаем. Синьора была одета очень элегантно, но старомодно, как одевались пятьдесят лет тому назад, а на шее у неё на чёрной ленточке висел золотой лорнет.
— Девочка, не поможешь ли ты мне нести клетку? — спросила она. — За это я дам тебе булочку с маслом.
Горе, как известно, влечёт за собой голод, поэтому вы можете себе представить, как голодна была Перлина.
— Хорошо, синьора, — ответила девочка и, взяв клетку с попугаем, пошла за странной дамой.
А как же Гвоздик? Неужели он действительно стал таким злым, что даже выгнал Перлину из дому? Конечно, нет. Когда вернулся домой Пилукка и завёл ему сердце-часы, Гвоздика так стали мучить угрызения совести, что он весь заскрипел от горя.
— Несчастный! — кричал он. — Как я мог выгнать Перлину!? Я себе этого никогда не прощу!
И в отчаянии он с такой силой начал биться головой о стену, что посыпалась штукатурка, стали падать кирпичи, и, если бы его не сдержал папа Пилукка, он разрушил бы весь дом.
— Папа, что мне теперь делать?
— Правда, голова у тебя железная, — ответил учёный, — но всё же тебе и самому следовало бы знать, как вести себя. Иди ищи Перлину, обыщи весь город, а если понадобится, — обойди весь свет, но обязательно найди её, попроси прощения и приведи обратно домой!
— Правильно! — закричал Гвоздик, хлопнув себя рукой по лбу, отчего раздался звон, словно от удара молота по наковальне.
Не теряя времени, он обнял папу и отправился на поиски Перлины.
— Не забывай заводить сердце каждую неделю! — напомнил ему напоследок Пилукка. — И не возвращайся без Перлины. Желаю тебе удачи, сынок!
Проводив Гвоздика до двери, Пилукка долго махал ему на прощанье и плакал от радости и печали: ему грустно было расставаться со своим сыном, но вместе с тем он был счастлив — таким поступком Гвоздик доказал, что у него действительно золотое сердце.
Гвоздика сильно мучили угрызения совести, и он бегом отправился искать Перлину: исколесил весь город и своими железными ногами так истоптал мостовую, что ему угрожал штраф за повреждение общественной территории.
Но Гвоздик думал только о Перлине. Он обыскал весь город вдоль и поперек и уже решил идти в другие края, когда вспомнил, что не зашел в цирк.
«Перлина любит цирк, — подумал он. — Может быть, она пошла посмотреть представление?»
ГЛАВА III
ГВОЗДИК НЕ НАХОДИТ В ЦИРКЕ ПЕРЛИНУ, ЗАТО НАХОДИТ РАБОТУ
Гвоздик собирался войти в цирк, но навстречу ему хлынул поток публики: спектакль был окончен. Повиснув на фонаре, железный мальчик принялся осматривать толпу, в надежде увидеть Перлину. Но вот все зрители вышли, униформисты заперли двери, а Перлины нигде не было.
«Может быть, она осталась там?» — мелькнуло в голове Гвоздика. Это была последняя надежда. Желая окончательно убедиться в своём предположении, он нырнул под тент — огромный парусиновый навес — и очутился в цирке.
Но что это? Наездники, акробаты, клоуны, униформисты — все бежали, унося кто стул, кто подпорки для тента, а кто, схватив за уздечку, тащил за собой лошадь. Но не подумайте, что это был грабёж! Просто разбирали цирк в связи с переездом в другой город.
Гвоздик, оставаясь незамеченным, вертелся среди загримированных и одетых самым странным образом людей; глазами он искал Перлину.
Вдруг железный мальчик обо что-то споткнулся: это был огромный чемодан, который сам собой двигался вперёд!
Удивлённый Гвоздик присмотрелся получше. Нет! Чемодан двигался не сам собой: его тащили, тяжело пыхтя и обливаясь потом, три крохотных человечка — три лилипута.
— Давайте я вам помогу, — невольно вырвалось у Гвоздика. — Куда отнести чемодан?
— В фургон[1], — хором ответили лилипуты. — Но если уж ты такой добрый, то позволь и нам сесть сверху. С нашими коротенькими ножками добраться до фургона — дело нелёгкое: для нас это целое путешествие.
Гвоздик поднял чемодан вместе с маленькими человечками и понёс. Тем временем лилипуты, сидя на чемодане, шептались между собой.
— Да он железный! — сказал один из них. — Я никогда не видел таких детей!
— Ну и что же? — возразил другой. — Может быть, для этого он прошёл специальный курс лечения.
— Во всяком случае, он, должно быть, сделан из особого железа, — заключил третий. — Я никогда ещё не встречал такого любезного и хорошего мальчика!
Гвоздик отнёс чемодан вместе с лилипутами в фургон, стоявший недалеко от цирка. Но фургон трёх лилипутов только лишь назывался фургоном, на самом деле это был игрушечный домик на колёсах.
— Какой ты милый, — сказал один из лилипутов, обращаясь к Гвоздику, — ты избавил нас от большого труда.
— Чего чего, а работы нам хватает! — добавил другой. Если бы ты знал, как мы живём! Не успеешь окончить представления, как сразу же в дорогу!
— Мы нигде не задерживаемся ни на минуту! — продолжал третий. — Сегодня здесь, а завтра уже далеко…
При этих словах у Гвоздика, который больше не надеялся найти Перлину в родном городе, возникла гениальная идея.
— А если я поступлю работать в цирк, — сказал он, — я тоже смогу объехать все города в поисках девочки, которая мне очень дорога?
— Конечно! В каждом городе, где мы выступаем, все жители приходят смотреть наши представления. К тому же тебе повезло, — директор сейчас как раз ищет новых артистов.
Не теряя времени, лилипуты решили представить Гвоздика директору цирка.
— Но, — сказал один из них, почёсывая себе ухо, — в цирке мне никогда ещё не приходилось видеть ни одного артиста, который был бы целиком из железа.
— Директор может испугаться, — прибавил другой.
— Пустяки, — успокоил их третий, — это дело поправимое: стоит только его замаскировать, и директор ничего не заметит.
В мгновение ока лилипуты раздобыли для Гвоздика старый джемпер и берет, помогли одеться и проводили к директору.
Высокий и толстый, с грудью, увешанной орденами и медалями, директор, словно генерал, стоял посреди арены и командовал людьми, разбиравшими цирк. Он окинул взглядом Гвоздика и с пренебрежением спросил:
