— Пускай тогда ваша Вострушечка для меня ещё и службу сослужит. Вот отнеси ей ниточку. Пусть за одни сутки она соткёт мне из этой ниточки широкую скатерть… Да быстрей шагай! Сутки уже начались!
Вздохнул мужичок, пошагал домой не с Терёшкой, а с ниточкой. Опять там перед дочуркой кручинится:
— Что делать станем?
А Вострушечка-семилеточка отламывает от веника тонкий прутик:
— Отнеси прутик царю. Пусть найдёт мастера, который бы сделал из прутика ткацкий стан. Да не спеши, батюшка, выспись. У тебя сегодня времени много, сутки-то длинные.
Выспался мужичок, явился с прутиком к царю. Тот сразу:
— Что за шутки? Кто это из одного прутика сможет целый ткацкий стан смастерить?
А мужичок тоже сразу:
— Правильно, царь-государь, правильно! Стан из прутика сделать нельзя, но и нельзя выткать, значит, из одной нитки широкую скатерть.
Рассмеялся царь:
— Опять одержала верх надо мной твоя дочь! Я её увидеть теперь желаю. А если она и в гостях такой же толковой окажется, то так и быть — отпущу с ней Терёшку. Только вот явиться пред мои царские очи должна она ни пешком, ни на лошади, ни раздета, ни одета, ни с подарком, ни без подарка…
Побежал мужичок за Вострушечкой. Она минуты лишней не потеряла — вмиг к царю в гости собралась.
Сарафан скинула — вместо одёжки в отцову рыбацкую сеть завернулась. На Терёшкиной голубятне сизаря изловила — в руки взяла. Ступила на лыжи, да и айда по траве, как по мягкому снегу, прямо во столицу. Подъезжает к царскому терему. Царь со слугами на крыльце стоит, загодя усмехается, думает: «Теперь девчонке Вострушке моё трудное задание не исполнить ни за что!»
Но тут подаёт ему Вострушечка сизого голубка, а тот, не дождавшись, пока царь руки протянет, возьмёт его, — порх! — да над крышами и взлетел!
— Вот, — говорит Вострушечка-семилеточка, — вам, ваше царское величество, и мой подарок — не подарок. Вот я перед вами и не одета, и не раздета, ни на лошади, ни пешком! Где Терёшка?
А царю Терёшку отдавать неохота. Пустился царь на хитрость новую.
— Хорошо, — говорит, — хорошо! Будет тебе Терёшка… Только сначала выбери себе сама и от меня подарочек.
И хлопает царь в ладоши, и на крыльце откуда ни возьмись сразу три барашка.
Один барашек — белый, а копытца — звонкие, изумрудные. Другой барашек — ещё белее, а копытца — янтарные. Ну, а третий барашек — простой, серенький, копытца обыкновенные, и даже как будто бы не совсем он здоров. Всё вниз глядит, головы почти не держит.
— Вот, — говорит царь, — какой тебе барашек самым дорогим покажется, того и забирай. Только бери, да, чур, потом не передумывай!
А Вострушечка-семилеточка отвечает:
— Нечего мне думать, нечего передумывать! Я серенького беру.
— Как так? — взволновался царь. — Да чем он, этот серенький, слабенький, показался тебе дороже других?
— А тем и показался, что — слабый! Мне мамушка моя всё наказывала: отворачиваться придётся, так от всех отвернись, а от слабого — нет! Слабому помочь надо… Вот я этого барашка и беру. Я его выхожу.
— Эх! — сказал царь. — Не знал я, что ты вся в свою мамушку. Тогда бы я по-другому поколдовал-поступил… Ведь серенький-то барашек — это твой Терёшка и есть! Ну, да нашего царского слова я переменить не могу, я его должен выполнить!
И царь опять ударил в ладоши, и серенький, слабенький барашек стал шустрым Терёшкой.
Вострушечка-семилеточка подхватила Терёшку за руку, и они бегом-бегом, да всё дальше от царского терема, помчались по дороге к родному дому.
А там уж и отец — то на дорогу смотрит, выбегает, то обратно в дом забегает: готовит в честь Терёшкиного возвращения на всех своих соседей угощение. Он знает теперь: если за Терёшкой пошла Вострушечка-семилеточка, то непременно его и приведёт!
В полевой, тихой деревеньке жила девочка. И всё у неё и во всей деревеньке шло хорошо. Но это хорошее вдруг кончилось. Посеют деревенские люди пшеницу, а следом ударит нежданно крутая стужа — пшеница вымерзнет. Посеют на другой год ячмень, а тут засуха навалится — ячмень выгорит. Худо стало в деревеньке! Не пахнет больше в избах тёплыми караваями, не булькают в печках горшки с кашей, новый посев начинать тоже нечем. Да и разуверились люди: «Что, мол, теперь начинать? Всё равно, сей не сей, а ничего уж доброго не взойдёт…»
И вот — кто залёг на нетопленную печку, кто в углу сидит, даже в окошко на опустелые поля не глядит; приуныли и родители девочки. Лишь сама девочка всё выбегает за калитку, уходит по тропинкам в окрестные поля.
Родители, конечно, спрашивают: «Зачем?» А девочка отвечает: «Не хочу без дела сидеть, не хочу весь день в пустой угол глядеть… Я на тропинках-то, может, выхожу что-нибудь доброе, живое!»
И — верно. Ходила она, ходила — видит однажды в пустой полевой борозде этакое гнёздышко-шалашик. Шалашик ей всего до лодыжки, но внутри кто-то как будто бы шебуршит.
«Живое нашла… Перепёлочка!»— ахнула девочка тихо и в шалашик заглянула. А там совсем и не перепёлочка, там сидит крохотный старичок. Он синими глазками смотрит, он говорит девочке:
— Ну вот, я наконец хоть кого-то и дождался!
— Кого же ты здесь дожидался?
— Ваших, деревенских…
— Да кто ты сам-то такой? — удивляется девочка.
— Я — полевичок! Я вашим деревенским посевное зёрнышко сохранил. Оно — счастливое. Только надо за ним как следует поухаживать. Зови сюда скорей всех желающих.
Девочка — бегом в деревню, девочка стучит во все окошки:
— В поле, в шалашике старичок-полевичок сидит, нас ждёт! У него есть одно счастливое зёрнышко! Кто желает за зёрнышком поухаживать?
Только на стук никто не выходит, все отмахиваются, все отвечают:
— Какой такой полевичок? Мы в него не верим… И что проку в одном-единственном зёрнышке? Вот если бы целый воз, тогда бы — да! А так, заниматься неизвестно чем да наудачу, нет у нас больше никакого желания…
Все сказали: «Нет!», родители ответили так же, и девочка вернулась к шалашику одна.
Старичок головой покачал, руками развёл:
— Что ж… Если деревенские люди всякую веру да желание растеряли сами, то и мне для них не сделать ничего.
Старичок вздохнул, нахлобучил потуже соломенный картузик, и девочка поняла, что он собрался уходить.
— Постой, дедушка! — закричала она. — Постой! Не уходи! Желание растеряли не все. Ухаживать за зёрнышком желаю я!
Остановился старичок, глянул на девочку с недоверием:
— Так ли? Желание-то должно быть очень крепким. Не на минуту, не на час, не на один день.
— Оно у меня, дедушка, надолго! Оно у меня — навсегда! Говори, что нужно делать?
И старичок подал девочке обыкновенное с виду зёрнышко.
— Надо его вот здесь посадить и надо его полить.
— Вмиг, дедушка, посажу! Вмиг полью!
Побежала девочка опять в деревню, возвратилась с лопатой, с ведром, полным колодезной воды. А когда посадила зёрнышко и собралась его поливать, то старичок говорит:
— Колодезная вода не годится. Она слишком жёсткая. Тут нужна водица мягкая, речная.
И пускай речка была очень и очень не близко, берега её крутыми, высокими, а всё равно девочка из этой речки принесла теперь воды мягкой.
Но земля в поле высохла настолько, что воду выпила сразу, и старичок говорит:
— Неси ещё!
Так и таскала девочка воду целый день. А ведро тяжёлое, а руки не слишком сильные, да и всё время есть хочется. Старичок же спрашивает лишь об одном:
— Не пропало твоё желание?
— Нет, не пропало… — шепчет девочка и воду всё таскает.
И вот, когда солнце на закат пошло, земля с зёрнышком напилась вдосталь, а тут и звёзды в небесах зажглись.
— Отдыхай! — разрешил старичок.
Приткнулась девочка ничком у шалашика — ночевать домой ноги не бредут.
Наутро, едва зорька зарумянилась, старичок командует вновь:
— Подымайся!
Поднялась девочка, опять было взялась за ведро, да глянула на вчерашнюю политую бороздку и — опешила!
Стоит там дерево — не дерево, стебель — не стебель, но качается на нём колос, а в колосе два огромных, спелых зерна. Одно — янтарное, другое — золотое.
Старичок весело говорит:
— Это ещё не всё чудо! И работа не вся. Забирай зёрна в передник, пойдём искать жернова-меленку.
Жернова были у девочки дома в чулане. Там, не успели порог перешагнуть, старичок велит:
— Золотое зерно спрячь подальше, бросай в жернова зерно янтарное. Да крути, старайся, не отступай!
И вот девочка старается, жернова на всю избу гремят; родители услышали шум, в чулан заглянули:
— Что, доченька, опять такое? Молоть у нас нечего, а ты зачем-то крутишь жернова…
Старичок за девочку спрятался, шепчет:
