Крабат поначалу не понял, что речь идет о нем. Но Петар подтолкнул его в бок, он спохватился и вышел.
– Твое имя?
– Крабат.
– Кто поручится?
– Я! – Ханцо вышел вперед и встал рядом с Крабатом. – Я ручаюсь за этого парня и за его имя.
– Один не в счет! – возразил Мастер.
– И я, – Михал встал по другую руку Крабата. – Один да один – пара. Двоих поручителей хватит. Я ручаюсь за этого парня и за его имя.
Мастер и два поручителя вели разговор по особому ритуалу. Мастер спрашивал, где, когда, хорошо ли ученик Крабат освоил мукомольное дело. Они утверждали, что он уже овладел всеми тайнами ремесла.
– Вы можете за это поручиться?
– Можем.
– Раз так, то, согласно уставу гильдии Мельников, мы переводим ученика Крабата в подмастерья.
В подмастерья? Крабат подумал, что ослышался. Неужто его ученичество уже окончилось – сегодня, спустя лишь год?
Мастер поднялся, надел треуголку. Взяв тесак, подошел к Крабату. Притрагиваясь тесаком к его голове и плечам, произнес:
– По уставу гильдии Мельников, я твой Учитель и Мастер, в присутствии всех подмастерьев объявляю: ты больше не ученик. Теперь ты равный среди равных, подмастерье среди подмастерьев!
С этими словами он вручил Крабату тесак, чтобы тот носил его за поясом, как и все остальные подмастерья. С тем и отпустил,
Крабат был поражен. Чего-чего, а этого он никак не ожидал. Комнату Мастера он покинул последним.
В сенях на него вдруг набросили мешок, схватили за руки, за ноги.
– Тащи молоть! – Крабат узнал голос Андруша.
Он попытался вырваться. Да не тут-то было! С шумом и хохотом парни подтащили свою ношу к жерновам, опустили на мучной ларь, принялись мять да валять.
– Уж мы из тебя подмастерье сделаем! – кричал Андруш. – Подмастерье без сучка, без задоринки!
Они катали Крабата как тесто, пихали, мяли, тузили кулаками. Раз кто-то сильно стукнул его по голове.
– Прекрати, Лышко! Нам его перемолоть надо, а не пришибить! – Это был голос Ханцо.
Когда Крабата оставили в покое, он и вправду чувствовал себя так, словно побывал между жерновами. Петар снял мешок, а Сташко высыпал Крабату на голову горсть муки.
– Он перемолот, братья! – возвестил Андруш. – Теперь он – подмастерье до мозга костей! И нам за него не стыдно!
– Ура! – закричали Петар и Сташко. Они с Андрушем были здесь заводилами. – Ура! Качать его!
Крабата опять схватили за руки и за ноги.
Парни подбрасывали его и ловили, подбрасывали и ловили, подбрасывали и ловили... Потом послали Юро в погреб за вином. Крабат чокнулся со всеми.
– За твое здоровье, брат! И за счастье!
– За здоровье и счастье, брат!
Пока подмастерья веселились, Крабат отошел в сторонку и сел на ворох пустых мешков. Голова гудела, да и не диво – не мало он испытал в этот вечер! Подошел Михал, сел рядом.
– Кажется, тебе не все ясно, Крабат?
– Нет, не все. Как мог Мастер произвести меня в подмастерья? Разве мое учение окончилось?
– Первый год на мельнице в Козельбрухе идет за три, – объяснил Михал. – Со времени твоего прихода сюда ты здорово повзрослел, Крабат! На три года!
– Разве так бывает?
– Бывает! Здесь, на мельнице, как ты, наверно, уже заметил, много чего бывает!
Как зима началась, такой и оставалась – снежной и мягкой. В этот год со шлюзами не было особых хлопот. Лед быстро таял, а если и держался, то скалывать его не составляло труда. Но снег выпадал обильный. Уборка его теперь пала на плечи новичка, и тот с ней едва справлялся.
Когда Крабат смотрел на худенького, шмыгающего носом Витко, он понимал, что Михал сказал тогда правду о трех годах. Да он ведь и сам мог бы это давно заметить по своему росту, по голосу, по прибывающей силе. Как-то в начале зимы он обнаружил даже легкий пушок у себя на щеках и подбородке.
Мысли о Тонде не покидали его. Дважды пытался он сходить к нему на могилу, но не удалось: слишком много снега выпало в Козельбрухе, не пробраться. Все же он решил при малейшей возможности попытаться еще раз. И тут ему приснился сон.
...Весна. Снег растаял, ветер высушил лужи. Крабат идет по Козельбруху. День или ночь? Сияет луна и светит солнце. Вот-вот будет Пустошь. И вдруг он заметил какую-то фигуру, выплывающую из тумана. Нет, она удаляется. Может, это Тонда?..
«Тонда, остановись! Это я – Крабат!»
Фигура колеблется, но уходит. Крабат бросается вслед.
«Остановись, Тонда!» Крабат бежит изо всех сил. Расстояние сокращается.
«Тонда!»
Еще несколько шагов, и он – у канавы. Канава глубокая и широкая. Ни мостика, ни досочки, чтобы ее перейти, за ней – Тонда, Крабат видит его спину.
«Почему ты убегаешь от меня, Тонда?»
«Я не убегаю. Ты ведь знаешь, я на том берегу. А ты оставайся на этом!»
«Повернись хоть ко мне лицом!»
«Я не могу оглянуться. Крабат. Мне нельзя смотреть назад! Но я слышу. И могу ответить тебе на три вопроса. Спрашивай, если хочешь!»
Вопросы давно его жгут.
«Кто повинен в твоей смерти, Тонда?»
«Больше всего я сам».
«А кто еще?»
«Узнаешь, если будешь смотреть в оба. Теперь последний вопрос».
Многое хочется узнать... Крабат думает.
«С тех пор как тебя не стало, у меня нет друга. Я так одинок! Кому я могу довериться?»
Тонда и теперь не глядит на него.
«Иди домой. Ты можешь полностью доверять тому, кто первый окликнет тебя по имени. И еще вот что на прощание. Ничего, что ты не приходишь на могилу. Я знаю, ты всегда думаешь обо мне. Это важнее!»
Медленно поднимает он руку в знак прощания и исчезает в тумане.
«Тонда! Тонда! Не уходи!»
И вдруг он слышит свое имя:
– Крабат! Проснись!
– Крабат!
Михал и Юро стоят у его постели. Крабат никак не поймет, спит он или уже проснулся.
– Кто меня звал?
– Мы, – отвечает Юро. – Слышал бы ты, как ты кричал во сне!
– Я? – Крабат удивлен.
– У тебя жар? – Михал берет его за руку.
– Нет! Мне приснился сон... – И тут он поспешно спрашивает. – Кто из вас позвал меня первый? Скажите! Мне это надо знать!
Михал и Юро отвечают, что не обратили внимания.
– Но в другой раз, – добавляет Юро, – посчитаемся, кому будить, чтобы уж не сомневаться!
Крабат уверен, что Михал позвал его первым. Юро, конечно, хороший парень, добрый, заботливый. Но все-таки он глуповат. Ну да, Тонда имел в виду Михала! С тех пор всегда, когда ему нужен был совет, Крабат обращался к Михалу.
Кое в чем Михал походил на Тонду. Крабат догадывался, что он потихоньку помогает новенькому Витко, так же, как прошлой зимой Тонда помогал Крабату, – иногда он видел их вместе.
Юро тоже помогал постоянно голодному ученику: «Ешь, парнишка, ешь побольше, станешь большим и сильным! А то ведь что это – кожа да кости!»
Вскоре опять поехали в лес. Шестеро подмастерьев, среди них и Крабат, должны были перевезти на мельницу поваленные прошлой зимой деревья. При таком обилии снега – нелегкая работа.
Провозились целую неделю, чтобы расчистить дорогу до места повала, хоть и трудились в поте лица.
Один Андруш никак не мог взять в толк – к чему так усердствовать. Заботился лишь о том, чтобы не замерзнуть. «Кто мерзнет за работой, осел, – объяснял он, – а кто потеет, дурак!»
Февраль на дворе, а днем было так тепло, что все возвращались из лесу в мокрых сапогах. Вечером сапоги приходилось смазывать жиром, и жир втирать, чтобы они не заскорузли у печки.
Все это делали сами, только Лышко всякий раз заставлял Витко возиться со своими сапогами. Когда Михал это заметил, Лышко пришлось держать ответ перед парнями. Но это не произвело на него ни малейшего впечатления.
– Да что тут такого? Сапоги мокрые, а ученик на то и есть, чтобы работать.
– Не на тебя! – взорвался Михал.
– Ах так! Не суй нос не в свое дело! Ты тут Старшой?
– Нет. Но уверен, что Ханцо со мной согласен. Так что сам теперь возись со своими сапогами. А не то пеняй на себя! И никто меня не осудит! Я предупредил тебя, Лышко!
Однако досталось вовсе не Лышко.
В пятницу вечером, когда подмастерья, обернувшись воронами, опустились на жердь в Черной комнате, Мастер объявил: до него дошло, что кто-то из них потихоньку облегчает работу новому ученику. А всем им известно, что это строго-настрого запрещено. Поэтому виновный понесет наказание. С этими словами Мастер повернулся к Михалу.
– Как ты посмел помогать мальчишке! Отвечай!
