Отфрид Пройслер - Разбойник Хотценплотц и муравейник с начинкой

Госпожа Худобок поставила на стол чайные чашки и до краев наполнила их пуншем.

— Пейте на здоровье, мои дорогие, пейте, пожалуйста, это пойдет вам на пользу!

Взгляд ее упал на Хотценплотца.

— У вас выражение на лице, как у кислого судака. Вас что-то тревожит?

Бывший разбойник осушил чашечку пунша.

— Вас это удивляет, госпожа Худобок? Когда я думаю о завтрашнем дне, у меня возникают все основания к этому, — потому что я ровным счетом ничего не умею, чтобы честным способом зарабатывать себе на хлеб, разрази меня гром!

— Это не так уж страшно! — воскликнула госпожа Худобок. — Хотите чуточку заглянуть в будущее?

— Если вы можете…

Она извлекла из сундука колоду карт, отодвинула чашки в сторону и разложила карты.

— Вот это, — объяснила она, — семерка пик, а вот это валет треф. По диагонали от них лежит бубновый король, а сейчас… Да, правильно, ну что я говорила — теперь к ним в придачу идет червонный туз! Вы знаете, что это значит?

— Ни малейшего представления.

— Это значит, — воскликнула госпожа Худобок, — что вы откроете ресторан!

— Э-э… ресторан?

— Ресторан «Разбойничья пещера» в лесу — или у вас есть для него более подходящее название?

Хотценплотц резко откинулся назад вместе со стулом. Еще мгновение, и он опрокинулся бы навзничь. Затем хлопнул себя по лбу и принялся хохотать.

— Хо-хохо-хо, это ведь и вправду неплохая мысль, госпожа Худобок! Вашим картам цены нет! Ресторан в лесу, ха-хаха-ха! А вас, дамы и господа, всех сидящих за этим столом, я приглашаю на открытие — будет разбойничье угощение, грибной соус с чесноком и сливовица… Если полиция ничего не имеет против.

Господин Димпфельмозер разгладил усы и поднял чашку с пуншем.

— Если вы меня спрашиваете, то я могу ответить на это только: на здоровье, господин разбойничий хозяин!

— На здоровье! — воскликнул Касперль.

— На здоровье! — воскликнул Сеппель. Потом они уплетали сырно-солено-селедочную тыкву до тех пор, пока у них животы не заболели, и пребывали в таком счастливом расположении духа, что не поменялись бы местами ни с одним человеком на белом свете: даже с самим собой.