— Просыпайся, гроза стоматолога! — закричал он.
Солнышко приоткрыла один усталый глаз и обнаружила, что прямо перед ней находятся ноги негодяя, в частности его левая щиколотка с татуировкой, отчего младшая Бодлер пожалела о том, что вообще открыла глаза. На щиколотке у Олафа было вытатуировано изображение глаза, и Солнышку подумалось, что этот глаз наблюдал за всеми злоключениями Бодлеров — с того страшного дня на Брайни-Бич, когда дети узнали, что их дом сгорел. Время от времени Олаф пытался прятать это изображение от представителей власти, и те не узнавали злодея, поэтому дети сами научились разоблачать его. Несмотря на все его смехотворные обличья, Бодлеры начали замечать изображения глаза и в других местах, например в приёмной злой гипнотизёрши-оптиметриста, на сумочке Эсме Скволор, на стене карнавального фургона и на цепочке, украшавшей шею Мадам Аулу. Казалось даже, будто этот глаз подменил собою глаза родителей Вайолет, Клауса и Солнышка, но вместо того, чтобы оберегать детей и заботиться об их благополучии, глаз бессмысленно пялился на них, словно бы ему не было никакого дела до несчастий сирот и он не мог ничего для них сделать. Приглядевшись, можно было различить скрытые в изображении глаза буквы Г. П. В., и это напомнило Солнышку обо всех страшных тайнах, которые окружали троих детей, и о том, насколько далеки сироты от того, чтобы распутать стянувшие их непостижимые тенёта[8]. Однако прямо с утра трудно думать о тайнах и загадках, особенно когда на тебя кричат, и Солнышко решила всё-таки послушать, что ей говорит похититель.
— Будешь, сиротка, готовить на нас и убирать, — заявил Граф Олаф. — Начнёшь с приготовления завтрака. У нас впереди трудный день, и хороший завтрак придаст мне и моей труппе сил, необходимых для совершения неописуемых злодеяний.
— Плака? — спросила Солнышко, что означало нечто вроде «Как же мне приготовить завтрак на вершине открытой всем ветрам горы?», однако Граф Олаф лишь гнусно ухмыльнулся.
— Плохо, что мозги у тебя меньше зубов, мартышка, — сказал он. — Несёшь всякую ерунду, как всегда.
Солнышко вздохнула, сожалея о том, что на вершине Коварной Горы нет никого, кто понимал бы её слова.
— Перевед, — возразила она, подразумевая «Если вы чего-то не понимаете, это не значит, что это ерунда».
— Ну вот, опять болтаешь, — сказал Олаф и бросил ей ключи от машины. — Доставай из багажника продукты — и вперёд!
Тут Солнышку пришла в голову одна мысль, которая несколько её воодушевила.
— Секреслов, — произнесла она, что на её языке означало «Раз уж вы меня не понимаете, я, само собой, могу говорить всё, что пожелаю, а вам и в голову не придёт, что я имею в виду».
— Надоели мне твои дурацкие высказывания, — бросил Граф Олаф.
— Бруммель, — ответила Солнышко, что означало «Мне представляется, что вам срочно нужна ванна, а одеты вы крайне нелепо».
— Помолчи хоть секунду! — приказал Граф Олаф.
— Корнеплод, — сообщила Солнышко, что означало «вы нехороший, злой человек, который ни капельки не заботится об окружающих».
— Заткнись! — взревел Граф Олаф. — Заткнись и иди готовить!
Солнышко выбралась из кастрюли и встала на ноги, глядя на заснеженную землю, но так, чтобы негодяй не заметил, как она улыбается. Насмешничать нехорошо, но Солнышку показалось, что подшутить над столь злым и гнусным человеком, как Граф Олаф, не так уж и дурно, и пружинистым шагом направилась к автомобилю Графа Олафа. Это выражение здесь означает «неожиданно бодро и весело для человека, оказавшегося в когтях безжалостного негодяя на вершине горы, где было настолько холодно, что даже ближайший водопад промёрз до основания».
Однако стоило Солнышку Бодлер открыть багажник, как улыбка сошла с её лица. В обычных обстоятельствах хранить еду в автомобильном багажнике небезопасно, поскольку некоторые продукты без холодильника портятся. Однако, как обнаружила Солнышко, на Коварной Горе температура упала настолько низко, что продукты, наоборот, замёрзли. Все они были покрыты тонкой корочкой инея, и Солнышку пришлось забраться внутрь и стирать этот иней голыми руками, чтобы разобраться, какой завтрак можно приготовить для труппы Олафа. В багажнике обнаружились богатейшие запасы, которые Олаф украл на Карнавале, но для плотного завтрака они не годились. Под гарпунной пушкой прятались банка кофе в зёрнах и промёрзший брикет шпината, но размолоть кофе было нечем. Возле корзины для пикников и большого пакета грибов нашёлся кувшин апельсинового соку, но он оказался у самой пробоины от пули, и сок смёрзся в ледяную глыбу. А когда Солнышко отодвинула в сторону три куска холодного сыру, большую банку каштанов и баклажан размером с неё саму, то нашла баночку ежевичного варенья и батон, из которого можно было наделать тостов, хотя батон был такой холодный, что напоминал скорее полено, нежели то, что едят на завтрак.
— Вставайте!
Солнышко выглянула из багажника и увидела, что Граф Олаф кричит у входа в одну из палаток, которые ей пришлось поставить.
— Вставайте и одевайтесь к завтраку!
— Неужели нельзя поспать ещё десять минут? — проныл человек с крюками. — Мне снился такой славный сон — будто я чихаю, не прикрывая носа и рта, и всех заражаю гриппом!
— Ни за что! — ответил Граф Олаф. — У меня для вас куча работы!
— Олаф! — укоризненно протянула Эсме Скволор, выбираясь из палатки, в которой ночевала вместе с Графом Олафом.
Волосы у неё были накручены на бигуди, а одета она была в длинный халат и пушистые тапочки. — Мне же надо подумать, что надеть! Жечь штабы без актуального в нынешнем сезоне наряда немодно!
Солнышко в багажнике ахнула. Она знала, что Олафу не терпится добраться до штаба Г. П. В., чтобы заполучить какие-то неопровержимые улики, но ей не приходило в голову, что охоту за уликами он будет сочетать со своей обычной пироманией. Это слово как известно означает «нездоровая любовь к пожарам, плод расстроенного ума».
— Не понимаю, зачем тебе такая прорва времени, — буркнул в ответ подруге Граф Олаф. — Я вот недели напролёт хожу в одном и том же, когда не надо маскироваться, а при этом смотри, как хорош. Ну что ж, думаю, несколько минут перед завтраком у тебя есть. Когда в рабах у тебя младенцы, приходится мириться с медленным обслуживанием. — Олаф шагнул к автомобилю и поглядел на Солнышко, которая по-прежнему сидела в багажнике с батоном в руках.
— Поторапливайся, ты, большеротая, — зарычал он на Солнышко. — Мне нужен сытный завтрак, чтобы разогнать кровь в это прохладное утро.
— Невозмо! — воскликнула Солнышко. Словом «невозмо» она хотела сказать «Чтобы приготовить завтрак без электричества, мне нужен костёр, а ожидать, что маленькая девочка сумеет сама разжечь костёр на вершине заснеженной горы, до невозможности жестоко и до жестокости невозможно!»
Однако Олаф только лишь нахмурился.
— Твоя младенческая болтовня меня положительно раздражает, — заметил он.
— Гигиена, — отозвалась Солнышко, чтобы облегчить душу. Она имела в виду нечто вроде «К тому же вам следует стыдиться, что вы недели напролёт носите одно и то же, и сами не стираете свою одежду, не моетесь».
Но Олаф сердито глянул на неё и пошёл обратно в палатку.
Солнышко ещё раз посмотрела на продукты и постаралась всё хорошенько обдумать. Даже если бы она была постарше и могла сама разжечь огонь, она всё равно не стала бы этого делать, так как побаивалась пламени после пожара в особняке Бодлеров. Однако, подумав о пламени, уничтожившем их дом, Солнышко вспомнила и о том, что как-то раз сказала ей мама. Тогда они обе были на кухне: мама готовила праздничный обед, а Солнышко снова и снова бросала на пол вилку, чтобы изучить звон, который при этом слышался. Обед должен был вот-вот начаться, и мама Солнышка делала салат из чёрной фасоли, ломтиков манго и мелко нарезанной зелени, смешанной с чёрным перцем, соком лайма и оливковым маслом.
— Рецепт несложный, Солнышко, — говорила мама, — но если красиво разложить салат на парадных тарелках, все подумают, будто я трудилась весь день напролёт. В кулинарии красиво подать блюдо не менее важно, чем вкусно его приготовить.
Вспомнив мамины слова, Солнышко открыла корзину для пикников, которая нашлась в багажнике Олафа, и обнаружила внутри набор дорогих тарелок, украшенных знакомым изображением глаза, и небольшой чайный сервиз. Тогда, она закатала рукава — здесь это выражение означает «решительно сосредоточилась на выполнении задания, но закатывать рукава на самом деле не стала, потому что на высочайшей вершине Мёртвых Гор было очень холодно» — и взялась за готовку.
— Эти одеяла я постелю вместо скатерти, — донёсся до Солнышка голос Графа Олафа, перекрывавший стук её зубов.
