Оно склонилось к земле, там, где ночью остановилась машина, потом выпрямилось. И исчезло.
– Темные, – прошептала Джейн. – Хуже армии только темные.
Зверь высвободился, подскочил к кровати, тронул лапой рюкзак.
– Это верно, надо сматываться, – согласилась девушка. – Волосы только мокрые.
Тоби от возмущения даже присел.
– Ладно-ладно, – замахала руками девушка. – Я все поняла. Делаем ноги.
Она покинула гостиницу так же, как и вошла – через заднюю дверь. Осторожно выглянула за стену. Загадочной твари не было. Никого не было. Город-призрак. Садик утром был еще прекрасней, чем ночью, и Джейн стало до боли жалко растения, которые были обречены без заботы и человеческого ухода.
– Они хотят пить, – она провела рукой по розам, и бутоны будто качнулись навстречу ее ладони. – Знаешь, мерещится, что я их слышу.
Тоби нетерпеливо переминался у стены.
– Я сейчас, – заявила она, схватив садовую лейку у стены. – Тут прудик есть, я ночью чуть в него не влетела. Там была вода. Да не бойся ты, никого нет. Кому я нужна, сам подумай, ненормальная из могилы.
Зверь вытянулся на земле, уронил голову на лапы.
– Я быстро! – пообещала Джейн и кинулась поливать растения.
Быстро не получилось, когда она закончила, солнце уже поднялось над крышами. Ощутимо припекало.
– Ну вот, – Джейн вернула лейку на место, гордо оглядела сад. – Все, можно отправляться.
Почему ей взбрело в голову заняться поливкой брошенного сада, когда рядом бродит чудовище? Она не знала, но чувствовала, что должна это сделать.
– Все-все, ухожу, – сказала она Тоби.
Она выкатила велосипед из-под навеса в саду – все равно он не нужен хозяевам.
С трудом впихнула зверя в корзинку для продуктов и покатила по пустому шоссе.
Пусто в Медном дворце. Не торопятся слуги по высоким коридорам, исполняя волю владыки Талоса, не звенит медь стимфалид в небесах, не ворочаются шестеренки сложного дворцового механизма. Все покинули свои посты, все оставили Медный дворец.
Впрочем, в тронном зале…
Он сидел на резном троне Талоса и держал на коленях узкий белый меч.
Туата Аодх, правая рука владыки Луга Искусного, заточенного ныне в печати Магуса, сидит на троне своего прежнего повелителя – Судьи Талоса.
Рядом стоит еще один туата, опирается на копье, глаза смертного не в силах различить их лиц, все они, как близнецы для людей, пламенноволосые и белокожие.
– Почему ты здесь, Аодх? – спросил туата с копьем. – Это место нашего позора, нашего рабства.
– Именно поэтому, Кадеэрн, – сказал Аодх. – Я здесь, чтобы не забывать.
– Туата ничего не могут забыть, это удел смертных.
– Да! – глаза Аодха вспыхнули. – Я помню битву при Тальтиу, как если бы она была вчера. Гнев и ярость до сих пор не оставляют меня, старый друг.
– Гнев – плохой советчик.
– Зато хороший враг, – Аодх опустил глаза, провел узкой ладонью по клинку. – Он постоянно напоминает мне, кто мы и что должны сделать. Сражаясь с собственным гневом, я нахожу свой путь. Понимаешь ли ты меня, Кадеэрн?
– Не понимаю, – покачал головой туата. – Может быть, ты слишком долго был рядом со смертными?
– Может быть, – пробормотал Аодх. Он поднял клинок, повернул его лезвием, и меч превратился в тончайшую полоску тумана.
– Этот меч отковал владыка Гоибниу в дни битв с фоморами. Он старше меня. Не много их уцелело доныне. Один принадлежал брату моему Глау, который принес жертву столь же великую, сколь и бессмысленную.
– Глау поступил так, как считал должным, – заметил Кадеэрн. – Он предполагал, что план Талоса сработает.
– Но он не сработал! – Аодх вогнал меч в ножны. – Глупо полагаться на планы глупца. Талос жил и умер, как полагается смертному – бездарно и нелепо. А я потерял брата. Где он теперь, где его имя, где его дыхание? Оно вернулось в мир, не найти теперь Глау, не увидеть его глаза, не услышать его смех. Есть ли у тебя те, о ком ты будешь печалиться всегда, Кадеэрн?
– Мы живем вечность. Они есть у каждого.
– Довольно горькую вечность, друг мой, – Аодх улыбнулся – прозрачно, печально. – Но дни нашего позора миновали. Мы вернем себе этот мир.
– Если колдун ничего не заподозрит.
– О, разумеется, он нас подозревает! Иначе бы он не был тем, кем является. Из всех людей этот род самый мерзостный, даже люди Магуса не внушают мне такое отвращение, как темники. Когда Видящая войдет в Золотой зал и откроет Врата, все решится. В один миг, как это любят смертные. Кто-то из нас предаст другого первым. И это должны быть мы. Ты нашел то, что я просил?
Кадеэрн кивнул, доставая ларец светлого дерева.
– Было непросто отыскать это в архивах Магуса. Теперь мы можем слышать повелителей, заточенных в печатях.
– А они? – Аодх подался вперед, лицо его – прекрасное и бесстрастное – исказилось мукой нетерпения: – Они могут нас услышать?
– Да, Аодх. Я смог различить голос Повелительницы битв, заточенной в Синей печати. Она где-то во Внешних землях. Она в руках Видящей, и та очнулась от своего сна, но еще не пробудилась по-настоящему.
– Это лучшая новость с тех пор, как погиб Судья Талос, – сказал Аодх. – Что ж, мы будем ждать. Это мы умеем. Видящая сама придет на Авалон рано или поздно, и когда она появится, мы будем готовы.
– А первопламя? Колдун взял очень многое из дара Гвина ап Нудда, он силен.
Аодх выдвинул меч на ширину пальца, взглянул на туманное лезвие.
– Этот меч был создан, чтобы поражать фоморов. Тех, настоящих фоморов, сынов Балора Одноглазого. Неужели ты думаешь, что он не справится со смертным, обманом завладевшим их огнем?
– Значит, ждем.
– Ждем, друг мой, – Аодх принял ларец и положил его под левую ладонь. – Времени у нас предостаточно.
* * *
Ах, как струился шелк в Зале Совета Башни Дождя: как вода – синий, как пламя – красный, как лес шумящий – зеленый, как метель – белый. Разноцветен был сегодня Зал Совета, будто праздник был у главы Службы Вольных Ловцов, а не траур по погибшим.
Многие собрались сегодня здесь, заслуженные члены СВЛ – и Алиса Мак Фи, одна из Дев Авалона, и Степан Верлиока, по обыкновению привалившийся к стене и тихонько посапывающий в ожидании начала. Через его большое лицо, от левого глаза до уголка рта, протянулся свежий багровый шрам – Верлиока остановил в тоннелях Пыльных холмов атаку боевых големов Альберта Фреймуса и едва уцелел. Глава медико-биологического отдела СВЛ Самаэль Штольц вполголоса беседовал с Антонио Торресом, который морщился при каждом резком движении – давала знать рана, полученная при атаке на темника. Из его четверки, пытавшейся захватить колдуна, уцелел только он. Были здесь и приглашенные Старейшины всех Служб Магуса: Сновидцы во главе с коренастым, в голубых одеждах, загорелым дочерна мастером Сивирри, чья кучерявая голова сверкала ярче белоснежного шелка, глава Лоцманов Навсикайя, похожая в темно-синих одеяниях на ожившую волну, с лицом усталым и безучастным – она глубоко переживала ошибку, приведшую ее на сторону Судьи Талоса. На высокой подушке, скрестив ноги, восседал мастер Теодорус – предводитель Людей Короля в церемониальной фиолетовой мантии. В руке его была зажата небольшая книжечка, где он время от времени делал пометки. Поговаривали, что Теодорус готовит очередное издание своих знаменитых на весь Авалон записок, исправленное и изрядно дополненное с учетом всех недавних событий. Но будет ли кто-нибудь, кто сможет прочесть эти записи в будущем, – вот вопрос, который волновал всех собравшихся.
Был Эвклид Сатырос, не снимавший ныне доспехов, был и архивариус Мимир Младший – его усадили на террасе, чтобы не упирался макушкой в потолок. Нашлось место и фейри, бежавшим от гнева туата Луга, и дриадам, и цвергам, и народу моря, и темным альвам.
Всем им пришлось несладко, всем грозил карающий меч Аодха – за то, что были слишком любезны с людьми, за то, что помогали и поддерживали Магус, даже за то, что держали нейтралитет. Нерадостен был волшебный народ, ничего хорошего не сулило ему возвращение владык туата – слишком долго те пробыли в плену печатей Фейри, наедине со своей яростью, болью и гневом, слишком хорошо знали первые притчи о заточенных духах, которых по неведению освобождали смертные.
Не было Германики Бодден, правой руки Юки Мацуда, – говорят, она до сих пор не оправилась после бойни на озере Герледан и не выходила из своих покоев. Все время проводила с мальчишкой, которого вытащила из того адского пекла, в которое темники превратили Собор Магусов.
А иные говорили, что Германика Бодден вовсе не так слаба, как думают, и если и отсутствует, то по серьезной причине. Ходят слухи, что почтовые вороны видели, как поздним вечером она покидала покои госпожи Мацуда в боевом облачении, и, возможно, она выполняет некую личную миссию директора СВЛ – как выполняла их прежде.
