— Да, птицам-мигрантам хорошо, — они, приотдохнув на чистых, незасеянных полях своих недоразвитых стран, могут и снова в Париж прилететь. А там тебе и подкормку раздают, и помойки богатые и, опять же, свободное варенье, — с завистью грустно сказал Крыс.
— Птицы-то птицы, а всё равно не хотят ничего менять в своей жизни: и ленятся, и боятся, — закончил дискуссию Ворон.
Все удручённо замолчали.
Однако, уже через минуту тишину нарушил Хомо:
— Послушай, Сержант! Я же вам уже как-то рассказывал, что моим коронным номером было обойти зрителей со шляпой, — много чего дают. Может, нам и сейчас попробовать, а?
Чувствовалось, что Хомо понравилось ходить в сопровождении Сержанта, — как-то это было надёжнее. Но Сержант воспринял идею без щенячьего восторга и поморщился. А вот Крыс оживился и, гордо посмотрев на Муру, сказал:
— А можно и я с вами? Может, и мне чего-нибудь дадут.
— Сиди уж, Крыс! Ты и так в каждой бочке затычка, — осадил его Кок.
— Хомо, а я могу вам даже подходящую табличку надписать: нацарапаю, как курица лапой, — хихикнула Цыпа, оживившаяся от открывающейся перспективы пополнения слегка истощившихся запасов провианта.
— А что! Это топ-гениальная мысль. Будете беженцами-погорельцами, — с довольным видом поддержал Кок, которому, как всегда, опять страшно хотелось есть.
Со своей полки Ворон прокаркал, не то в шутку, не то всерьёз:
— Да ты, Хомо, с этой своей тросточкой и цилиндром можешь изображать и слепого с собакой-поводырём.
Возможный текст таблички на груди у Хомо явно разбухал прямо на глазах, но в конечном счёте Цыпа, с некоторым трудом освежив в памяти буквы алфавита, вкривь и вкось нацарапала следующие душераздирающие строки: «Слепой-беженец-погорелец. Помогите коль не можете».
Последняя фраза вызвала у всех присутствующих некоторые смутные сомнения, но ничего получше они придумать не смогли, да и некогда было. Сам же Ворон с высоты своей Сионской горы мудрецов, как ни крутил головой из стороны в сторону, но разглядеть цыпины закорючки не смог.
— Ну, ладно, Сержант! Ноги в зубы и бегом! — сказал Хомо.
После недолгих сборов, во время которых Хомо приладил себе треснувшие солнцезащитные очки с одной дужкой, а на шипованный ошейник Сержанта был прикреплён значок почётного члена общества «Спасение животных», друзья дружно пошагали в город. Крыс с уважением и завистью смотрел им вслед.
— Ну, куда пойдём, Сержант? — спросил Хомо, когда они приблизились к городку. — К супермаркету?
— Ну да! Нас там как раз только и поджидают.
— Тогда пошли к церкви, — там все собираются.
Церковь была расположена ближе к центру города, и в том направлении шло довольно много народа, преимущественно пожилого возраста, — наверно, к вечерней службе.
По обе стороны от входа в церковь стояли и сидели побирушки самого разного пошиба, а также богомольные старушки. Появление Сержанта и Хомо, который к этому времени повесил себе на грудь цыпину табличку, не только не вызвало у них большого сочувствия, но даже не выявило в них и капельки христианского сострадания. Их этой табличкой было явно не пронять.
— Послушайте, ребята, — сказал один небритый бомж с подвязанной ногой. — У нас здесь уже есть пара погорельцев: торчат тут третий год, — всё никак на обратную дорогу не спешат себе набрать. И теперь вы ещё откуда-то взялись. Здесь все места заняты. А ведь каждый огород занимает свой народ.
Сержант в упор тепло посмотрел на бомжа, и тот сразу заткнулся. Хомо протиснулся вперёд под недовольное бормотание богобоязненных старушек. Все они молились и чего-то там причитали.
Через несколько минут заскучавший Хомо довольно громко сказал:
— Ух! Многие молятся Богу, особенно, когда им что-нибудь оченно надо, но далеко не всем он верит и внимает. А мы, Сержант, даже ни одной молитвы-то толком не знаем.
Такое богохульное заявление вызвало среди старушек-копушек прямо-таки суеверный трепет и бурю негодования.
— Изыди, изыди, сатана! Ах ты, антихрист! — замахали они на Хомо руками, прямо-таки горя желанием перекрестить его какой-нибудь клюкой.
К этому времени Хомо уже досталась какая-никакая мелочь от прихожан, и он с довольным видом потряс своим цилиндром перед носом Сержанта. Внезапно одна из проходивших мимо сердобольных прихожанок остановилась и начала рыться в своём кошельке, чтобы достать пару монеток для Хомо. Однако Хомо, не зная местных порядков и желая ещё больше привлечь внимание публики, вдруг как-то непроизвольно, по привычке, высоко подпрыгнул и сделал сальто в воздухе, умудрившись удержать свой цилиндр в неизменном положении, — всё-таки он недаром поработал в цирке. От неожиданности прихожанка уронила кошелёк, высыпав всё его содержимое в шляпу Хомо, и шарахнулась в сторону, толкнув при этом другую пожилую даму, которая, в свою очередь, так наподдала степенному старичку, державшему её под руку, что у бедняги вылетела вставная челюсть.
Чинное шествие было окончательно нарушено.
— Бог дал — бог взял, — только и нашёлся сказать ошарашенный Хомо. Пытаясь исправить положение, он глупо ухмыльнулся и, подражая церковному хору мальчиков, затянул тоненьким фальцетом, словно псалом:
Решил раз бог меня прибрать,
Но крылышек-то нет!
И вместо неба я попал
К чертям на их обед.
И только рот разинул я:
Эх, — думал, — закушу!
Как старый чёрт вдруг рявкнул мне:
Закрой пасть, — придушу!
И к чану с вечным кипятком
Меня поволокли,
Насилу ноги я унёс, —
Грехи меня спасли.
С тех пор не верю я, друзья,
Ни в Бога, ни в чертей,
Предпочитаю чаще пить
В кругу своих друзей!
Богомольные старушки, поначалу обманувшись церковным звучанием песенки, все дружно замолчали, а под конец так же дружно возмущённо загалдели. Проходивший в этот момент мимо Хомо и Сержанта пожилой джентльмен с жизнерадостной круглой физиономией втихомолку подмигнул им и быстро поднёс к носу Сержанта большую серебряную монету. Сержант взял её в пасть.
Услышав непривычный шум, в дверях церкви появился рослый служитель, держащий в руке длиннющий посох, — как у тибетского паломника. Вокруг Хомо и Сержанта образовалась пустота. Сержант первым почуял, чем пахнет дело.
— Слушай, Хомо, да ну их всех к чёрту, пошли отсюда, — сердито рыкнул он.
Упоминание чёрта ещё больше раззадорило старушек-копушек. В знак извинения Хомо бросил несколько монеток нищим, отшвырнул в сторону теперь уже ненужную табличку с Цыпиными каракулями и пошёл вместе с Сержантом прочь от божьей обители под облегчённые вздохи всех присутствующих. Порядочно отойдя от церкви, Хомо потряс в кармане мелочью.
— Не густо, — сказал он.
Сержант хмыкнул.
— А может, снова в супермаркет, а, Сержант? Наверное, там по тебе очень соскучились, — подначил Хомо.
Но Сержант угрюмо отвернулся. Как воровство, так и попрошайничество, были одинаково чужды его солдатской натуре.
Но Хомо и не думал унывать. Вместо этого он, как всегда, бодренько что-то запел:
Стоять на паперти с рукой
Нам вроде как-то не с руки,
А потому пошли домой,
Не то помрём тут от тоски.
Да у тебя ведь вид, Сержант,
Как— будто только из тюрьмы,
А хочешь, чтобы кто-то дал
Тебе монетку иль еды.
Подумай: кто тебе подаст?
Я б дал, — гранату без чеки,
Пошли домой, — бог нам подаст,
А то угробят чужаки.
Пройдя вдоль улицы, они приблизились к витрине маленького магазинчика и остановились. Собрав всю имевшуюся у него мелочь, Хомо купил кое-каких продуктов. Неожиданно Сержант выплюнул большую обмусоленную монету, которую он держал во рту.
— Ух ты! Так вот, почему ты помалкивал, — обрадовался Хомо и, подняв монету и обтерев её о штаны, прикупил ещё немного колбасы, крупы и дешёвого сыра для оставшейся дома компании.
— Пускай все порадуются, — с довольным видом ухмыльнулся он.
Хомо и Сержант уже было отошли от магазинчика, но тут их ждала неожиданная встреча.
Какой-то крепкий мужчина вдруг ухватил Хомо за лацкан его пиджачка и зычно гаркнул:
