— С поросёнком полный порядок! — весело сказал Закерман и упёрся коленом в Уилбура. — А ну, ребята! Раз-два двинули!
Последним усилием они затолкнули поросёнка в клеть. Гуси гоготали до упаду.
Лэрви прибил наискосок доску в торце, чтобы Уилбур не смог выйти назад. Тогда, напрягшись, мужчины подхватили клеть и подняли её на грузовик. Они не знали, что под соломой спрятался Темплтон, а в дырке от сучка сидела большая серая паучиха: они видели только поросёнка.
— Все на машину! — крикнул мистер Арабл и включил мотор. Дамы уселись в кабину рядом с ним, а Закерман, Ферн и Эвери забрались в кузов и вцепились в борта. Грузовик поехал. Гуси загоготали на прощание, а дети отвечали им.
Все двинулись на ярмарку.
Подъезжая к ярмарке, ещё издалека они услышали музыку и увидели огромное колесо, вращающееся будто под самым небом. До них донёсся запах пыли на беговой дорожке, орошённой поливальными машинами, и запах жарящихся гамбургеров. Повсюду в воздухе плавали воздушные шары, из загонов блеяли овцы, а громовой голос объявлял по радио: "Прошу внимания! Владельца «Понтиака» номер Н-2439 просим убрать машину с площадки пожарной станции."
— Дай мне немого денег! — попросила Ферн.
— И мне! — потребовал Эвери.
— Я могу выиграть куклу в рулетку, если она остановится возле загаданного номера, — сказала Ферн.
— А я буду управлять реактивным самолётом и собью им другой!
— Купи мне шар! — попросила Ферн.
— Папа, купи мне леденец на палочке, бутерброд с сыром и малиновой воды, — просил Эвери.
— Сидите тихо, пока мы не сгрузим поросёнка, — велела мама.
— Пусть дети сами гуляют, — предложил папа. — Ярмарка бывает лишь раз в году.
Папа дал Ферн две монетки по двадцать пять центов и две монетки по десять центов, а Эвери — пять монет по десять центов и четыре пятка.
— А теперь бегите, — велел он. — И помните, что этих денег вам должно хватить на весь день. Не растратьте всё в первую минуту, а в полдень возвращайтесь к машине, чтобы мы пообедали вместе. И не ешьте всякой ерунды, чтобы у вас животы не разболелись.
— Если пойдёте на качели, — предупредила мама, — покрепче держитесь.
Держитесь очень крепко. Вы меня поняли?
— И не потеряйтесь!
— И не запачкайтесь!
— И не перегрейтесь.
— И смотрите, чтобы вас не обокрали.
— И не перебегайте дорожку на ипподроме, когда по ней скачут лошади.
Дети схватились за руки и, приплясывая, помчались к карусели, к чудесной музыке, чудесным приключениям и чудесным удовольствиям по чудесной дороге, на которой нет родителей, нет указок и подсказок, где они будут счастливы и свободны, и будут делать всё, что заблагорассудится. Миссис Арабл тихо стояла и смотрела на них, а потом вздохнула и поднесла платок к глазам.
— Думаешь, так и должно быть? — спросила она мужа.
— Дети должны взрослеть, — ответил мистер Арабл, — и, я думаю, ярмарка для этого самое лучшее место.
Когда Уилбура выгружали из клети и помещали в новый загончик, собралась целая толпа. Всех привлекла надпись: "ЗНАМЕНИТЫЙ ПОРОСЁНОК ЗАКЕРМАНА". Уилбур смотрел на них и старался выглядеть ещё красивее. Новый дом ему нравился: загончик зарос травой, а от солнца его защищал навес.
Шарлотта, уловив удобный момент, вылезла из клети и взобралась по столбу под крышу. Никто её не заметил.
Темплтон, которому не хотелось показываться среди бела дня, пережидал под соломой на полу клети. Закерман налил немного снятого молока в лоханку Уилбура и набросал вилами чистой соломы в загончик. Потом хозяева пошли смотреть породистых коров и всё, что было на ярмарке. Закермана особенно тянуло к тракторам, а его жену — к морозильникам. Лэрви бродил сам по себе, надеясь встретить приятелей и поразвлечься.
Как только люди разошлись, Шарлотта обратилась к Уилбуру:
— Хорошо, что ты не видишь того, что вижу я.
— А что ты видишь?
— В соседнем загоне лежит громадный кабан. Мне кажется, он гораздо крупнее тебя.
— Может быть, он старше меня, а я ещё буду расти? — предположил Уилбур, и глаза его увлажнились слезами.
— Я загляну туда и посмотрю поближе, — сказала Шарлотта. Она перебралась по балке к соседнему загону, спустилась на нитке и повисла прямо над огромным кабаньим рылом.
— Как тебя зовут? — спросила она вежливо.
Кабан посмотрел на неё.
— А у меня нет имени, — хрюкнул он густым громким басом. — Зови меня просто Дядя.
— Хорошо, Дядя, — ответила Шарлотта. — Когда ты родился? Ты — весенний поросёнок?
— Конечно, я весенний поросёнок, — рыкнул Дядя. — А ты вообразила, что я — весенний цыплёнок? Хо, хо — ошиблась, сестрица!
— Честно говоря, слыхала я шутки и поумнее, — ответила Шарлотта. — Приятно было познакомиться, а теперь мне пора.
Она медленно поднялась и вернулась в загончик Уилбура.
— Сосед говорит, что он — весенний поросёнок, — доложила Шарлотта, — так, наверно, и есть. Одно ясно — он противный: ведёт себя нахально, рычит и сыплет глупыми шутками. А, кроме того, он совсем не такой чистый, как ты, и очень неприятный. У нас был короткий разговор, и я его сразу невзлюбила. Только знай, выиграть у него будет совсем не просто: такой он большой и тяжёлый. Но я тебе помогу — мы своего добьемся.
— Когда ты собираешься выткать паутину? — спросил Уилбур.
— Сегодня ближе к вечеру, если не слишком устану. Любой пустяк страшно утомляет меня в эти дни, и нет у меня тех сил, что прежде. Что делать, годы берут свое…
Уилбур посмотрел на свою подругу: она выглядела распухшей и беспокойной.
— Как мне жаль, что ты плохо чувствуешь себя, Шарлотта, — сказал он. — Ты, наверно, почувствуешь себя лучше, если сплетёшь паутину и поймаешь пару мух.
— Может быть, — устало согласилась Шарлотта. — Я чувствую себя, как умирающий день.
Она повисла на потолке вниз головой и задремала, оставив Уилбура в большой тревоге.
Всё утро у загончика толпился народ. Десятки совершенно незнакомых людей останавливались, чтобы взглянуть на Уилбура, и восхищались шелковистой белой кожей, закрученным хвостиком и сиянием, которое излучал он весь. Потом они переходили к следующему загону, где лежал крупный кабан. Уилбур слышал, что многие были поражены размерами Дяди. Такие замечания нельзя было не услышать, и они беспокоили Уилбура.
— А сейчас и Шарлотте нездоровится, — подумал он. — Вот беда.
Всё утро Темплтон спокойно проспал под соломой. День выдался ужасно жаркй. В полдень старшие вернулись к загончику, а вскоре показались и Ферн с Эвери: у Ферн в одной руке была кукла-обезьянка, а в другой — пакетик со сладкой кукурузой, а Эвери привязал к уху воздушный шар и грыз яблоко в сахаре. Оба были потные и перепачканные.
— Правда, жарко? — спросила миссис Закерман.
— Просто ужас! — согласилась миссис Арабл, обмахивая себя рекламой морозильника.
Друг за другом они забрались на машину и открыли коробки с завтраком.
Солнце накалило всё вокруг, и никому не хотелось есть.
— Когда жюри примет решение насчёт Уилбура? — спросила миссис Закерман.
— Не раньше, чем завтра, — ответил её муж.
Появился Лэрви с индейским одеялом, которое он выиграл.
— Вот что нам нужно, — сказал Эвери. — Одеяло.
— Оно самое, — согласился Лэрви и навесил одеяло на борта так, что получилось что-то вроде шатра. Дети уселись в тени под одеялом, и всем сразу стало хорошо.
Пообедав, они растянулись и заснули.
Глава XVIII
ВЕЧЕРНЯЯ ПРОХЛАДА
В час вечерней прохлады, когда на ярмарке сгустились тени, Темплтон выбрался из клети и огляделся вокруг. Уилбур спал в соломе, а Шарлотта плела паутину.
Острый нюх Темплтона различал в воздухе множество восхитительных запахов. Он был голоден, хотел пить и решил отправиться на поиски. Ничего никому не сказав он пустился в путь.
— Принеси мне ещё одно слово! — окликнула его Шарлотта. — Этой ночью я выплету его в последний раз.
Темплтон что-то пробурчал про себя и исчез в тени: быть крысёнком на побегушках ему не нравилось.
После дневной жары вечер принёс всем долгожданное облегчение. В лучах прожекторов, колесо обозрения совершало в небе оборот за оборотом и казалось вдвое выше, чем днём. Главная аллея сверкала огнями. Оттуда доносились щелчки игральных автоматов, музыка карусели и голос человека, выкрикивающего номера лото.
После сна дети взбодрились. Ферн встретила своего приятеля Генри Фасси: он пригласил её покататься на колесе и даже купил ей билет, а миссис Арабл, подняв глаза к звёздному небу, увидела, как её дочка рядом с Генри Фасси всплывают всё выше и выше, как счастлива Ферн, и покачала головой. "Ну, ну! — сказала она. — Генри Фасси — подумать только!"
Темплтон никому не попадался на глаза. В высокой траве за коровником он нашёл свёрнутую газету с остатками чьего-то завтрака: кусочек швейцарского сыра, недоеденное яйцо и сердцевину яблока с червячком. Он забрался в газету и всё съел, а потом вырвал из газеты какое-то слово, свернул его трубочкой и побежал обратно с загончику Уилбура.
