В конце коридора заструился свет, и мастер оказался на узкой, крутой и скользкой лестнице. Вступив на первую ступеньку, он сразу вспомнил, что вчера на этой лестнице его сильно толкнули, так что он упал и прокатился до самого низу; лестница была бесконечно длинной, и все-таки каким-то чудом он отделался всего лишь несколькими ссадинами, даже сознания не потерял. Зато тем суровее обошлись с ним здесь, внизу.
Лестница выводила к переходу в замок, откуда начиналась уже другая, парадная лестница, ведшая к герцогским покоям. По обеим сторонам ее стояла стража. При виде солдат шапочник остановился в нерешительности. Слишком горек был опыт его общения с ними, и уже один взгляд на них невольно вызвал у него трепет и страх. Но голос, прозвучавший возле самого его уха, сказал очень тихо, так, чтобы слышно было только ему;
— Не останавливайся, отец, иди вперед. Они ничего не могут тебе сделать.
Шапочник расправил свои не слишком широкие плечи и, странный, смешной и страшный одновременно, весь в синяках и ссадинах, стал подниматься по ступенькам с достоинством и гордостью посланника неведомого, но могущественного государя. Вид его настолько ошеломил солдат, что они застыли на местах будто вкопанные, выпучив глаза и разинув рты.
Первым опомнился их предводитель и поднял крик:
— А где же стражники, которым приказано его сопровождать? Схватить его немедленно!
Шапочник замер на середине лестницы, но голос, тихий, словно звучавший изнутри его души, произнес:
— Не бойся, отец. Охранники не смогут сойти со своих мест.
Шапочник все-таки подождал немного, глядя, как они дергаются, словно кто прибил их ступни к полу, как размахивают руками и чертыхаются, не в состоянии сделать ни шагу. Их начальнику — тот стоял где-то на верхней ступеньке — тоже приходилось туго.
«Все-таки тут что-то не так, — мелькнуло в голове мастера. — Это больше похоже на сон. Но даже если это сон, то пусть он продлится как можно дольше, чтоб я доиграл в нем свою роль до конца».
Мастер Войтех еще больше расправил плечи и воскликнул:
— Не утомляйте себя, друзья! Я не собираюсь бежать, а дорогу к герцогу найду и сам.
В ответ ему раздался бессильный рев, такой громкий, что из широких дверей, расположенных напротив лестницы, ведшей в приемную залу герцога, выглянуло несколько величественных на вид, но донельзя перетрусивших господ. Со страху им, видно, тут же пришла в голову мысль о бунте, которая всегда преследует тех, кто правит не по праву и против воли народа, а пуще всего их пособников, любимчиков и прочих подонков. Мастер Войтех бесстрашно шагнул им навстречу.
Подойдя к дверям — они распахнулись перед ним с неизъяснимой готовностью, — мастер шагнул внутрь и очутился в преддверье приемной залы. Вокруг него зияла пустота. Все, кто присутствовал здесь, прижались к стенам, охваченные невольной растерянностью. Мастер Войтех огляделся вокруг и увидел множество знакомых лиц. Разодетые в роскошные одежды, непривычные прежде для города Дом, горожане — а многие из них были некогда членами сената — съежились под его взглядом, особенно те из них, кто подыгрывал и вашим и нашим, пытаясь все еще выглядеть честными перед своими согражданами, но уже заискивая перед герцогом, рассудив, что для сената наступают худые времена и дни его сочтены: еще немного, и Густав разгонит его — не сразу, конечно, а постепенно, причем самых заядлых недругов нового властителя ждет тюрьма. И разумеется, сейчас благоразумнее подольститься к тому, кто одержал верх, ведь неизвестно, когда-то еще придет конец его могуществу.
Мастер Войтех усмехнулся горькой усмешкой человека, который уже не удивляется мрачной реальности, превзошедшей наихудшие его предположения.
— Вижу, ты тоже здесь, Якуб Злоунек, и ты, Петр Иха, и ты, Зигмунд Кршечек, да и прочих тоже вижу здесь, хотя предпочел бы повстречать вас скорее в аду, чем в этом месте. Стало быть, явились поторговаться насчет цены на остатки гражданских свобод? Но имейте в виду, даже ломаного гроша не получите. Посулы, которыми вас соблазнят, сгодятся разве что вместо мишуры — украсить шутовское тряпье, в которое вы вырядились. Но в конце концов не будет вам места среди новых господ, всех вас сметут, а за измену отметят иными наградами.
Собравшиеся молчали, склонив головы и делая вид, будто слова шапочника к ним не относятся. Только Якуб Злоунек, коренастый коротышка, рыжий и злобный, не сдержался и взъелся на Войтеха:
— Ты эти свои заклинания брось, сумасшедший шапочник. Наши дела покамест лучше, чем твои. Ступай, ступай себе, да побереги голову — пригодится, когда придется спасать шею от петли.
Толпа восторженно загудела. «Пусть убирается!» — кричали одни, а другие спрашивали, как это случилось, что мастер бродит один, без стражи, да и где она? Только Петр Иха, могучий, широкоплечий и неторопливый бондарь, за изделиями которого виноделы приезжали из самых дальних краев, не пожалев нескольких дней пути, отделился от ревущей толпы, приблизился к шапочнику и, встав перед ним, проговорил громко и веско:
— Правда твоя, Войтех, а мы все — либо глупцы, либо трусы. Я глупец, и мне неважно, что представляют собой остальные. Я поддался было уговорам жены, но ты меня переубедил. И я ухожу отсюда — лучше помру, но в другой раз по своей воле здесь не появлюсь. Да укрепит тебя бог, Войтех, — добавил он еще и протянул мастеру свою могучую лапу. — Сделаю все, что в моих силах, чтоб с тобой обошлись по справедливости.
Сидя в своем доме, галантерейщик наблюдал за выражением лица спящего мальчика и увидел, как оно расплылось в благодарной улыбке, но улыбка вдруг застыла и погасла. В это мгновение из одних дверей выходил добросердечный и честный Петр Иха, а в противоположные вступал герцог Густав, окруженный толпой телохранителей.
Шум в приемной зале мгновенно стих. Слышался лишь шелест шелковых одежд толпившихся вдоль стен визитеров, которые низко кланялись входящему. Сделав несколько шагов, герцог остановился, выпятил грудь и оглядывал собравшихся, принимая почтительные пожелания здравствовать; лицо его было хмуро и неприветливо. Единственный, кто не кланялся, был мастер Войтех, стоявший в самом центре зала. Оборванный, грязный и израненный, он держался прямо, как и герцог, на которого он глядел, спокойно улыбаясь.
— Что тут происходит? — резким, как у уличных глашатаев, голосом прохрипел герцог.
Со ступеней лестницы все еще доносились вопли и проклятия охранников, которые так и не смогли отлепить ног от плиток пола.
— Откуда здесь этот побродяжка и почему солдаты так громко вопят там, внизу? — продолжал вопрошать герцог.
В зале воцарилась тишина, потому что никто не решался взять слово.
— Так узнаю я, наконец, в чем дело, или нет? — взорвался герцог.
Тут к нему приблизился привратник в пурпурной с золотом ливрее и с глубоким поклоном молвил:
— Ваше сиятельство, перед вами тот самый мерзавец шапочник, которого вы повелели привести. Явился сюда один, без стражников. Непонятно, как это могло случиться. Вероятнее всего, он их убил.
— Убил? — в испуге вскричал герцог и, побледнев, отступил подальше, смешавшись с толпой телохранителей, которые тут же сделали шаг вперед и приставили свои алебарды к груди мастера Войтеха.
— Никого я не убивал, — звучно отозвался мастер Войтех. — Я не волен распоряжаться чьей-либо жизнью, не в праве ни казнить, ни миловать. А на убийство решился бы либо для самозащиты, либо для защиты других или же отстаивая всеобщие права. Эти негодяи пытались меня избить, да что-то застряли внизу вместе со своими алебардами, так до сих пор и не могут их вытащить.
— Ты будешь говорить, когда тебя спросят, — прервал мастера герцог и, обратившись к привратнику, спросил: — Почему его не задержала охрана на лестнице и отчего они там так вопят?
— Не могут сдвинуться с места, ваша светлость, — поколебавшись, сокрушенно ответил слуга.
— Как это не могут сдвинуться с места?! — воскликнул герцог. — Отчего это вдруг?
— Ведать не ведаю, — в полном отчаянии и тоске прошептал привратник. — Их словно к месту приковали.
Герцог недоуменно огляделся вокруг, словно спеша узнать, откуда пришла опасность. Но увидел лишь смущенные и испуганные лица. Тогда он сделал знак телохранителям и пошел вперед, чтобы своими глазами убедиться, отчего это так странно и загадочно ведут себя охранники.
Далеко от того места, где разыгрывалось это действие, в голове охваченного сном мальчугана мелькнула тревожная мысль: как бы его отца не обвинили в том, что он и есть колдун, пригвоздивший стражников к полу. «Ладно, хватит с вас, — решил мальчик. — А ну пошевеливайтесь!»
И на широкой парадной лестнице замка результат принятого им решения обнаружился тут же самым неожиданным образом.
