Ванька с сомнением хмыкнул и переглянулся с Катей Лотковой. Да и остальным, по правде говоря, это утверждение запуча показалось подозрительным.
А Поклеп тем временем вкрадчиво продолжал:
– Да, да! Делайте все, что вам заблагорассудится! Но на ближайшей контрольной, предупреждаю, я напущу на класс целый кувшин изголодавшихся по телам духов, и тогда... тогда кое-кто из вас запросто может лишиться своей личности... Самое меньшее, что ожидает нерадивых учеников, – это стать зомби. Подчеркиваю: самое меньшее... Вы меня правильно поняли, Ягун? А вы, Гроттер? И нечего ехидно улыбаться, Склепова! Между прочим, к вам это тоже относится!.. Смеяться буду я, когда придет пора проверить ваши знания!
Поклеп самодовольно ухмыльнулся и, достав маленькую расчесочку, поправил на своей проплешине несколько волосинок. Таня ещё по дяде Герману заметила, что чем меньше у мужчины волос, тем чаще он бывает в парикмахерской.
Гуня Гломов, сидевший на самой дальней парте, попытался было передразнить завуча, но едва он скорчил рожу, как Поклеп, не оборачиваясь, рявкнул:
– Гломов! Встать! Шагом марш из класса! Гуня встал и, наступая всем на ноги, понуро затопал к выходу. Он знал, что спорить бесполезно.
– До встречи на экзамене, мой сладкий! Со мной и... с духами! – напутствовал его Поклеп, заклинанием захлопывая за Гуней дверь.
«До встречи на экзамене...» – высунув от усердия язык, записал в свою тетрадку Шурасик. Разумеется, к теме урока это не относилось, но Шурасик имел привычку вызубривать в"се до последней буквы. Просто на всякий случай. К тому же Шурасик давно усвоил, что преподы на экзаменах обожают выслушивать только свои слова.
Тем временем Поклеп, решив, очевидно, что уже достаточно всех запугал, перешел к диктовке. Диктовал он быстро, порывисто и довольно невнятно. Кроме того, многие заклинания, которые он произносил, упорно не желали записываться на бумаге и немедленно исчезали.
– А это уже ваши проблемы! Надо было тренировать память, а не шататься все лето по пляжу! – с явным удовольствием заявил Поклеп, отвечая на робкий писк Шурасика, сообщавшего, что у него выцвела целая страница.
Примерно через четверть часа Поклеп зорко оглядел класс и прекратил диктовку.
– Я вижу, многие уже не пишут... Что ж, возможно, вы решили, что все уже знаете, Мне – хе-хе! – вполне понятно ваше нетерпение поскорее перейти к практике. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, не правда ли, Ягун? А то вдруг кто-то, по примеру лопухоидов, решит, что никаких духов нет и все, что я вам рассказываю, – обычные учительские бредни? – вкрадчиво спросил он, поворачиваясь к классу.
А ещё секунду спустя в руках у Поклепа сам собой возник небольшой глиняный сосуд, покрытый древними письменами. Вид у сосуда был такой, будто ему долго пришлось провести в земле или, по меньшей мере, в сырости. На горлышке кувшина красовался! ярлычок: «Хранилище духов Тибидохса. Дату заточения см. на пломбе. Спирт 22%. Сахар 160 г/дм5 Потусторонние примеси не более 4, 2%. Срок годности не ограничен».
– Как интересно! Скажите, а какая дата заточения? – немедленно оживился «хочувсезнайка» Шурасик.
Поклеп Поклепыч неохотно взглянул на пломбу.
– А-а, ерунда... Всего лишь первое тысячелетие до нашей эры, – буркнул он и медленно занес сосуд над головой.
Сообразив, что сейчас произойдет, Дуся Пупсикова пронзительно взвизгнула и попыталась превратиться в пряник. Шурасик стал быстро заползать под парту, продолжая строчить что-то в тетрадке. Кузя Тузиков... впрочем, говорят, некоторые дистрофики из лопухоидов прячутся за удочкой... что же удивительного, что потомственный маг Тузиков (его отец, кстати, выловил и оживил небезызвестную собачку Муму!) ухитрился исчезнуть за своим реактивным веником? Этот веник он повсюду таскал с собой и даже, по слухам, ночью клал его под одеяло.
– Убивают! Кто-нибудь, поставьте мне памятник! – выглядывая из-под стула, голосила Склепова.
– Что за фокусы, второй класс? – рявкнул завуч. – К чему эти дешевые эмоции? Разумеется, это не самый сильный и не самый опасный дух из существующих. Все-таки первое занятие. Правда, никто толком не знает, что у этих духов на уме. Не исключаю, что, освободившись, он решит в кого-нибудь вселиться, прогнав хозяина, так что следуйте своим записям...
Поклеп улыбнулся в явном предвкушении: видно, сообразил, что толковых записей ни у кого быть не может: все повыцветало.
– Так-то вот, дорогие мои... Мало ли что взбредет в голову духу, который несколько тысяч лет был в заточении? Не правда ли, Ягунчик? – добавил завуч совсем уж вкрадчивым и подозрительно ласковым голосом.
Баб-Ягун ничего не ответил. Таня услышала, как под партой у него застучали коленки.
Тем временем, насладившись всеобщим ужасом, Поклеп разжал руки. Глиняный сосуд ударился о каменный пол и разлетелся вдребезги. Таинственные знаки на черепках растаяли. Что-то незримое и одновременно осязаемое появилось в воздухе. Класс в мгновение ока наполнился тысячью голосов, Голоса звучали повсюду – громкие, раздраженные, на сотнях разных языков. Тут были и плач, и крики, и истеричный хохот.
Ягун вцепился в парту. Его талисманы оглушительно трескались, реагируя на присутствие потусторонней силы. Казалось, будто в карманах у него взрываются петарды. После каждого взрыва внук Ягге подскакивал на стуле и безуспешно пытался сорвать куртку, но не успевал, потому что у него уже лопался следующий талисман.
Поклеп Поклепыч злорадно ухмылялся, наблюдая за его отчаянными попытками:
– Запоминайте, второй класс! Вот вам наглядный пример хронического головотяпства! Определенные типы защитных талисманов не столько спасают от духов, сколько притягивают их. К тому же магия одного талисмана часто перечеркивает магию остальных...
БАХ! Ягун подскочил к потолку.
– А вот что бывает с теми, кто слишком уж перестраховался. Вы не хотите поделиться с классом своими ощущениями, господин внучек? Не правда ли, они неподражаемы? – рассуждал Поклеп.
Но Баб-Ягун ни с кем не желал делиться ощущениями. Он торопливо сдирал свою взрывающуюся, дымящуюся куртку.
Голоса завывали. Факелы плевались искрами. Некоторые чадили и гасли, исходя завистливыми струйками дыма. Казалось, что-то невидимое плывет вдоль стены, неуклонно приближаясь к Ягуну. Шурасик, сидя под партой, как в окопе, поспешно бормотал заклинания, однако ему явно не хватало уверенности, Искры, выскакивающие из его кольца, были совсем слабыми.
Наконец Ягуну удалось справиться с «молнией», Приспустив на плечах куртку, он поспешно выхватил что-то из внутреннего кармана и вскинул над головой.
– Ой, мамочка моя бабуся! Вот тебе! Получай! – крикнул он.
Тане почудилось, что это осколок черного зеркала, Сотни теней рванулись к нему, словно их притягивала неведомая сила. А потом Ягуна будто толкнуло в грудь порывом ветра. Он отступил на полшага, но устоял. На миг в зеркале отразилось нечто расплывчатое, мерзкое, безликое – отразилось, взревело и отступило...
– Ы-0-О-О-У! – страшный, все возрастающий рев наполнил класс. Брызнули стекла, Чудилось, барабанные перепонки вот-вот лопнут.
– Паранойус крышус срывание! Маразматут кульминационит! – тонким, сдавленным голосом крикнул кто-то.
Таня повернулась на крик и едва узнала сурового завуча. Поклеп Поклепыча словно подменили. Кри-венькая ехидная усмешка исчезла с его лица, будто стертая мокрой тряпкой. Теперь лицо его было перекошено от ужаса. Поклеп ещё раз выкрикнул заклинания.
Его перстень полыхнул спаренными красными искрами, но почти сразу, расплавившись, стек с пальца. Завуч взвыл от боли.
А в классе уже бушевала настоящая буря. Парты тряслись и дрожали, точно подвергшиеся внезапной атаке полтергейстов. Тетради раздирало в клочья и пургой осыпало учеников. Поклеп, оставшийся без кольца, ничего не предпринимал. Он лишь дул на палец и злобно полыхал глазками.
Дверь сорвало с петель. Что-то неосязаемое, яростное, могучее пронеслось по коридору и затихло, замерло, раздробившись в лабиринтах Тибидохса.
Опомнившийся Поклеп Поклепыч подскочил к Баб-Ягуну и, выхватив у него зеркало, разбил его вдребезги. Потом, похрустывая артритными коленками, принялся приплясывать на осколках.
– Ты соображаешь, что натворил, а? Зомбировать тебя мало, а! Скажи спасибо, что у меня нет кольца! Я превратил бы тебя на двадцать лет в дождевого червя! Нет, вы это видели, а? – взвизгивал он, топча битое стекло.
– Но почему? Что я такого натворил? – прошептал Баб-Ягун.
Он стоял растерянный и зеленый, не понимая, что происходит.
– Нет, вы слышали: «Что я натворил!» Я тебе объясню! Этот дух был не опасен, но твое идиотское стекло все испортило! И не смей говорить, что не знал! Дух, увидевший себя в зеркале, становится сильнее в сотни раз, – брызжа слюной, заорал завуч.
– Но я... прочитал, что черное зеркало усмиряет духов... – попытался возразить Ягун.
