И старый сторож побрёл, кряхтя, дальше.
Тётя Лиза с минутку подумала и решила, что старик неправ: всё равно вещь чужая, и её надо вернуть. Но показать такую интересную вещь Илюшке стоит.
Ведь Лиза была женщина наблюдательная и сразу сообразила, как надо обращаться с Петрушкой. Она надела его на руку, и он стал весело вертеться и кланяться.
— Хорош, хорош! — повторила Лиза. — Отнесу Илюшке. Денёк у нас побудет, пока я выходная, а потом — обратно в клуб.
Глава тридцать четвёртая
У ТЁТИ ЛИЗЫ
Дома у тёти Лизы было так чисто, что людям, приходящим к ней впервые, делалось, по правде говоря, немножко не по себе.
По всему коридору, по комнате и кухне были расстелены разных цветов половики: об одни надо было вытирать ноги, на другие ступать уже вытертыми ногами, по третьим осторожно ходить.
Несмотря на всё это, входить в комнату в уличной обуви запрещалось, и для всех приходящих у входной двери стояли чистые тапочки.
Но Петрушку все эти преграды нисколько не смутили.
Ведь он, как известно, по полу не ходил, а путешествовал на руках у кого-нибудь, и башмаки у него всегда были чистые.
Живя обычно как бы во втором этаже комнат, на уровне невысоких шкафов и буфетов, Петрушка знакомился прежде всего с тем, что находилось на их верхушках. Так, например, у Викиной мамы верхушка шкафа была, как и вся комната, беспорядочно завалена всевозможными картонками и обрезками материи. А у Муры верхушка её модного полированного шкафа была совершенно пустая, но густо припудренная пылью.
У тёти Лизы крышка буфета блестела так же ясно, как и стекло, вставленное в его дверцу. Сияла клеёнка на столе, топорщились белоснежные накрахмаленные занавески.
Замечался, однако, в доме и беспорядок, но какой славный и уютный! В одном из углов комнаты были рассыпаны игрушки, и посреди них важно восседал маленький хозяин — двухлетний Илюшка, сын тёти Лизы.
Если в клубе тётя Лиза была, по правде говоря, самой главной хозяйкой и её слушались и побаивались все, вплоть до самого директора Василь Васильича, то совсем не случайно мы назвали её двухлетнего сына хозяином.
Да, дома у самой тёти Лизы был хозяин, и даже не один. Дома у неё было два хозяина — маленький и большой. И хотя тётя Лиза считала, что она их тоже держит в руках, но мы в этом не уверены.
— Ну, вот и наша мама! — весело сказал хозяин побольше, муж тёти Лизы, поднимая сынишку.
И тётя Лиза, взяв на руки сына, сначала внимательно оглядела его, чисто ли он умыт, а потом отдала ему Петрушку.
— Это Петрушка, сынок, — сказала она. — Поиграй с ним.
И опустила обоих на пол.
— Трушка? — повторил ребёнок и стал его удивлённо разглядывать.
И Петрушка тоже смотрел на него и смеялся во весь рот.
Уж очень хорош был этот маленький хозяин: крепенький, белоголовый, чистенький.
Насмотревшись на Петрушку, Илюшка удовлетворённо засмеялся и затопал по полу, волоча Петрушку за собой. Одна Петрушкина рука была в воздухе, другая ехала по гладко натёртому полу, но Петрушке это, в общем, нравилось.
Они вместе притопали на кухню к тёте Лизе, где на полке так ослепительно сверкали кастрюли, как будто это были не кастрюли, а зеркальные витрины магазинов. И прямо в их сверкающие зеркальные бока гляделись румяные щёки толстой свёклы, которую в это время энергично чистила Лиза.
— А, сынок! — сказала она ласково маленькому хозяину. — Играй, играй!
Но в это время на кухню пришёл и другой хозяин, побольше, тёти Лизин муж.
— А знаешь, Лиза, зря ты это, — сказал он. — Игрушка, видно, дорогая, а наш её в момент испортит. Как ты потом будешь возвращать? Давай-ка лучше я сейчас отнесу обратно в клуб. Мне ведь по дороге.
Тётя Лиза оглянулась и посмотрела на сына. В это время он как раз пытался сунуть Петрушку в ведро с водой.
— Ах ты, баловник! — закричала тётя Лиза. — Правда, Федя, отнеси. А я уж разглядела, как он сшит, и как-нибудь попробую сделать такого же.
— Попробуешь? — усмехнулся муж. — Ты-то попробуешь? Сделаешь, да ещё лучше этого!
И, осторожно вынув из рук сына Петрушку, он унёс из кухни эту замечательную новую игрушку.
Тут раздался такой страшный рёв, что другой отец немедленно прибежал бы назад, но тёти Лизин муж был уже за дверью. Он хорошо знал, что жена сумеет успокоить сына.
Глава тридцать пятая
ВЕСЁЛЫЙ, ГЛАВНЫЙ, ДЕТСКИЙ
Помните, когда Петрушка лежал у дверей клубного зала, проходящие мимо него люди говорили о том, что жюри конкурса на лучшее ситцевое платье не состоялось потому, что не пришёл Главный художник клуба. Вспомнили?
Так вот, этот Главный художник был ещё и детским, так как рисовал картинки к детским книжкам, и был также весёлым, так как картинки он любил рисовать смешные. И поэтому некоторые называли его весёлым художником, а некоторые — детским.
В сущности, это одно и то же, потому что всякий настоящий детский художник — ещё и непременно весёлый.
И за все эти качества Главного художника очень любили и уважали многие люди, особенно дети.
Но была у него ещё одна черта, которая причиняла и ему и всем окружающим массу хлопот. Дело в том, что главный, весёлый и детский художник был по совместительству ещё и самым забывчивым и рассеянным человеком на свете.
Чтобы не забыть нужных дел, он записывал их на различных необходимых вещах — например, на папиросных коробках или на трамвайных билетах, но всегда забывал вовремя посмотреть на них.
Он завязывал узелки на платках и галстуках, и это очень огорчало его жену, хотя она и была самой доброй и приветливой на свете женщиной. Но всё равно он никогда не мог вспомнить, почему завязан узелок на его носовом платке.
Он забывал сдать работу в срок, и детские книжки из-за этого не выходили вовремя. Он забывал приходить на заседания, и поэтому никто не мог узнать его мнения о рисунках других художников.
Одного только никогда не забывал весёлый художник — того, что он рисовал в данное время.
Вот и сейчас, подходя к клубу, в котором он уже много лет состоял главным художником, он бормотал:
— Нет, хвост у него я загну крючком, это будет смешнее… Да-да, смешнее! А в зубы ему дам… Что я дам ему в зубы?.. А, да, трамвайный билет! — сказал он весело, так как в это время ему в руку, которую он держал в кармане, попался старый трамвайный билет.
«Вот-вот, именно такой билет. И с ним он войдёт в трамвай… Да-да, вот именно с таким…»
И весёлый художник поднёс к самым глазам обыкновенный трамвайный билет, чтобы получше его запомнить и потом правильно нарисовать: ведь он всё и всегда рисовал с натуры.
Но на обыкновенном трамвайном билете было что-то написано красным карандашом. Весёлый художник на мгновение замер, потом хлопнул себя по лбу и ринулся в клуб.
На трамвайном билете было написано: «Жюри», и художник спешил попасть на это жюри.
Он совсем забыл, что оно должно было состояться вчера: весёлый пёс, герой его новой детской книжки, прочно завладел его памятью.
Но тут неожиданно чья-то рука ухватила руку весёлого художника.
— Извините, я тороплюсь! — закричал художник и рванулся к двери, но рука крепко держала его.
Ведь это была рука тёти Лизиного мужа, а он работал на заводе, и руки у него были достаточно крепкие.
— Я не задержу вас, товарищ художник, — весело сказал тёти Лизин муж. — Я только попрошу вас передать эту игрушку директору клуба. Потому что я тоже тороплюсь.
И, передав художнику Петрушку, тёти Лизин муж торопливо пошёл дальше.
А весёлый художник крикнул: «Непременно!» — и побежал в клуб. Он пробежал мимо дремлющего Непейводы прямо на второй этаж и рванул дверь зала. Но зал был пуст. Стулья были чинно расставлены у стен и пол чисто выметен — недаром здесь побывала недавно тётя Лиза.
Художник устало опустился на один из стульев у стены и вытер платком лоб.
— Странно! — сказал он, сунув платок в карман. — Жена дала мне сегодня какой-то особенный платок — весь разноцветный, толстый и мягкий. А не дать ли такой платок в зубы моему псу? И пусть он с этим платком бежит по улице…
И весёлый художник торопливо вышел из зала и, сбежав вниз по лестнице, так же быстро направился к себе домой, чтобы скорей нарисовать то, что ему только что пришло в голову.
Глава тридцать шестая
В СТАРОЙ БАШНЕ
Весёлый художник забывал не только о заседаниях и сроках сдачи своих работ. Он забывал и о многом другом, о чём люди более практические не забывают никогда.
В городе, где жил весёлый художник, всё время строились большие новые дома, и многие люди переезжали в новые квартиры. В этих квартирах у них прибавлялись семьи — рождались маленькие дети, женились взрослые, — и самые настойчивые и нуждающиеся хозяева этих квартир покидали их, чтобы переехать в новые, более просторные. А в старые, освобождённые ими квартиры, въезжали другие семьи.
