Возмущенный ропот волнами прокатывался по залу. Все вытягивали шеи, стараясь разглядеть Эллемейта, и, хотя в зале было совсем темно, многие заметили, что он встал и устремился к выходу.
— Всё это ложь! — кричал он. — Это не я! Снова щёлкнул диапроектор, и на экране вспыхнуло новое изображение — ещё более кривое, чем все предыдущие, но опять же вполне отчетливое. Схватив за руку девочку, господин Эллемейт в ярости замахивался на неё. Девочка эта была, само собой разумеется, Биби.
— Клевета! — вопил господин Эллемейт. — Я докажу, что всё это смонтировано!
Но публика взволнованно переговаривалась, так что его никто не услышал.
Господин Эллемейт бросился в конец зала, где стоял диапроектор.
Диапозитивы менял Биллем, работник столовой.
— Немедленно прекратить! — крикнул господин Эллемейт.
— Это был последний кадр, — сказал Биллем.
— Ты... — задыхаясь от ярости, прорычал Эллемейт, — ты... откуда у тебя эти снимки?
— Я просто показывал всё по порядку. — Биллем пожал плечами. — Что и требовалось.
— Но откуда же они взялись?
— Понятия не имею.
Волнение в зале нарастало, и господин Смит попытался разрядить обстановку.
— Дамы и господа, всё это досадное недоразумение, — увещевал он публику. — Я предлагаю всем успокоиться и выпить по чашечке кофе, после чего я продолжу лекцию.
— Ты уволен, — прошипел господин Эллемейт Виллему.
Он вернулся в зал, где уже включили свет и люди, сбившись в кучки, возбужденно переговаривались, теснясь к буфету. Там, где проходил господин Эллемейт, наступала гробовая тишина.
Ему очень хотелось всем всё объяснить. Но никто не спрашивал его объяснений. Фотографии были слишком красноречивы.
Господин Эллемейт безнадежно махнул рукой и вышел из зала.
В тот же миг все наперебой заговорили.
— Просто не верится! — возмущалась жена Муниципального Советника. — И это Председатель Общества Друзей Животных! Пинает кошек! Он обидел мою кошку!
— Он ударил моего ребенка! — воскликнула мама Биби. — Это куда серьёзнее. А он ещё Председатель Общества Заботы о Детях!
Биби сидела рядом с абсолютно невинным видом, будто не имела к этой истории ни малейшего отношения.
— Почему ты мне ничего не рассказала? — спросила мама. — О том, что тебя ударил этот человек?
Но Биби скромно промолчала. Она лишь взглянула поверх своей кока-колы на Тиббе и прошептала:
— Здорово получилось?
— Потрясающе! — искренне ответил тот.
— Последнюю фотографию сделала Мурли, — сказала Биби. — Она залезла на дерево.
Тиббе оглянулся по сторонам. В толчее он потерял Мурли и, чтобы отыскать её, прошёлся по залу. До него долетали обрывки разговоров.
— Вполне возможно, что не всё там неправда, — шептались пожилые дамы.
— Где, дорогая?
— Да в той самой заметке. Ну, к примеру, то, что Эллемейт засунул котят в мусорный мешок.
— Да уж, такой человек способен на всё. И про селёдочника, наверное, тоже правда.
Чуть поодаль господин Смит разговаривал с Виллемом.
— Как же это получилось? — спрашивал господин Смит. — Эти снимки... Всё было задумано по-другому. Откуда они взялись?
— Мне их дала юфрау Мурли, — объяснил Биллем. — Она спросила, не смогу ли я показать их до перерыва. Не знаю почему, но она была так мила со мной. И просила очень любезно.
— Так-так, — пробормотал господин Смит.
— А теперь, когда я потерял работу, — продолжал Биллем, — я тоже могу кое о чём рассказать.
— О чём же? — поинтересовался господин Смит.
— Я там был. -Где?
— Я видел, как господин Эллемейт наехал на палатку селёдочника.
— Мальчик мой! — воскликнул старый учитель. — Почему же ты молчал об этом раньше?
К ним подошёл механик из мастерской.
— В таком случае я тоже расскажу, что знаю, — сказал он. — Машина Эллемейта была повреждена.
— Об этом вы должны рассказать не мне, — сказал господин Смит. — Вам необходимо изложить всё это в полиции. Кстати, сегодня на лекции присутствует комиссар полиции.
И господин Смит направился к Тиббе, который всё ещё в одиночестве бродил по залу.
— Тиббе, — господин Смит пожал ему руку, — боюсь, я несправедливо тебя обидел. Мне очень жаль. Думаю, ты ухватил суть дела. Обязательно напиши о сегодняшнем вечере.
— Я больше не работаю в газете, — вздохнул Тиббе.
Тем временем Мурли тоже сновала между беседующими за чашечкой кофе гостями. То и дело до неё долетало:
— А всё-таки этот Тиббе был прав...
— Вы полагаете?
— Да я просто уверен в этом.
Глаза её сияли от удовольствия. Кошачий заговор достиг своей цели.
Она уже собиралась вернуться на свое место, когда заметила за стеклянной дверью черное пятно. Оно протяжно мяукало.
Мурли приоткрыла дверь, и в зал проскользнул толстый черный кот Люкс.
— Сколько можно тебя звать! — проворчал он. — Я смылся отсюда, иначе бы мне в этой толчее все лапы отдавили. Ну как, получилось?
— Отлично, — сказала Мурли. — Спасибо всем киллендорнским кошкам.
— Поздравляю, — довольно мурлыкнул Люкс. — Но я тебя звал не только за этим. Там, на улице, тебя кое-кто поджидает.
— Кто? — удивилась Мурли.
— Твоя сестра. Напротив вращающихся дверей, в тени лип. От входа надо идти прямо.
Мурли одновременно бросило и в жар и в холод. Как тогда в саду тётушки Мортье. Если только речь заходила об её сестре, у неё подозрительно начинало дрожать в горле.
— Я не могу сейчас, — сказала она. — Мне нужно вернуться. Лекция ещё не окончена.
— Да пойдем же! — настаивал Люкс. — Далась тебе эта лекция! Какое тебе дело до «кошки в истории человечества», раз тебя поджидает настоящая сегодняшняя кошка?
— И всё же я не пойду.
— Почему? Уж не боишься ли ты своей собственной сестры?
— Нет... а может, и боюсь. Передай ей, что сейчас я не могу с ней встретиться.
***
И когда Тиббе вернулся на место, Мурли уже тихонечко сидела на соседнем стуле.
Господин Смит под бурный восторг слушателей дочитал до конца свою лекцию, на сей раз без всяких чрезвычайных происшествий.
Следующим утром все кошки города высыпали на крыши.
Обсуждались события вчерашнего вечера. Кошачий телеграф бесперебойно работал всю ночь.
— Это лучшая новость после взятия Бастилии, — глубокомысленно изрекла Промокашка.
На крыше Страхового банка было темно от кошек — ни разу Мурли не доводилось собрать их столько, да ещё средь бела дня. Она принесла с собой целую сумку мяса и щедро раздавала кусочки своим помощникам.
Самым дурным голосом от радости вопила Просвирка, что вовсе не пристало церковной кошке.
— Ух, как отпразднуем! — выкрикивала она.
— Да уж, отпразднуем, — как всегда с постной миной фыркнула Помоечница. В душе она была страшно горда тем, что смогла без посторонней помощи взобраться на самую высокую крышу в городе — несмотря на сломанную лапу!
— Пока ещё нечего праздновать, — вздохнула Мурли. — Моего хозяина уволили с работы, и через несколько дней он должен освободить квартиру.
— Не дергайся, — сказал Косой Симон. — Может, сегодня же всё и уладится. Общественное мнение переменилось. Люди больше не любят Эллемейта. Мой хозяин очень зол на него.
— Мой — тоже, — поддакнула кошка Муниципального Советника.
— Весь город судачит о вчерашней лекции, — хмыкнул кот Люкс. — Я имею в виду людей.
Между тем Тиббе коротал время на своем чердаке в компании шестерых маленьких котят. Все его взрослые кошки отправились на крышу. Естественно, вместе с Мурли.
Он так толком и не видел её после лекции, а ему о многом хотелось её расспросить.
В полной растерянности он ходил кругами по комнате. Внезапно раздался звонок в дверь.
На пороге стоял господин Фан Дам, хозяин дома. Он был изрядно смущен и ни за что не желал присесть.
— Я тут решил заглянуть к вам на минутку, — сказал он. — Прослышал я, молодой человек, что моя жена потребовала, чтобы вы съехали с квартиры. Освобождайте, мол, чердак. Она отказала вам без моего ведома. Ей не следовало так поступать. Я с ней категорически не согласен.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласил Тиббе. Господин Фан Дам присел на самый краешек стула.
— Моя жена излишне эмоциональна, — продолжал он. — Она ужасно рассердилась на вас из-за того кошачьего концерта. Но я ей сразу сказал: «Причём тут Тиббе, это весь город виноват. Вон сколько кошек развели!»
Тиббе кивнул.
— А ещё она недовольна тем, что у вас у самого столько кошек, — заговорил снова господин Фан Дам. — Но ведь от этого у нас никаких проблем. Вернее, она считает, что у неё есть проблемы, у меня же лично их нет.
— Благодарю вас, — сказал Тиббе.
— А потом она разозлилась из-за этой вашей заметки в газете. Но теперь-то мы знаем, что вы были правы.
