Он ушел, оставив нас таращится на два огромных ящика со столовыми приборами, серебряными чайниками и серебряными кофейниками; были там еще несколько кувшинов, поварешек и два ряда огромных серебряных блюд, тоже разложенных на газете. За ними возвышались вазы, супницы, конфетницы и замысловатые витые подсвечники – по большей части громадные.
– Опять придется превращать солому в золото, Грант, – сказал Кристофер. – На сей раз, пожалуй, это будет проще.
– Они, по-моему, и так неплохо блестят, – заметил я. – Ты попробуй увидеть во всем этом светлую сторону.
– Светлые стороны я ненавижу, – отозвался Кристофер.
Зная, что Грегор только того и ждет, чтобы застать нас за бездельем, мы принялись за работу. Я поручил Кристоферу мазать серебро розовой, едко пахнущей полировальной пастой – это была более простая часть работы, а я был почти уверен, что серебро Кристофер тоже не чистил никогда в жизни, – сам же взял побольше ветоши и принялся усердно тереть. Через некоторое время я втянулся, начал читать газеты, лежавшие под серебряными вещицами, и думать про всякие разные вещи. Судя по всему, комната для чистки серебра находилась рядом с кладовой мистера Амоса. Орудуя тряпкой, я время от времени слышал его голос – краткие монотонные монологи, иногда завершавшиеся громоподобным рявканьем, однако слов было не разобрать. Тем не менее настроение испортилось.
Я сказал об этом Кристоферу. Он вздохнул.
Я сказал Кристоферу что-то еще, потом еще, но он не ответил. Тогда я повернулся и посмотрел на него. Кристофер навалился на стол, тяжело дыша, а лицо его сделалось того же белесо-серого цвета, что и газета. Шейный платок он перевернул концами к спине, чтобы не перепачкать его пастой, и я обратил внимание, что в вороте его рубахи висит кольцо, надетое на золотую цепочку. Оно позванивало, стукаясь о подсвечник, который Кристофер чистил.
Я вспомнил своего одноклассника Хэмиша, который никогда не ходил на уроки рисования, потому что от запаха красок у него случались приступы астмы. Похоже, с Кристофером происходило что-то похожее.
– Что с тобой? Это ты из-за пасты?
Кристофер поставил подсвечник на стол и выпрямился, опираясь на обе руки.
– Не в пасте дело, – сказал он. – В серебре. Даже хуже обычного – что-то, видимо, такое в Седьмых Мирах. Боюсь, я больше не могу, Грант.
По счастью, Грегор, по лености, не стал заглядывать к нам каждые пять минут. Однако я знал, что рано или поздно он заявится. А ведь Кристофера он невзлюбил даже сильнее, чем меня.
– Ладно, – сказал я. – Вставай к дверям и следи: придет Грегор – сделаешь вид, что занят делом. А я пока поработаю. Еще не хватало, чтобы ты разболелся.
– Правда? – не поверил Кристофер.
– А то, – ответил я, а потом чуть помедлил. Вот теперь он уж точно был у меня в долгу.
Кристофер с признательностью произнес: «Спасибо» – и отошел от серебра подальше. Жуткая бледность его почти сразу прошла. Я заметил, как он посмотрел вниз и увидел свесившееся из воротника кольцо. Это его, судя по всему, ужаснуло. Он поспешно затолкал кольцо и цепочку внутрь, с глаз долой, и поправил шейный платок, чтобы их спрятать.
– Я твой должник, Грант, – сказал он, направляясь к двери. – Чем я могу тебе отплатить?
«Сработало!» – подумал я. Меня уже совсем замучило любопытство, и я едва не выпалил: давай-ка расскажи мне о себе. Однако не выпалил. С Кристофером такая прямолинейность бы не прошла. Поэтому я ответил:
– Прямо сейчас мне ничего не нужно. Как понадобится – скажу.
– Ну ладно, – пожал плечами Кристофер. – А что это за бурчание доносится сквозь стену?
– Мистер Амос разговаривает по телефону, – пояснил я, взял подсвечник и принялся его начищать.
– Интересно, о чем это дворецкий может столько болтать по телефону? – удивился Кристофер. – Какой именно сорт шампанского ему доставить? Или у него есть старушка-мама, которая требует от него ежедневных пространных докладов? «Амос, сыночек, ты не забываешь пользоваться мозольными пластырями, которые я тебе послала?» Или, может, это его жена? Должна же у Хьюго быть мама. Интересно было бы узнать, где они ее держат.
Я ухмыльнулся. Было ясно, что Кристофер окончательно очухался.
– Кстати, о матерях, – продолжал он. – Лично мне графиня решительно не по душе. А тебе, Грант?
– Мне тоже, – согласился я. – Миссис Потс, уборщица из нашего книжного магазина, утверждает, что раньше ее светлость танцевала в кордебалете.
Кристофер от этой новости просто опешил:
– Да ты что? Неужели? А ну-ка, повтори слово в слово, что миссис Потс про нее сказала.
Я и повторил, продолжая по ходу начищать серебро. А потом как-то само собой вышло, что я начал рассказывать и про магазин, про маму и дядю Альфреда, про то, как Антея уехала из дома. Пока я все это излагал, до меня вдруг дошло: вместо того, чтобы рассказывать мне о себе, Кристофер умудряется все больше выпытать про меня. Была у него такая удивительная способность. Впрочем, я ничего не имел против того, чтобы выложить ему все как есть, – главное, чтобы он не узнал про мой Злой Рок и про то, что мне предстоит сделать; кстати, за рассказом и чистка серебра пошла веселее. Когда Грегор засунул в двери свою башку – а Кристофер метнулся к столу и сделал вид, что надраивает бок кувшина, – все было почти закончено. Грегор явно расстроился.
– Чай будут Подавать через десять минут, – сообщил он со свирепой миной. – Идите умойтесь. Сегодня вам предстоит вкатывать тележку с чаем.
– Да уж, времени скучать здесь кот наплакал, – заметил Кристофер.
Времени скучать у нас действительно не было. Гоняли нас так, что я не успел прочитать ни слова из книжки о Питере Дженкинсе. По вечерам я, как правило, просто падал в постель и засыпал. Тем не менее во второй вечер, когда мы надевали ночные рубашки, я все-таки заметил, что никакого кольца на цепочке у Кристофера на шее больше не было. Спрятал с помощью колдовства, подумал я и тут же провалился в сон.
А потом – вы же знаете, как оно бывает, – дня через три я понемногу освоился и с распорядком дня, и с тем, что где находится. Стало казаться, что не так уж и сурово нас гоняют. В тот день у меня хватило времени вдоволь посгорать от любопытства на предмет того, что Кристоферу на самом деле понадобилось в Столлери. И вообще хватило времени посгорать от любопытства на предмет Кристофера. Он все так же, с тем же высокомерием называл меня «Грант», и порой мне хотелось его за это треснуть, или заорать, что это же моя кличка, или… в общем, доводил он меня здорово. Но тут он неизменно произносил что-нибудь такое, что я сгибался пополам от смеха и сразу понимал, что он опять мне очень нравится. Странная получалась смесь.
А потом настал пятый вечер, полнолуние. Кристофер сказал:
– Грант, луна, чтоб ее, светит мне прямо в глаза.
И скрепил занавески булавкой, так что темнота в комнате сделалась совсем непроглядной.
Я лег, закрыл глаза и подумал: «Ага! Он хочет, чтобы я заснул, а сам потом смоется, как уже смывался раньше». Меня это так разозлило, что я приложил все силы, чтобы не уснуть.
Из этого ничего не вышло. Я спал без задних ног и все же неведомым образом ощутил, как за Кристофером тихо закрылась дверь.
К этому времени я уже, считай, сгорел от любопытства, а потому сумел всплыть из глубин сна. Выкарабкался из постели. Было холодно. Ни халатов, ни ночных туфель в Столлери не выдавали, пришлось быстренько напялить бархатные панталоны; потом я стащил с кровати одеяло и набросил на манер плаща. Незастегнутые пряжки панталон звякали о колени, но я все равно вылетел в коридор как раз в тот момент, когда Кристофер спустил воду в туалете и вышел оттуда. Я юркнул обратно в нашу комнату и стал ждать, куда он пойдет.
Ну и дураком же я буду выглядеть, если он просто вернется и опять ляжет в постель! – подумал я.
Но Кристофер прошел мимо нашей комнаты и направился к лифту. Я на цыпочках крался следом, стараясь ступать на те из холоднющих половиц, которые меньше скрипят. Впрочем, от шагов Кристофера было столько скрипу, что я, в общем-то, мог бы и не стараться. Он вышагивал с таким видом, будто все остальные обитатели чердака спали мертвым сном.
Кристофер прошел мимо лифта, к гардеробной. Постоял перед решетчатой дверью – из фонаря в потолке на него лился яркий свет, – а потом я расслышал его шепот:
– Нет, похоже, подальше.
Он повернулся и зашагал по коридору туда, где на стене была нарисована черта – за ней начиналась женская половина.
Должен признаться, тут я едва не отстал. Ведь если меня уволят из Столлери еще до того, как я познакомлюсь с графом Робертом и разберусь со своим Злым Роком, конец всему. Но потом я подумал: раз уж я оделся, пусть и наполовину, чтобы проследить за Кристофером, так теперь надо следить. И я продолжил следить.
Я нагнал Кристофера в просторной пустой зале, где в длинный ряд окон вливался яркий белый лунный свет. Дрожа от холода в своей ночной рубашке, он медленно поворачивался на одном месте.
