– Чем большим владеешь, тем большим надо жертвовать, чтобы сохранить то, что имеешь, – поддержал отец.
– Но таким способом?!
– Где нужен результат, там средства не важны, – сказал Эрик.
Крысы.
– Так может, это мы – чужаки? – не сдержалась Селестина. – Мы пьём… Вы пьёте людскую кровь!
Отец не ответил. Брат за его спиной хранил гробовое молчание.
– Мне кажется, ты уже давно поняла, что я выбрал Николая тебе в мужья, – продолжил отец. – Через год, когда тебе исполнится восемнадцать, он сделает предложение.
– Я люблю другого, – настойчиво сказала Селестина, тем не менее, холодея от ужаса. Ей вдруг показалось, что она, ступенька за ступенькой, сходит в тёмное, мрачное подземелье. Всё дальше и дальше… Никто и никогда не решался перечить отцу.
– У тебя нет выбора, – устало сказал Эрик. – Как нет выбора ни у кого из нас. Мы – в семье. Мы пьём кровь. Если мы перестанем пить её – мы умрём.
Старший брат всегда говорил так: короткими, точными, словно выстрелы фразами, но до предельного просто и понятно.
– Так значит, это вино… – Селестина споткнулась на слове, не зная, как поаккуратнее выразить мысль, – а откуда оно, то есть…
Но брат, конечно же, понял её.
– Ты становишься всё смышленее, – сказал он. – Каждое полнолуние один из нас отправляется на охоту. Одна-две жертвы обеспечивают всю семью напитком на целый месяц.
– Но это ужасно!
– Мы контролируем ситуацию, – сказал отец. – Одна охота в месяц. По очереди. Этого хватает.
– Но я не хочу пить кровь! – воскликнула Селестина.
– Вино, – тихо отозвался Эрик. – Ты пьёшь вино. Женщинам этого достаточно. Мужчинам же нужна охота. Преследование. Горячая кровь. Жертвы.
– Но, – Селестина опять сбилась, – но я люблю…
– Нет, – резко произнёс отец. – Если мы начнём выходить за пределы семьи – мы исчезнем. Будет рождаться простое потомство, без дара…
– Разве это дар?! – наверное, в её сливовых глазах полыхнуло что-то вроде отвращения, ибо отец с братом разом вскинули головы. Глаза отца превратились в ледяные щёлки.
– Всю неделю приказываю не покидать пределы замка – совы получат повеление. А в следующее полнолуние объявим о твоей помолвке с Николаем.
…Время пролетело, как утренний сон: неясно, отрывочно, без мыслей. Кажется, она много плакала. Бесцельно шаталась по замку, помогала матери по хозяйству. Мама жалела её, тихо просила принять, как должное, и даже доверила протирать бутылки из фамильного погреба. Те самые бутылки, полные чьих-то нечеловеческих страданий, дикого страха, предсмертного ужаса. Селестине казалось, что из глубины тёмного стекла на неё смотрят перекошенные болью лица: укоризненно, осуждающе, с ненавистью…
Наступило полнолуние. Близился вечер. Но Селестина знала, что делать. Это мысль беспокойно вертелась в мозгу, удобно устраиваясь, набухала и зрела, словно мутный и болезненный нарыв, готовый лопнуть.
Приехал Николай со своей семьёй. Другие гости. Много гостей, пьющих человеческую кровь.
Как же она их ненавидит!
Выродки…
Крысы.
Селестина не встречала гостей. Она была в погребе. Её руки быстро и точно откупоривали бутылки, одну за другой, пальцы сыпали в каждое узкое горлышко щепотку белого порошка. Порошка, который так хорошо помогает избавляться от крыс.
Простой крысиный яд. Для крыс, от крыс…
Ей хватила всего лишь часа – жиденького отрезка времени, чтобы управиться с этим.
Она прислушивалась к своему сердцу, но оно молчало.
Сильно ли переживает человек, сыплющий яд у входа в крысиные норки?
Нет. Он знает, что делает правильно.
… Тускло мерцает лампа на столе. Слуги тихо звенят посудой, сервируя праздничный стол.
Отец сидит у пылающего камина и курит. Эрик и младший из семьи, Ноель, почтительно стоят позади кресла.
– Селестина так и не прижилась в семье, – говорит отец. – Я сразу почувствовал подвох, когда она, будучи совсем ребёнком, отказывалась пить чистую, тёплую кровь… ещё горячую. От такой никто не откажется.
Глаза братьев в полутьме алчно блеснули в знак согласия.
– Она – не такая, как мы, – тускло и как-то надтреснуто произнёс отец. – Она – чужая.
– Чужая, – отозвались, как эхо, братья.
– У неё будет ребёнок, – произнёс старший брат. – Я ходил к оракулу в одинокую башню – он видел… Будет, если не помешать.
– Эрик, ты знаешь что делать.
– В бокал? – лишь спросил он.
– Да, в бокал, – сухо подтвердил отец. – Это будет показательно для других… Для всей семьи. Ещё одна, красивая фамильная легенда… Я знаю, что делаю правильно.
– Правильно, – тихо подтвердили братья.
…Жидкость в бутылке мрачно плескалась в руках у слуги, она веселилась и пела в предвкушении, радостно скалясь навстречу будущему. Навстречу мести.
Гости расселись за столом, сервированным изящной серебряной посудой, праздничными свечами, изысканными разноцветными букетами, хрустальными фамильными бокалами…
Вечер обещал быть интересным, и гости волновались.
Все волновались.
Волновались и ждали.
