Но не успел пропеть и куплета, как услышал чириканье воробьев на плетне, огораживающем поле, и сразу замолчал, чтобы не уподобляться этому сброду. Нахмурив лоб, с важным видом прошествовал мимо – пусть знает эта голытьба, что ученый им не товарищ.
Вот уж и деревня показалась. Свернув на тропинку, наш путник под прикрытием прошлогодних сорняков незаметно подобрался к первой хате. Деревня была большая. Вся в садах, черневших голыми деревьями, она широко раскинулась среди полей, упираясь одним концом в темную стену густого соснового леса.
Из труб свежевыбеленных ладных хаток поднимался сизый дым; во дворах скрипели колодезные журавли, батраки поили лошадей и мычащих коров; по дороге, обсаженной тополями, с криком носились стайки ребятишек, игравших в прятки и салочки.
Но весь этот гомон перекрывали удары молота и лязг железа, доносившиеся из кузницы, возле которой причитала толпа крестьянок. Увидев их, Чудило-Мудрило осторожно прокрался вдоль забора и, притаившись за терновым кустом, стал слушать.
– Ах, злодейка! Ах, разбойница! – кипятилась одна. – Ну разве убережешь теперь от нее кур, коли она к самому кузнецу не побоялась забраться!
– Да что все твои куры против этой! Не курица, а золото! – перебила другая. – Каждый день яйца несла с кулак! Другой такой во всей деревне не сыщешь!
– А у меня кто петуха задушил? Не ее разве проделки? – жаловалась третья. – Как увидела я перышки разбросанные, так и обмерла. Да у меня его за пять злотых с руками бы оторвали – еще грошей пятнадцать прибавили бы.
– Вот пролаза! Вот злодейка! Эдакую дыру в курятнике проделала! – подхватила первая. – Да тут когтищи железные нужны. Мужик лопатой и то лучше не выроет. Неужто управы нет на нее, разбойницу? Тут из лачуги без зипуна выскочила кузнечиха, остановилась на пороге, поднесла фартук к глазам и заголосила:
– Ах, ты пеструшечка моя милая! Пеструшечка златоперая! И что я без тебя, сиротиночка, делать стану!
Недоумевая, слушал ученый летописец этот плач. Он прикладывал руку то к одному уху, то к другому, но никак не мог взять в толк, о чем тужат женщины. Вдруг он стукнул себя по лбу, уселся среди сорняков под забором, откупорил чернильницу, обмакнул перо, стряхнул его и, раскрыв огромную книгу, записал:
«На второй день странствия пришел я в несчастную страну, на которую совершили набег татары и перебили, передушили или угнали в полон всех кур и петухов. Кузнец ковал мечи для похода, а перед кузницей раздавались плач и стенания».
Не успел он кончить, как на пороге появился кузнец и рявкнул басом:
– Слезами горю не поможешь! Горшок с жаром надо взять да выкурить злодейку из норы! Кто же не знает лисьей норы на опушке! Выкурить ее оттуда или нору раскопать. Живей, Ясек! Собирайся, Стах! Кликните ребят, берите лопаты, и айда. А ты, мать, чем слезы лить, лучше бы горшок углей приготовила. Я бы и сам пошел, да работа срочная!… Сказал – и воротился в кузницу, и оттуда снова послышался звон железа. А двое подмастерьев, бросив раздувать мехи, помчались по улице с криком:
– На лису! На лису!
Женщины тоже разошлись по домам – снарядиться в поход. Тут летописец, внимательно следивший за событиями, снова обмакнул перо в чернильницу и записал:
«Возглавляет орду хитрый и неустрашимый хан, по прозванию Лиса. Татары скрываются в лесных пещерах, а местное население выкуривает их оттуда пороховым дымом».
Едва успел он поставить точку, как до слуха его донесся оглушительный шум. Глядь – по деревенской улице валит толпа женщин, детей, подростков с лопатами, палками и горшками, а за ними с яростным лаем мчатся Шарики, Жучки и Барбоски.
Еще раз обмакнул перо Чудило-Мудрило и сделал такую запись:
«В этой стране с татарами сражаются не мужчины, а женщины, дети и безусые отроки. Войско с криками и шумом мчится по деревне, а за ним несется целая свора псов, яростным лаем возбуждая в воинах отвагу. Все это видел я собственными глазами и собственноручной подписью удостоверяю».
Ученый гном склонил голову набок, прищурил левый глаз и расписался внизу страницы: «Придворный Историк Его Величества Короля Светлячка Чудило-Мудрило», изобразив в конце замысловатую закорючку. Вдруг откуда-то из-за забора пахнуло можжевеловым дымком, а гномы очень любят этот запах.
Чудило-Мудрило потянул своим носищем раз, другой, потом раздвинул сухие стебли и стал озираться: где горит? На опушке леса заметил он синюю струйку дыма, а протерев хорошенько очки, увидел костер, а вокруг него – пастушат.
Добрый старичок очень любил детей. И вот прямиком через пашню, смешно перескакивая через борозды, направился он на дымок. Пастушата очень удивились, увидев маленького человечка в плаще, в колпаке, с книгой под мышкой, с чернильницей на поясе и пером на плече.
Юзек подтолкнул Стаха и шепнул, показывая пальцем:
– Гномик!
А Чудило-Мудрило, который подошел уже совсем близко, кивнул им и улыбнулся приветливо.
Ребята смотрели на него разинув рот, как зачарованные. Они не то чтобы испугались, а просто онемели от неожиданности. Бояться тут нечего – ведь даже малые дети знают, что гномы никому не делают зла, а бедным сиротам еще и помогают.
Стах вспомнил, как позапрошлой весной вот такой же малюсенький человечек помог ему найти и пригнать на пастбище убежавших в лес телят. А на прощание насыпал полную шапку земляники, погладил по голове и сказал:
«На вот тебе, не бойся!»
Подойдя к костру, ученый летописец вынул трубочку изо рта и сказал вежливо:
– Здравствуйте, дети!
– Здравствуй, гномик, – серьезно ответили пастушата. А девочки, вытаращив на пришельца голубые глазенки, съежились, натянули на лбы платочки – только носы выглядывают, как пуговки.
Чудило-Мудрило, улыбаясь, посмотрел на них и спросил:
– Можно мне у костра погреться? Холодно что-то!
– Почему ж нельзя? – рассудительно ответил Ясек.
– Места не жалко! – прибавил Стах.
– Присаживайтесь! Гостем будете! – сказал Юзек, подбирая полы своего серого зипуна и освобождая местечко у огня.
– Картошка испечется – и поесть можете, коли захотите, – радушно предложил Куба.
– Конечно, кушайте на здоровье! Картошка почти готова, по запаху слышно!
Ученый летописец уселся у костра и, ласково глядя на разрумянившиеся лица, сказал растроганно:
– Милые вы мои детки! Чем же я вам отплачу?
Только он сказал это, как Зоська, заслонясь рукавом, выпалила:
– Расскажите нам сказку!
– Ну ее, сказку! Быль интересней сказки! – с важностью сказал Стах. – Конечно, интересней, – согласился гном. – Разве сказка может с правдой сравниться?
– Ну, коли так, – весело воскликнул Юзек, – расскажите, откуда взялись гномы!
– Откуда взялись? – повторил ученый муж и уже открыл было рот, готовясь начать рассказ, как вдруг с громким треском начала лопаться картошка.
Дети кинулись выгребать ее палками из золы и углей. Неожиданный треск не на шутку напугал ученого. Отскочив в сторону, он спрятался за камень и из этого укрытия стал наблюдать, как дети едят какие-то круглые дымящиеся ядра: таких ему никогда прежде не доводилось видеть. Раскрыв книгу, он положил ее на камень и написал дрожащей рукой:
«Народ в этой стране столь воинствен и отважен, что малые дети прямо в горячей золе пекут шрапнель, которая потом рвется с грохотом, подобным громовым раскатам. Тогда мальчики, с колыбели презирающие смерть, и даже слабые девочки выгребают эту оглушительно рвущуюся шрапнель и еще дымящейся отправляют в рот. Будучи свидетелем этой геройской отваги, не мог ей надивиться, а посему записываю в назидание потомству. Дано в поле, на пашне, вскоре после полудня».
Затем следовала подпись с завитушкой, еще более замысловатой, чем в первый раз.
Но печеная картошка пахла так вкусно, что у нашего ученого потекли слюнки и в животе заурчало. Видя, что «шрапнель» не причиняет детям ни малейшего вреда, и они, знай себе, уплетают да похваливают, он вылез из своего укрытия и осторожно приблизился к костру.
Зоська отломила кусочек картошки и, нацепив на палочку, протянула ему попробовать. Не без опаски взял он его в рот, но, распробовав, протянул руку за новым.
Девочки разламывали самые пропеченные картофелины и давали ему по крошечке. Под конец они так осмелели, что последнюю Кася сунула ему прямо в рот. Все девочки запищали от восторга, а громче всех сама Кася.
III
Подкрепившись, Чудило-Мудрило опять подсел к костру, а когда пастушата подложили хвороста в огонь и сухие ветки весело затрещали, рассыпая искры, начал свой рассказ:
– В прежние времена мы не ютились под землей, в скалистых пещерах, под корнями старых деревьев, как сейчас, а жили в хатах по деревням, вместе с людьми. Только давно это было. Тогда княжил над теми местами Лех, который основал город Гнезно. Он увидел там гнездовья птиц и сказал себе: «Раз птицы нашли себе здесь пристанище, значит, это край покойный и благодатный».
