Окна в старом доме, куда присели кошки, были разбиты, а по пустым комнатам сновали мыши. Так что, с завтраком проблем не было.
После завтрака, вновь усевшись на крыше и греясь в тоненьком слабом луче солнца, выглянувшего на смену дождю, кошки умыли мордочки так, как их когда-то учила мама. А потом вздремнули, свернувшись клубочками рядом друг с другом.
Их разбудил странный шум — рёв, скрежет, грохот, стук, крики людей, металлический лязг о камни. Они подкрались к краю крыши и увидели ужасающую картину. Огромный металлический шар, свисающий с крана, с силой бил и крошил старое здание на дальнем краю переулка, пока его стены и перекрытия не рухнули. Дом рассыпался на кусочки, превратившись в обломки и пыль.
Джеймс так испугался, что, замер, прикрыв лапками глаза. Зато Харриет от страха взмыла в небо и принялась носиться вдоль переулка с дикими криками: «Мама! Где ты? Мамочка, мы тут! Мы тут! Ну, где же ты, мама?»
Никто не услышал тоненького голоска Харриет. Никто не обратил на неё внимания. Перепуганные крысы, мыши и тараканы бросились врассыпную из рухнувшего здания. Парочка городских голубей прилетела посмотреть, откуда взялось это облако пыли.
— Ещё одну трущобу развалили, — подметил один из голубей. А второй добавил:
— Это и есть прогресс!
И оба улетели прочь.
Люди и машины в переулке перебрались к следующему зданию и принялись готовить его к сносу. Никто не обратил внимания на летавшую над крышами Харриет. Рыдая, она вернулась обратно к Джеймсу.
— Джеймс, ну, помоги же мне её звать! — всхлипнула она.
Харриет и Джеймс встали бок о бок у самого края крыши и закричали изо всех сил:
— Мама!
А потом прислушались.
Машины прекратили реветь. Пустынные здания накрыла тишина. Повсюду на машинах и прямо на развалинах сидели люди и поедали свой обед, принесённый в специальных жестяных коробках. Автомобили не сновали по заваленной камнями улице. По сравнению с нескончаемым гулом города вокруг, тут было слишком тихо. И в этом безмолвии Джеймс и Харриет услышали тонюсенький голосок:
— Мя-я, — печально протянул он. — Мя-я-я. Это я!
Глаза Джеймса округлились и засияли.
Харриет забила хвостом.
Оба устремили взгляд в тёмное мансардное окошко под крышей старого склада.
— Это не мамин голос, — прошептала Харриет.
Они стали вглядываться пристальнее. В тёмном окне что-то шевельнулось — что-то чёрное.
— Наверное, там гнездятся скворцы. — предположил Джеймс. — От скворцов всегда столько шума! Слетаю-ка я посмотрю.
И он стремглав помчался по небу, точно ласточка, среди крыш.
Харриет видела, как брат опустился прямо у окна мансарды и сложил крылья. Потом медленно, переступая с лапы на лапу, будто вышел на охоту, прокрался к разбитому окну и заглянул внутрь.
Через минуту он был уже рядом с сестрой.
— Там котёнок! — сообщил Джеймс. — Чёрный котёнок — чернее некуда. Он увидел меня, зашипел и спрятался.
— Его мама должна быть где-то поблизости! — предположила Харриет.
— Не знаю. Там, внутри, ничего не видно. Но я никого больше не унюхал.
— А как же котёнок сам забрался так высоко?
— Наверное, его принесла туда по лестнице мама.
— Но эти машины всё рушат! — заплакала Харриет. Она не понимала, что машины делают только то, что велят им люди. — И этот дом они тоже сломают! Прямо вместе с котёнком! Нужно что-то делать, Джеймс! — и она раскрыла свои полосатые крылышки.
— Не вздумай попасться им на глаза! — шикнул на неё Джеймс.
— Я и не собираюсь! — Харриет полетела напрямик к крыше, где уже побывал брат, так быстро и уверенно, что никто не успел бы её разглядеть. Она опустилась на крышу у мансардного окна и заглянула внутрь. Мгновение спустя Джеймс был уже рядом.
— Эй, не бойся, — ласково позвала Харриет. — Мы пришли тебе помочь!
Ей никто не ответил.
— Ты можешь показаться? — спросил Джеймс.
Тишина.
Джеймс и Харриет отошли от разбитого окна и притаились за разными углами мансарды… Они улеглись на животики, полуприкрыли глаза и замерли в ожидании, опустив грудь на передние лапки, совсем как статуи львов у библиотеки. Кошки очень терпеливые существа и, даже когда они сильно обеспокоены или испуганы, могут часами тихо ждать, наблюдая за ходом событий.
Долгое время ничего не происходило. Машины внизу в переулке прекратили толочь пыль и мусор, чем занимались весь день. Люди ушли, а машины, тихие, ещё тише кошек, и абсолютно глупые, остались ждать своих хозяев.
И только когда по бесконечным улицам города побежали огни, в мансардном окне что-то шевельнулось. Наружу высунулась маленькая мордочка. Котёнок осторожно подошёл к оконной раме, легко перепрыгнул через разбитое стекло и направился к лужице дождевой воды, скопившейся в водосточном жёлобе на краю крыши. Он наклонился и с жадностью начал пить, старательно лакая язычком. Такой крошечный, тощий, взъерошенный и абсолютно чёрный — от кончика носа до кончика хвоста.
Даже его маленькие, пыльные, сложенные крылышки были чёрными!
Харриет и Джеймс в полном молчании наблюдали за ним, каждый со своей стороны мансарды.
Котёнок развернулся и хотел было прокрасться обратно на чердак — в свой укромный уголок, но тут вдруг заметил кошек.
Он подпрыгнул от страха и выгнул спину. Его коротенький хвост встопорщился как щётка, крылья растопырились и захлопали, жёлтые глаза вспыхнули, как два прожектора. Обнажив крохотные белые клыки, он смело прокричал им: «НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ!».
Харриет и Джеймс не двинулись с места. Джеймс улыбнулся. Харриет замурлыкала.
Котёнок перевёл дикий взгляд с одного зверя на другого и быстрым летучим прыжком вернулся обратно на чердак. Кошки слышали, как он карабкается между балками, чтобы укрыться в одной из картонных коробок.
Харриет спрыгнула на крышу. Джеймс сделал то же самое. Они встретились у разбитого окна и присели. Джеймс лизнул Харриет в правое ухо. а Харриет положила голову ему на плечо.
— Как твоё бедное крылышко после такого долгого перелёта? Не болит? — спросила она.
— Терпимо. Надеюсь, мы скоро отыщем нашу маму, — ответил Джеймс. Они специально говорили громко, так, чтобы котёнок на чердаке мог их услышать.
— Должно быть, мама нашла новое место, когда они утащили наш мусорный контейнер.
— И скорее всего, где-то поблизости, я уверен.
— Конечно, раз у неё тут котёнок.
— Мама никогда не оставила бы котёнка одного надолго.
— Когда мы были малышами, она всегда к нам возвращалась.
— Это томно! А помнишь, как я потерялся, когда погнался за воробьём? Я тогда ещё плохо летал. И она отыскала меня на заднем сиденье старой разбитой машины.
— Взяла тебя за загривок и притащила домой!
Да, помню! Здорово тогда тебе попало! А потом она вымыла тебя с ног до головы. Дважды!
— И при этом мурлыкала… Помнишь, как мурчала наша мамочка, когда укладывала нас спать?
— Да. Вот так… мурр-рр… — и Харриет запела мурчальную колыбельную, которую подхватил Джеймс. Громче-тише, громче-тише… пока в разбитом окне не появилась маленькая, свирепая, перепуганная чёрная мордашка.
Харриет и Джеймс сделали вид, что ничего не заметили, и продолжили разговор.
— Я уверен, Харриет, что с мамой всё в порядке. Она знает, как всё устроить. Она ведь прожила в этом переулке всю свою жизнь.
— Да-да. А в тяжёлые времена, бывает, семьи распадаются. Но потом все вновь находят друг друга.
— Мама ведь не умеет летать. Поэтому нам проще разыскать её — у нас есть крылья!
— Бедная мамочка, — жалостно вздохнула Харриет.
Позади тоненький голосок протяжно заныл: «Мяя-яяя!» Это плакал котёнок.
Харриет нежным голосом заурчала: «Пурр-рр!» Так делала мама, когда возвращалась под мусорный контейнер. Она привстала, почти бесшумно повернулась к окну и принялась вылизывать котёнку ушки. Котёнок дрожал, но молчал.
— Как насчёт чего-нибудь перекусить? — бодрым голосом спросил Джеймс и улетел.
Через несколько минут он вернулся с добычей, пойманной в пустынных складских помещениях. Харриет откусила было кусочек-другой, но шансов у неё не было. Голодный котёнок зарычал, вцепился в добычу когтями и потащил на мансарду, где съел всё до последнего кусочка.
Позже, когда он угомонился и заснул в большой картонной коробке, свернувшись клубочком под тёплым меховым боком Джеймса, Харриет отправилась на охоту, чтобы поужинать самой. Но почти половину из добытого она оставила котёнку на завтрак.
Ночь, весь следующий день и ещё одну ночь Харриет и Джеймс оставались рядом с котёнком. Они свернулись подле него в коробке и разговаривали, мурлыкали ему, умывали и спали вместе с ним. Отмыть котёнка было не просто! Харриет шепнула Джеймсу: «Бедный малыш, у него блохи!» (Блохам не понравились такие интенсивные ванны, и они поспешили найти себе более спокойное жилище.) После нескольких плотных кормёжек, множества помывок и мурчалок котёнок уже не выглядел таким тощим и потрёпанным. Но он всё ещё продолжал ёжиться и шипеть при каждом скрипе и упорно молчал. Джеймс и Харриет не могли узнать, при каких обстоятельствах его потеряли и где сейчас его мама. Он был способен лишь на короткий печальный плач «Мя-я!» и на дерзкое шипение: «НЕНАВИЖУ!».
