— Однако, — вставил Ступе, — насколько я успел заметить, этот остров необитаем, если, разумеется, не считать вас… и, вероятно, вашего брата. С кем же он в таком случае разыгрывает свои злые шутки?
— Именно из-за него, — объяснил Низельприм, — мы и живем теперь здесь, в этой глуши. Я, признаться, довольно плохо переношу одиночество, поскольку по своей природе человек компанейский. Но раньше, когда мы жили в других краях, среди разных людей, выходки брата нередко доставляли мне невыносимые страдания. Пару раз меня даже бросали в тюрьму за поступки, которые совершал не я, а Назелькюс. Впрочем, на него нельзя обижаться, поскольку он ведь даже не догадывался о моем существовании, когда случайно оказывался у меня, чего я, в свою очередь, тоже не в состоянии заметить.
— А расстаться с ним вы не могли бы? Ну, чтобы облегчить свою тяжелую участь?
— Да как? — воскликнул Низельприм. — Скажите мне на милость, как? А кроме того, я же люблю его, он мой единственный брат. Другой родни у меня нет.
— Н-да… — промолвил Ступе, — я даже не знаю, что вам и посоветовать.
— Вот видите, — всхлипнул Низельприм, — советовать-то и нечего. Я вынужден в одиночку бороться со злодейкой судьбой, потому что моему брату от рождения досталась лучшая доля. Впрочем, если вы все же встретите Назелькюса, не верьте ни единому его слову. Он, в отличие от меня, обходится с истиной как хочет. Точнее, он лжет всякий раз, как открывает рот. Однако зачем это я тут распинаюсь? Совершенно бессмысленно давать вам советы, поскольку, едва мы расстанемся, вы тотчас же позабудете и меня, и наш разговор.
— Послушайте, — прервал его Ступе, которому нескончаемые причитания хозяина дома мало-помалу надоели. — Я предлагаю вам отправиться со мной на корабль и сопровождать меня в научной экспедиции.
Низельприм в крайнем изумлении уставился на него.
— А своего бедного брата я, значит, должен буду оставить здесь? Совершенно одного? И рядом с ним не будет никого, кто мог бы позаботиться о нем? Как вы себе это представляете, сударь?!
— Он мог бы отправиться вместе с нами, — предложил Ступе.
— Вы можете мне гарантировать, что он на самом деле сделает это?
Ступе на некоторое время задумался и затем отрицательно покачал головой:
— Нет, если положение вещей действительно таково, как вы его описали, то в этом никогда нельзя быть уверенным.
— Ну вот, пожалуйста, — развел руками Низельприм, — вы сами все понимаете.
— В любом случае, — сказал Ступе и поднялся из-за стола, — я, к сожалению, должен вас покинуть. Меня ждут на корабле. Большое спасибо за гостеприимство.
— Куда же вы дальше направитесь? — спросил Низельприм, очевидно стараясь немного оттянуть минуту прощания.
— Наша экспедиция, — объяснил Ступе, — разыскивает окутанную тайнами страну Бредландию. Согласно имеющимся у нас сведениям, она находится где-то неподалеку.
Низельприм кивнул:
— Очень может быть, что и совсем рядом, однако вам до нее ни за что не добраться.
— Это почему же?
— Об этом вам следовало бы порасспросить моего любимого брата. Ну а я желаю вам счастливого плавания, сударь.
Они обменялись рукопожатием, и Ступе поспешил покинуть хижину.
Поскольку дорога, которая вела бы вниз, отсутствовала, ему волей-неволей пришлось, рискуя жизнью, карабкаться с уступа на уступ. Он спускался к морю, огибая гору по спирали, потому что прямой путь к побережью был слишком крутым и опасным.
Вскоре ученый едва переводил дух, со лба у него ручьями струился пот. Он опустился на ближайший камень, оглянулся назад и заметил, что там, где он только что прошел, образовалась дорога. Она сбегала себе вниз по склону и заканчивалась там, где сейчас сидел Ступе. Здесь она обрывалась, а впереди не было ничего, кроме расщелин и беспорядочно нагроможденных валунов.
Достигнув наконец подножья горы, Ступе оказался в той самой точке, где стоял дорожный указатель с двумя стрелками-направлениями, только на сей раз дорога шла от него налево, то есть туда, куда, согласно надписи, следовало бы идти к Назелькюсу.
Ступе нисколько этому не удивился, потому что был уверен, что шел именно от Назелькюса. Это была чрезвычайно веселая встреча, при воспоминании о которой он не смог сдержать улыбки. Лишь на короткое мгновение что-то показалось ему странным, но он так и не разобрался, что именно. Он только пожал плечами, сел в лодку и, ритмично работая веслами, поплыл к кораблю.
Капитан был по-прежнему занят тем, над чем трудился с самого начала путешествия: он сидел в своей каюте и писал бог его знает который уже том своего бесконечного романа, в котором речь шла о капитане, который писал книгу, в которой речь шла о капитане, который писал книгу… Судовой трюм более чем наполовину был забит папками с черновиками и набело переписанными главами, однако до конца этой истории, похоже, было еще ой как далеко.
Когда Ступе вошел в каюту, капитан на минуту оторвался от своего внушительного труда, рассеянно поздоровался и спросил:
— Ну, каковы впечатления?
— Очень занимательно, — ответил Ступе. — Сперва я поднялся к хижине на вершине горы. На двери ее было написано: «Назелькюс. Но я не здесь. Найди меня!» Я вошел внутрь, и в доме действительно никого не оказалось. Я немного подождал, затем вышел на задний двор. Там я повстречал человека с огромными усами под носом, в кумачовом костюме и в кумачовом же цилиндре. Все тело его было увешано колокольчиками. Он, с прыжками и ужимками, сделал вокруг меня круг, затем рассмеялся и спросил: «Сударь, вы, по всей видимости, хотели попасть к Низельприму, не так ли?» Я кивнул. Тогда он — видимо, от удовольствия — захлопал в ладоши и воскликнул: «Ну и здорово же вы попались на мою шутку. На нее попадаются все, кто читает внизу дорожный указатель.
Ибо никакого Низельприма в природе не существует. Уж я бы, по крайней мере, знал, если бы кто-нибудь обитал здесь, кроме меня. Я живу в этой хижине один-одинешенек, а историю с Низельпримом просто выдумал — так, для забавы. Или вы его где-то видели? Нет, не видели…»
— Так-так, — покачал головой капитан. — Очень интересно. — И продолжил писать свой роман.
А Ступе потер подбородок и ненадолго задумался.
— Но ведь этот Назелькюс говорил что-то еще… Только вот что именно?… Ну конечно же, теперь я вспомнил. Он сказал: «Когда я потешаюсь над простаками, то могу не волноваться, что попаду на человека, который не понимает шуток. Вероятно, вы, глядя на меня, думаете, что не такой уж я силач, чтобы позволять себе подобные выходки. Но видите ли, сударь, в том-то и дело, что мне не нужно быть сильным, потому что меня никто не замечает, пока я рядом. Вы, сударь, тоже сейчас не замечаете меня. Вы лишь позднее обо мне вспомните. Я мог бы, к примеру, стащить у вас все деньги, а вы ничего бы и не заподозрили. Потому что когда вы меня вспомните, я буду уже далеко от вас. Разве это не восхитительно?»
— Что за бредни? — рассеянно пробормотал капитан.
— Вот именно! — сказал Ступе, порылся в карманах, но ничего в них не обнаружил. А ведь, отправляясь на берег, он прихватил с собой кошелек.
— Так вы привели этого шутника с собой на корабль? — спросил капитан.
Ступе задумчиво уставился в пространство перед собой, потом сказал:
— Я тоже очень хотел бы это знать.
— Что ж, а сейчас позвольте мне поработать, — проворчал капитан. — Я почти закончил главу.
Ступе вышел на палубу. У штурвала дежурил Матьяс Гали, большой, как великан.
— Поднять якорь! — крикнул ему Ступе. — Путешествие продолжается.
— На какой курс ложимся? — спросил рулевой.
— Два румба на юго-северо-востоко-запад, — приказал Ступе.
— Слушаюсь, командир! — с готовностью ответил Большой Галиматьяс.
Степка-Растрепка, или Про то, как сказать и язык не сломать
Жила-была старенькая тряпка — издавна лежала она возле тропки, ведущей к топкому пруду. Про нее так и говорили: ТРЯПКА С ТРОПКИ НА ТОПКИЙ ПРУД.
А неподалеку жил Степка-Растрепка. У него было доброе сердце, поэтому каждое утро он насыпал в коробку немного крупы и относил на завтрак старенькой тряпке. Выйдя на тропку, Степка-Растрепка звал:
— Цып-цып! — и приговаривал: — Вот КОРОБКА КРУПКИ ДЛЯ ТРЯПКИ С ТРОПКИ НА ТОПКИЙ ПРУД.
А тряпка отвечала:
— Привет, СТЕПКА-РАСТРЕПКА С КОРОБКОЙ КРУПКИ ДЛЯ ТРЯПКИ С ТРОПКИ НА ТОПКИЙ ПРУД!
Однажды в благодарность за Степкину доброту старенькая тряпка подарила ему красивую кепку, которую все прозвали КЕПКОЙ СТЕПКИ-РАСТРЕПКИ С КОРОБКОЙ КРУПКИ ДЛЯ ТРЯПКИ С ТРОПКИ НА ТОПКИЙ ПРУД.
Степка полюбил свою кепку, но его растрепанные вихры ее невзлюбили. Тогда он пошел к парикмахеру, и тот очень удивился, увидев целую копну Степкиных волос. Можно сказать, КОПНУ ИЗ-ПОД КЕПКИ СТЕПКИ-РАСТРЕПКИ С КОРОБКОЙ КРУПКИ ДЛЯ ТРЯПКИ С ТРОПКИ НА ТОПКИЙ ПРУД.
