И истопник с женой обрадовался выздоровлению Дау-аль-Макана и сказал ему: «О дитя мое, не хочешь ли пойти со мною в баню?» И когда юноша ответил «Хорошо!», истопник пошел на рынок, привел ослятника и, посадив Дау-аль-Макана на осла, поддерживал его, пока по достиг с ним бани. И когда он посадил его и, отведя осла к топке, пошел на рынок и купил листьев лотоса и бобовой муки, а потом он сказал Дау-аль-Макану: «О господин, во имя Аллаха, войди, я вымою тебя».
И они вошли в баню, и истопник принялся тереть Дау-аль-Макану ногу и стал мыть ему тело лотосом и мукой[45], но пришел банщик, которого хозяин послал к Дау-аль-Макану, и увидел, что истопник моет его и трет ему ноги.
И банщик подошел к нему и сказал: «Это ущерб для хозяина»[46], а истопник ответил: «Клянусь Аллахом, хозяин осыпал нас своими милостями!» И банщик стал брить Дау-аль-Макану голову, а потом юноша с истопником вымылись, после чего истопник привел его в свое жилище и надел на него тонкую рубаху и одежду из своих одежд, красивый тюрбан и тонкий пояс и обернул его шею платком.
А жена истопника зарезала для него двух цыплят и сварила их. И когда Дау-аль-Макан пришел и сел на постель, истопник поднялся и, распустив сахар в ивовом соке, напоил его, а потом подали скатерть и истопник стал делить цыплят на части и кормил Дау-аль-Макана и поил его отваром, пока тот не насытился. И юноша вымыл руки и, прославив Аллаха великого за выздоровление, сказал истопнику: «Ты тот, кого Аллах великий соблаговолил послать мне, и он сделал мое спасение делом твоих рук». И истопник отвечал ему: «Оставь эти речи и скажи нам, по какой причине ты прибыл в этот город и откуда ты? Я вижу на твоем лице следы благоденствия». – «Скажи мне, как ты нашел меня, и я расскажу тебе мою историю», – ответил Дау-аль Макан. И истопник сказал: «Что до меня, то я, отправляясь на работу, нашел тебя на навозной куче рано утром возле входа в баню. Я не знаю, кто бросил тебя там. И я взял тебя к себе, и вот вся моя история».
«Слава тому, кто оживляет кости, когда они истлели! – воскликнул Дау-аль-Макан. – О брат мой, ты оказал милость достойному ее и сорвешь богатые плоды. А в каком я теперь городе?» – спросил он потом истопника, и тот ответил: «Ты в городе Иерусалиме». И тогда Дау-аль-Макан вспомнил, что он на чужбине, и, подумав о разлуке со своей сестрой, он заплакал и открыл свою тайну истопнику. И он рассказал ему свою историю и произнес:
«Любовью обременен я ими сверх сил моих,
И вот из-за них теперь я стражду, как в судный день.
О, сжальтесь, ушедшие, над кровью души моей,
Ведь сжалились после вас злорадные надо мной»
Не будьте скупыми вы и взгляд подарите мне –
Он муку смягчит мою и страсть чрезмерную.
И душу мою просил без вас потерпеть, но мне
Сказала душа: «Отстань! Терпеть мне не свойственно!»
И потом он еще сильнее заплакал, а истопник сказал ему: «Не плачь и прославь Аллаха великого за спасение и выздоровление». А Дау-аль-Макан спросил: «Сколько дней отсюда до Дамаска?» – «Шесть дней», – ответил истопник. И Дау-аль-Макан молвил: «Не согласишься ли ты отослать меня туда?» – «О господин, – воскликнул истопник, – как я отпущу тебя одного, когда ты человек молодой и чужеземец? Если ты хочешь отправиться в Дамаск, то я тот, кто поедет с тобою. И если моя жена послушает меня и будет повиноваться, я останусь там, так как мне не легко с тобой расстаться».
Потом истопник сказал своей жене: «Не хочешь ли ты отправиться со мною в Дамаск Сирийский, или ты останешься здесь, пока я буду с моим господином в Дамаске Сирийском и не возвращусь к тебе? Он стремится в Дамаск Сирийский, а мне, клянусь Аллахом, не легко расстаться с ним, и я боюсь для него зла от разбойников с дороги». – «Я поеду с вами», – ответила ему жена»
И истопник воскликнул: «Слава Аллаху за согласие! Дело закончено!»
А потом он поднялся и продал свои пожитки и пожитки жены…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала пятьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что истопник и его жена сговорились с Дау-аль-Маканом отправиться в Дамаск, а потом истопник продал свои пожитки и пожитки своей жены, купил верблюда и нанял осла и посадил на него Дау-аль-Макана, и они поехали, и ехали непрерывно шесть дней, пока не вступили в Дамаск, и прибыли туда в конце дня. И истопник пошел и купил, по обычаю, кое-какой еды и напитков, и они провели таким образом пять дней, а после этого жена истопника проболела немного и отошла к милости великого Аллаха, и это было тяжело Дау-аль-Макану, так как он привык к ней, пока она ходила за ним.
И когда она умерла, истопник печалился по ней великой печалью, и Дау-аль-Макан, посмотрев на него, увидел, что он опечален, и сказал ему: «Не горюй, мы все войдем в эту дверь». И истопник обернулся к нему и воскликнул: «Да воздаст тебе Аллах благом, о дитя мое! Аллах великий возместит нам, по своей милости, и прогонит от нас печаль! Не хочешь ли, дитя мое, выйдем и погуляем в Дамаске, чтобы развлеклось твое сердце». – «Будь по-твоему», – ответил Дау-аль-Макан. И истопник поднялся и вложил свою руку в руку Дау-аль-Макана, и они вышли и пришли к стойлам дамасского вали и увидели верблюдов, нагруженных сундуками, коврами и парчовыми материями, и оседланных коней и бактрийских верблюдов и рабов, негров и белых, и народ суетился и толкался. И Дау-аль-Макан воскликнул: «Посмотрите-ка! Чьи это невольники, верблюды и материи?» И он спросил одною из слуг: «Кому эти подарки?» И спрошенный ответил ему: «Это дары дамасского эмира, которые он хочет послать царю Омару ибн ан-Нуману вместе с податью Сирии». И когда Дау-аль-Макан услышал эти слова, его глаза наполнились слезами, и он произнес:
«О ушедшие с глаз моих, вы навеки
В моем сердце нашли себе пребыванье.
Вашу прелесть не вижу я, и живется
Мне не сладко, – тоска моя неизменна.
Если встретить судил Аллах мне вас снова,
В долгой речи о страсти вам расскажу я».
А окончив свои стихи, он заплакал, и истопник сказал ему: «О дитя мое, мы едва уверились, что выздоровление пришло к тебе! Успокой же свою душу и не плачь, я боюсь возврата твоей болезни!»
И он, не переставая, уговаривал его и шутил с ним, а Дау-аль-Макан вздыхал и печалился о том, что он на чужбине и в разлуке с сестрой и со своим царством, и лил слезы. А потом он произнес такие стихи:
«Благ жизни бери в запас, – покинешь ведь ты ее,
И знай, несомненно смерть к тебе снизойти должна.
Твое благоденствие – соблазн и печаль одна,
И жизнь в этом мире вся тщетна и бессмысленна.
Поистине, наша жизнь – стоянка для путника:
Под ночь прибывает он, а утром снимается».
И Дау-аль-Макан стал плакать и стенать о том, что он на чужбине, а истопник плакал о разлуке со своей женой, но он не переставал уговаривать Дау-аль-Макана, пока не наступило утро. А когда взошло солнце, истопник спросил его: «Ты как будто вспомнил свою страну?» И Дау-аль-Макан ответил: «Да, и я не могу оставаться здесь. Поручаю тебя Аллаху. Я отправляюсь с этими людьми и буду идти с ними понемногу, понемногу, пока не достигну своей земли». – «И я с тобою! – воскликнул истопник, – я не могу тебя покинуть! Я сделал себе милость и хочу завершить ее, служа тебе!» – «Да воздаст тебе за меня Аллах благом!» – отвечал Дау-аль-Макан и обрадовался, что истопник едет с ним. А затем истопник тотчас же вышел и купил себе другого осла, а верблюда продал. И он приготовил припасы и сказал Дау-аль-Макану: «Поезжай на этом осле, а когда устанешь ехать верхом, сойди и иди пешком».
И Дау-аль-Макан воскликнул: «Да благословит тебя Аллах, и да поможет он мне воздать тебе тем же! Ты сделал мне столько добра, сколько никто не сделает своему брату». А затем истопник выждал, пока спустится мрак, и они взвалили свои припасы и пожитки на осла и поехали.
Вот что было с Дау-аль-Маканом и истопником. Что же касается до его сестры, Нузхат-аз-Заман, то она, покинув своего брата Дау-аль-Макана, вышла из хана, где они жили в Иерусалиме, и, завернувшись в плащ, пошла, чтобы кому-нибудь услужить и купить брату жареного мяса, которого ему захотелось. И она вышла, плача, и не знала, куда направиться, и сердце ее было обеспокоено и пребывало у брата. И она вспомнила близких и родину и стала молить Аллаха великого, чтобы он отклонил это испытание, и произнесла такие стихи:
«Спустилась на землю ночь,
И вновь взволновала страсть
Недуги во мне мои, и боль шевелит тоска.
Печаль расставания в душе поселилась,
И ввергнута в небытие любовью и страстью я.
Волнует любовь меня, сжигает тоска меня,
А слезы открыли то, что прежде скрывала я.
Не знаю, как хитростью добиться сближения,
Чтоб слабость и хворь мою могла удалить она.
Ведь в сердце моем огни тоской разжигаются
И пламенем адских кар терзают влюбленного,
Хулящий меня за все былое! Довольно уж,
Что приговор я терплю, каламом начертанный.
Любовью моей клянусь, вовек не утешусь я,
А клятва людей любви правдива всегда была.
Рассказчикам про любовь скажи обо мне, о ночь,
И, зная, свидетельствуй, что я не спала совсем».
И затем Нузхат-аз-Заман, сестра Дау-аль-Макана, заплакала и пошла, оглядываясь направо и налево, и вдруг видит старика, едущего из пустыни, и с ним пять человек арабов-кочевников. И этот старец оглянулся на Нузхат-аз-Заман и увидел, что она красива, а на голове у нее рваный плащ, и, удивленный ее красотою, сказал про себя: «Поистине, это красавица, ошеломляющая ум, но она живет в грязи! И будь она из жительниц этого города или чужестранка, мне не обойтись без нее!»
