В одном из них, среди многих других новых актёров, играют ещё любимые детьми ветераны кукольной сцены, актёры прежде Муси-Олегова Мосгосэстрадного театра.
Гражданин Мосгосэстрада то ли умер, то ли нет, но на афишах этого театра он уже не значится. Зато все могут прочитать имя и фамилию молодого режиссёра этого театра Александры Лопахиной — нашей старой знакомой Саши.
Она давно уже выросла, окончила школу, а потом Театральное училище и стала режиссёром так полюбившегося ей в детстве Театра кукол.
А Петрушка? Наш старый знакомый, любимый Петрушка?
Наконец-то мы добрались и до него.
Ну что ж Петрушка? Он всё такой же.
Когда звонок возвещает начало представления и зрители усаживаются на свои места, он так весело выскакивает на сцену и так задорно пляшет, как будто он не прожил уже долгую-долгую жизнь, как будто он ничуть не постарел.
Постарел?.. Но ведь настоящее искусство никогда не стареет, — об этом не раз слышали мы в своё время от Учёного Петрушки.
А всякий учёный, даже не самый умный, хоть раз в жизни да говорит правду.
рис. Н. РадловаСнег на улице хрустит,
Сон на саночках катит.
На стекле была нарисована морозная ёлочка, и смутно виднелась сквозь её мохнатые серебряные ветви широкая вечерняя улица.
В высоких домах зажигались окна — одно за другим, как гирлянды лампочек на ёлке.
Кто-то забыл у ворот саночки. Два человека торопливо шли по мостовой и размахивали руками.
В самом конце улицы, там, где начинался бульвар, всё сливалось в мохнатое, белое, пушистое… Шёл снег.
В комнате пахло хвоей. Большая ёлка стояла в углу, и стеклянные шары тускло поблёскивали на ней.
Давно уже пора было зажигать ёлку, но мама ещё не вернулась с работы. Её вызвали в больницу в пять часов, а теперь… Таня посмотрела на часы — маленькая стрелка приближалась к девяти.
Опять весь вечер без мамы! А сегодня Новый год. Правда, мама сказала, что она постарается прийти пораньше и они вместе зажгут ёлку и чтоб Серёжа никуда не уходил. Он и не уходит никуда, сидит дома. Да ведь молчит всё время, не разговаривает! Только спросил один раз: «Кушать не хочешь? Ну, посмотри картинки, мама скоро придёт»…
Нет, не идёт мама, и Серёжа не разговаривает, и картинки все уже старые, знакомые. Скучно. Таня прислонилась к спинке дивана и задумалась.
Какой хороший Новый год был в прошлый раз! Мама и папа были дома. Пришли знакомые ребята и принесли волшебный фонарь. А в фонаре были картинки про медведя, и про лису, и про дедову избушку…
Отчего это в комнате вдруг посветлело?..
— Серёжа, посмотри, у нас окошко светится! Отчего это, Серёжа?
— Это от фонаря, — сказал Серёжа не оборачиваясь.
Он барабанил пальцами по замёрзшему стеклу и тихонько насвистывал какой-то марш. В другой вечер он давно нашёл бы себе занятие и уж непременно между делом не раз подразнил сестру, но сегодня даже ссориться не хотелось. И правда, что за неудачный Новый год! Мама весь вечер на работе, а его оставила дома, с Танюшкой. И отца нет — он со своим начальником уехал прокатывать по зимнему пути новую машину.
Серёжа представил себе на минуту, как вспыхивают и снова гаснут фары и вихрем разлетается впереди машины снег. Хорошо! У отца хорошая профессия. Быть шофёром хорошо! «Быть шофёром хорошо, а лётчиком лучше…» Откуда это? Ах да, из Маяковского, из Танюшкиной книжки «Кем быть?»: «Лётчику хорошо, а матросу лучше…» Вот в том-то и дело, что выбрать себе одну профессию почти невозможно. А если б существовала такая машина, которая и летала бы, и ездила, и плавала? Ведь тогда её водителю можно было бы стать сразу и лётчиком, и шофёром, и моряком! Стой-ка! Это можно попробовать.
Серёжа оглянулся на сестру и тихонько направился в свой угол, где было его хозяйство: рейки, планки, гайки, старый футбольный мяч с заплатой на боку… У Танюшки свой угол — там живут всякие девчоночьи игрушки: молчаливые, неподвижные куклы (а одна уже такая старая, ватная, что даже Таня с ней не играет), неуклюжие байковые медведи, мячики, запрятанные в сетки…
Но манёвр не удался: Таня, задумчиво сидевшая на диване и как будто даже задремавшая, живо вскочила и подбежала к брату:
— Ты что будешь делать, а, Серёжа?
— Да ничего особенного, — скучным голосом сказал Серёжа, пряча за спину руки с молотком и гвоздями.
— Я посмотрю, хорошо?
— Да ты всё сто раз видела! Ну шла бы к своим куклам… Ладно, ладно, только не хнычь, пожалуйста! Садись вот сюда и не мешай, хорошо?
— Хорошо, хорошо, не буду мешать. Ты это что, ты машину будешь делать, да?
— Я сказал — сиди тихонько…
Поблёскивают на ёлке шары. За окном падает снег. В углу, за перевёрнутым стулом, строится необыкновенная машина.
У нее кузов автомобиля и пропеллер самолёта. У неё горделивая труба красавца парохода и капитанский мостик. «Право на борт! — командует капитан. — Отплываем! Улетаем! Поехали!»
Это снилось всем ребятам,
Даже бабушке когда-то.
Снег падал и падал не переставая. Может быть, он уже спрятал весь дом от чужих любопытных глаз. Может быть, он тихонько раскачивал дом направо — налево, направо — налево… Потому что лампа тоже раскачивалась и нельзя было не мигая смотреть на неё.
И, наверно, потому стук услышали не сразу. Он доносился как будто издалека, как будто в дверь стучали молоточком, обёрнутым в вату.
— Кто там? — спросила Таня и на цыпочках подбежала к двери.
За дверью что-то шуршало, и ответ нельзя было разобрать. Таня отперла замок, и тепло обитая дверь мягко приоткрылась. Никого!
Таня выглянула — дверь подъезда была открыта. И она ясно увидела, как вереница маленьких белых мышей промчалась мимо подъезда. Или это был снег?
Но в эту минуту прямо в дверь влетело целое облако густого морозного пара.
— Приехали, — сказал тихий голос, и в этом облаке прямо в дверь квартиры вошла старушка гостья.
Она топала валенками, отряхивала снежинки, густо облепившие шубу, и сердито поглядывала из-под белого заснеженного платка.
— Здравствуйте! — робко сказала Таня.
— Ну, здравствуй, здравствуй, — проворчала гостья. — Я уж думала, ты не узнаешь меня.
— А разве вы у нас бывали? — удивилась Таня.
Гостья сердито на неё посмотрела и пробормотала:
Не играют — забывают,
Забывают — не играют.
Таня широко открытыми глазами смотрела на гостью.
— Как вы сказали?
— Не надо спать, — проворчала гостья, — тогда всё услышишь.
— А я не сплю, я жду маму.
— Ах, ты ждёшь маму? — смягчилась гостья. — Так имей в виду, что мама тоже ждёт вас! Тебя и твоего брата. Она сама не может прийти.
— Почему? — огорчилась Таня.
Гостья опять рассердилась.
— Вот сидят они и ждут, будто ноги не идут! — пробормотала она. — Как будто сами ходить не могут! А мама устала, а мама весь день на ногах, а мама ждёт их после работы!
— Так мы пойдём к ней, бабушка! Где она?
Но старушка, не отвечая, забегала по комнате. Она семенила мелкими шажками, заглядывала во все углы и бормотала:
Недалёко, недалечко —
Там на улицу крылечко,
И на улицу окно,
Да волшебное оно!
— Волшебное окно? — повторила с восторгом Таня. — А почему?
Старушка три раза обернулась вокруг себя и опять очень быстро забормотала:
— Так блестит и так сверкает,
все дороги освещает,
освещает все пути
и домой велит идти.
Там такие разговоры,
там лежат игрушек горы.
Ваша мама у окна,
ждёт детей своих она.
— Ой, бабушка, где это окошко? — закричала Таня. — Где этот дом?
А старушка продолжала бормотать, но уже не так быстро:
Там волшебное окно,
И, по правде, не одно.
Этот дом найти сумейте,
В этот дом войти посмейте!
— Да как его найти? Бабушка!
А старушка своё:
Не бояться, не бежать,
Только, чур, не опоздать!
И, мягко пробежав по комнате, она открыла входную дверь.
Серёжа вздрогнул от холода и, потягиваясь, с удивлением посмотрел на старушку гостью.
А та сейчас же обернулась:
— Эй, мальчик, ты слышал меня?
Не бояться, не бежать,
Только, чур, не опоздать!
Серёжа молча кивнул головой. Он не мог понять, откуда взялась эта странная гостья.
