Генрих. Слушаю, ваше превосходительство. (Делает вид, что убирает и складывает ткань на столы.)
Первый министр входит. Осторожно становится у дверей. Христиан, отойдя за раму, достает из кармана бутылку. Пьет.
Первый министр. Эй ты, наглец, как ты смеешь пить водку за работой?
Христиан. Что это за дурак там орет?
Первый министр. А! Да ты ослеп, что ли? Это я, первый министр!
Христиан. Простите, ваше превосходительство, я из-за тканей вас не вижу, а голоса не узнал. А как вы меня увидели – вот что непонятно!
Первый министр. А я… по запаху. Не люблю эту водку проклятую. Я ее за версту чую.
Христиан выходит из-за рамы.
Христиан. Да разве это водка – это вода, ваше превосходительство.
Первый министр. Что ты суешь в нос мне свою скверную фляжку! Стань на место! Сейчас король придет! (Уходит.)
Из-за кулис слышно пение: король идет и весело поет.
Король (за кулисами). Сейчас приду и погляжу, сейчас приду и погляжу, тру-ля-ля. Тру-ля-ля!
Весело входит в комнату. За ним придворные.
Тру-ля-ля, тру-ля-ля! (Упавшим голосом.) Тру-ля-ля!
Пауза.
(С неопределенной улыбкой делает чрезвычайно широкий жест рукой.) Ну! Ну как? А?
Придворные. Замечательно, чудно, какая ткань!
Министр. Ткань роскошна и благородна, ваше величество!
Придворные. Вот именно! Как похоже! Роскошна и благородна!
Король (первому министру). А ты что скажешь, честный старик? А?
Король подавлен, но бодрится. Говорит с первым министром, а глядит на стол и рамы, видимо, надеясь наконец увидеть чудесную ткань. На лице все та же застывшая улыбка.
Первый министр. Ваше величество, на этот раз я скажу вам такую чистую правду, какой свет не видал. Может, вы удивитесь, ваше величество, может, я поражу вас, но я скажу!
Король. Так-так.
Первый министр. Вы простите меня, но подчас хочется быть действительно прямым. Никакой ткани, ваше величество, вы нигде не найдете, подобной этой. Это и пышно, и красочно.
Придворные. Ах, как верно! Пышно и красочно. Очень точно сказано.
Король. Да, молодцы ткачи. Я вижу, у вас того… все уже довольно готово?..
Христиан. Да, ваше величество. Надеюсь, ваше величество не осудит нас за цвет этих роз?
Король. Нет, не осужу. Да, не осужу.
Христиан. Мы решили, что красные розы в достаточном количестве каждый видит на кустах.
Король. На кустах видит. Да. Прекрасно, прекрасно.
Христиан. Поэтому на шелку мы их сделали сире… (кашляет) сире… (кашляет.)
Придворные. Сиреневыми, как остроумно! Как оригинально – сиреневыми! Роскошно и благородно.
Христиан. Серебряными, господа придворные.
Пауза.
Министр. Браво, браво! (Аплодирует, придворные присоединяются.)
Король. Я только что хотел поблагодарить вас за то, что серебряными, это мой любимый цвет. Буквально только что. Выражаю вам мою королевскую благодарность.
Христиан. А как вы находите, ваше величество, фасон этого камзола – не слишком смел?
Король. Да, не слишком. Нет. Довольно разговаривать, давайте примерять. Мне еще надо сделать очень много дел.
Христиан. Я попрошу господина министра нежных чувств подержать камзол короля.
Министр. Я не знаю, достоин ли я?
Король. Достоин. Да. Ну-с. (Бодрится.) Давайте ему этот красивый камзол… Разденьте меня, первый министр. (Раздевается.)
Христиан. Ах!
Министр (подпрыгивает, глядя под ноги). Что такое?
Христиан. Как вы держите камзол, господин министр?
Министр. Как святыню… Что?
Христиан. Но вы держите его вверх ногами.
Министр. Залюбовался на рисунок. (Вертит в руках несуществующий камзол.)
Христиан. Не будет ли так добр господин первый министр подержать панталоны короля?
Первый министр. Я, дружок, из канцелярии, у меня руки в чернилах. (Одному из придворных.) Возьмите, барон!
Первый придворный. Я забыл очки, ваше превосходительство. Вот маркиз…
Второй придворный. Я слишком взволнован, у меня дрожат руки. Вот граф…
Третий придворный. У нас в семье плохая примета держать в руках королевские панталоны…
Король. В чем там дело? Одевайте меня скорее. Я спешу.
Христиан. Слушаю, ваше величество. Генрих, сюда. Ножку, ваше величество. Левей! Правей! Я боюсь, что господа придворные одели бы вас более ловко. Мы смущаемся перед таким великим королем. Вот, панталоны надеты. Господин министр нежных чувств, камзол. Простите, но вы держите его спиной. Ах! Вы его уронили! Позвольте, тогда мы сами. Генрих, плащ. Всё. Прелесть этой ткани – ее легкость. Она совершенно не чувствуется на плечах. Белье будет готово к утру.
Король. В плечах жмет. (Поворачивается перед зеркалом.) Плащ длинноват. Но, в общем, костюм мне идет.
Первый министр. Ваше величество, простите за грубость. Вы вообще красавец, а в этом костюме – вдвойне.
Король. Да? Ну, снимайте.
Ткачи раздевают короля и одевают его в костюм.
Спасибо, ткачи, молодцы. (Идет к двери).
Придворные. Молодцы, ткачи! Браво! Роскошно и благородно! Пышно и красочно! (Хлопают ткачей по плечу.) Ну, теперь мы вас не отпустим. Вы всех нас оденете!
Король (останавливается в дверях). Просите чего хотите. Я доволен.
Христиан. Разрешите нам сопровождать вас, ваше величество, в свадебном шествии. Это будет нам лучшая награда.
Король. Разрешаю. (Уходит с придворными.)
Генрих и Христиан (поют).
Мы сильнее всех придворных,
Мы смелей проныр проворных.
Вы боитесь за места —
Значит, совесть нечиста.
Мы не боимся ничего.
Мы недаром долго ткали,
Наши ткани крепче стали,
Крепче стали поразят
И свиней, и поросят.
Мы не боимся ничего.
Если мы врага повалим,
Мы себя потом похвалим.
Если враг не по плечу,
Попадем мы к палачу.
Мы не боимся ничего.
Занавес опускается на несколько секунд. Подымается. Та же комната утром. За окнами слышен шум толпы. Короля одевают за ширмами. Первый министр стоит на авансцене.
Первый министр. Зачем я в первые министры пошел? Зачем? Мало ли других должностей? Я чувствую – худо кончится сегодняшнее дело. Дураки увидят короля голым. Это ужасно! Это ужасно! Вся наша национальная система, все традиции держатся на непоколебимых дураках. Что будет, если они дрогнут при виде нагого государя? Поколеблются устои, затрещат стены, дым пойдет над государством! Нет, нельзя выпускать короля голым. Пышность – великая опора трона! Был у меня друг, гвардейский полковник. Вышел он в отставку, явился ко мне без мундира. И вдруг я вижу, что он не полковник, а дурак! Ужас! С блеском мундира исчез престиж, исчезло очарование. Нет! Пойду и прямо скажу государю: нельзя выходить! Нет! Нельзя!
Король. Честный старик!
Первый министр (бежит). Грубо говоря, вот я.
Король. Идет мне это белье?
Первый министр. Говоря в лоб, это красота.
Король. Спасибо. Ступай!
Первый министр (снова на авансцене). Нет! Не могу! Ничего не могу сказать, язык не поворачивается! Отвык за тридцать лет службы. Или сказать? Или не сказать? Что будет! Что будет!
Занавес
Площадь. На переднем плане – возвышение, крытое коврами. От возвышения по обе стороны – устланные коврами дороги. Левая дорога ведет к воротам королевского замка. Правая скрывается за кулисами. Загородка, украшенная роскошными тканями, отделяет от дороги и возвышения толпу. Толпа поет, шумит, свистит. Когда шум затихает, слышны отдельные разговоры.
Первая дама. Ах, меня так волнует новое платье короля! У меня от волнения вчера два раза был разрыв сердца!
Вторая дама. А я так волновалась, что мой муж упал в обморок.
Нищий. Помогите! Караул!
Голоса. Что такое? Что случилось?
Нищий. У меня украли кошелек!
Голос. Но там, наверное, были гроши?
Нищий. Гроши! Наглец! У самого искусного, старого, опытного нищего – гроши! Там было десять тысяч талеров! Ах! Вот он, кошелек, за подкладкой! Слава богу! Подайте, Христа ради.
Бритый господин. А вдруг король-отец опоздает?
Господин с бородой. Неужели вы не слышали пушек? Король-отец уже приехал. Он и принцесса-невеста придут на площадь из гавани. Король-отец ехал морем. Его в карете укачивает.
