— Некоторые слова очень вредные. Ни за что не поддаются! Особенно глаголы! Гонору в них слишком много! Прилагательные попроще — с ними делай, что хочешь. Но глаголы себе на уме! Впрочем, я с ними со всеми справляюсь. Световодозвуконепроницаемость! Вот что я говорю!
— Скажите, пожалуйста, что это такое? — спросила Алиса.
— Вот теперь ты говоришь дело, дитя, — ответил Шалтай, так и сияя от радости. — Я хотел сказать: «Хватит об этом! Скажи-ка мне лучше, что ты будешь делать дальше! Ты ведь не собираешься всю жизнь здесь сидеть!»
— И все это в одном слове? — сказала задумчиво Алиса. — Не слишком ли это много для одного!
— Когда одному слову так достается, я всегда плачу ему сверхурочные, — сказал Шалтай-Болтай.
— Ах, вот как, — заметила Алиса.
Она совсем запуталась и не знала, что и сказать.
— Посмотрела бы ты, как они окружают меня по субботам, — продолжал Шалтай, значительно покачивая головой. — Я всегда сам выдаю им жалованье.
(Алиса не решилась спросить, чем он им платит, поэтому и я ничего не могу об этом сказать.)
— Вы так хорошо объясняете слова, сэр, — сказала Алиса. — Объясните мне, пожалуйста, что значит стихотворение под названием «Бармаглот».
— Прочитай-ка его, — ответил Шалтай. — Я могу тебе объяснить все стихи, какие только были придуманы, и кое-что из тех, которых еще не было!
Это обнадежило Алису, и она начала:
Варкалось. Хливкие шорьки
Пырялись по наве.
И хрюкотали зелюки,
Как мюмзики в мове.
— Что же, хватит для начала! — остановил ее Шалтай. — Здесь трудных слов достаточно! Значит, так: «варкалось» — это четыре часа пополудни, когда пора уже варить обед.
— Понятно, — сказала Алиса, — а «хливкие»?
— «Хливкие» — это хлипкие и ловкие. «Хлипкие» значит то же, что и «хилые». Понимаешь, это слово как бумажник. Раскроешь, а там два отделения! Так и тут — это слово раскладывается на два!
— Да, теперь мне ясно, — заметила задумчиво Алиса. — А «шорьки» кто такие?
— Это помесь хорька, ящерицы и штопора!
— Забавный, должно быть, у них вид!
— Да, с ними не соскучишься! — согласился Шалтай. — А гнезда они вьют в тени солнечных часов. А едят они сыр.
— А что такое «пырялись»?
— Прыгали, ныряли, вертелись!
— А «нава», — сказала Алиса, удивляясь собственной сообразительности. — Это трава под солнечными часами, верно?
— Ну да, конечно! Она называется «нава», потому что простирается немножко направо… немножко налево…
— И немножко назад! — радостно закончила Алиса.
— Совершенно верно! Ну, а «хрюкотали» это хрюкали и хохотали… или, может, летали, не знаю. А «зелюки» это зеленые индюки! Вот тебе еще один бумажник!
— А «мюмзики» — это тоже такие зверьки? — спросила Алиса. — Боюсь, я вас очень затрудняю.
— Нет, это птицы! Бедные! Перья у них растрепаны и торчат по все стороны, будто веник… Ну а насчет «новы» я и сам сомневаюсь. По-моему, это значит «далеко от дома». Смысл тот, что они потерялись. Надеюсь, ты теперь довольна! Где ты слышала такие мудреные вещи?
— Я прочитала их сама в книжке, — ответила Алиса. — А вот Траляля… да, кажется, Траляля, читал мне стихи, так они были гораздо понятнее!
— Что до стихов, — сказал Шалтай и торжественно поднял руку, — я тоже их читаю не хуже других. Если уж на то пошло…
— Ах, нет, пожалуйста, не надо, — торопливо сказала Алиса.
Но он не обратил на ее слова никакого внимания.
— Вещь, которую я сейчас прочитаю, — произнес он, — была написана специально для того, чтобы тебя развлечь.
Алиса поняла, что придется ей его выслушать. Она села и грустно сказала:
— Спасибо.
Зимой, когда белы поля,
Пою, соседей веселя.
— Это так только говорится, — объяснил Шалтай. — Конечно, я совсем не пою.
— Я вижу, — сказала Алиса.
— Если ты видишь, пою я или нет, значит, у тебя очень острое зрение, — ответил Шалтай.
Алиса промолчала.
Весной, когда растет трава,
Мои припомните слова.
— Постараюсь, — сказала Алиса.
А летом ночь короче дня,
И, может, ты поймешь меня.
Глубокой осенью в тиши
Возьми перо и запиши.
— Хорошо, — сказала Алиса. — Если только я к тому времени их не позабуду.
— А ты не можешь помолчать? — спросил Шалтай. — Несешь ерунду — только меня сбиваешь.
В записке к рыбам как-то раз
Я объявил: «Вот мой приказ».
И вскоре (через десять лет)
Я получил от них ответ.
Вот что они писали мне:
«Мы были б рады, но мы не…»
— Боюсь, я не совсем понимаю, — сказала Алиса.
— Дальше будет легче, — ответил Шалтай-Болтай.
Я им послал письмо опять:
«Я вас прошу не возражать!»
Они ответили: «Но, сэр!
У вас, как видно, нет манер!»
Сказал им раз, сказал им два —
Напрасны были все слова.
Я больше вытерпеть не мог.
И вот достал я котелок…
(А сердце — бух, а сердце — стук),
Налил воды, нарезал лук.
Тут Некто из Чужой Земли
Сказал мне: «Рыбки спать легли».
Я отвечал: «Тогда пойди
И этих рыбок разбуди».
Я очень громко говорил,
Кричал я из последних сил.
Шалтай-Болтай прокричал последнюю строчку так громко, что Алиса подумала:
— Не завидую я этому чужестранцу!
Но он был горд и был упрям,
И он сказал: «Какой бедлам!»
Он был упрям и очень горд,
И он воскликнул: «Что за черт!»
Я штопор взял и ватерпас,
Сказал я: «Обойдусь без вас!»
Я волновался неспроста —
Дверь оказалась заперта.
Стучал я в дверь, стучал в окно
И достучался бы я, но…
Наступило долгое молчание.
— И это все? — спросила робко Алиса.
— Да, — сказал Шалтай-Болтай. — Прощай!
Этого Алиса не ожидала, но после такого прозрачного намека оставаться было бы невежливо. Она встала и протянула Шалтаю руку.
— До свидания, — сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал бодро. — Надеюсь, мы еще встретимся.
— Даже если встретимся, я тебя все равно не узнаю, — недовольно проворчал Шалтай и подал ей один палец. — Ты так похожа на всех людей!
— Обычно людей различают по лицам, — заметила задумчиво Алиса.
— Вот я и говорю, — сказал Шалтай-Болтай. — Все на одно лицо: два глаза (и он дважды ткнул большим пальцем в воздухе)… в середине — нос, а под ним — рот. У всех всегда одно и то же! Вот если бы у тебя оба глаза были на одной стороне, а рот на лбу, тогда я, возможно, тебя бы запомнил.
— Но это было бы так некрасиво! — возразила Алиса.
В ответ Шалтай-Болтай только закрыл глаза и сказал:
— Попробуй — увидишь!
Алиса немножко подождала, не скажет ли он еще что-нибудь, но он не открывал глаз и вел себя так, словно ее здесь и не было.
— До свидания, — сказала она снова и, не получив ответа, тихонько пошла прочь.
Она шла и шептала:
— В жизни не встречала такого препротивнейшего…
Она остановилась и громко повторила это слово — оно было такое длинное, что произносить его было необычайно приятно.
— В жизни не встречала такого препротивнейшего…
Но ей не суждено было закончить эту фразу: страшный грохот прокатился по лесу.
В тот же миг по лесу побежала королевская рать — солдаты бежали сначала по двое и по трое, потом десятками и сотнями и, наконец, огромными толпами, так что, казалось, весь лес наполнился ими; Алиса испугалась, как бы ее не затоптали, и, спрятавшись за дерево, смотрела на них.
